Фреон - Сергей Клочков

Сказать ему или нет, что этот субъект — не совсем попутчик, а «страховка» на случай ненайденной аномалии? Или не нужно пока? Фельдшер этот вроде идеалист со взором горящим, не поймёт… а отношения портить перед ходкой не очень хочется — как бы не спелся он с Ересью, и тогда вполне может нарисоваться нехорошая перспектива для сталкера Фреона.

— А… отдельная история. Его, кстати, Ересь зовут. А всё-таки почему со мной идёшь?

— Ладно. — Фельдшер подтянул к себе рюкзак и вытащил оттуда небольшой металлический кейс. — Нужно мне за Периметр это вынести.

— Что там?

— Всё, что успели в Зоне насобирать. Сканы документов, фото, видео, обращения, статистика. Смерти. Короче, подробный срез всего, что тут творится. Несколько съёмных хард-драйвов в защитной упаковке.

— И зачем?

— В связи с новыми порядками потребовалось нашим… партнёрам. Ты же знаешь, мы информацию всегда очень тщательно собирали. Компромат на местных начальничков копили, кино снимали, фотографировали, интересные бумажки временами тырили. Знаешь, всё равно бы сделали так, чтоб тайное явным стало, а уж по чьей милости информация всплывёт, не суть важно. Видишь ли… если проход найдём, треба ведь сделать так, чтоб как можно дольше этот самый выход не был найден всеми прочими заинтересованными пиплами. Вот и надо, брат, важнецкого козыря нашим союзничкам вручить, на всякий пожарный случай. Ну, это мне по крайней мере так наше начальство объяснило. А там видно будет, для чего и почему. «Свобода» попросила — значит надо.

Но что-то погрустнел Фельдшер. Плечи опустил, снова начал катать пустую бутылку.

— Не нравится мне это всё, Фреон. Как по мне, давно бы эту инфу всем… знаешь, абсолютно всем людям показать и рассказать, что здесь на самом деле творится. Ведь врут, дико врут про Зону там, на Большой земле. Ни одной правдивой бумажки за Периметр не уходит, ежу понятно, и никто не знает, сколько здесь народу мрёт. Молчат, гады, или брешут по-чёрному. А это… неправильно. Ведь если бы по-честному, стал бы ты, Фреон, по подвалам ныкаться и на птичьих правах существовать, если бы знало человечество про Зону? Ну, то есть всё знало? Нет, брат… был бы ты тогда большим белым человеком, героем, несущим свет в этот мир, прогресс бы двигал. Уважение, деньги, достойная жизнь, а если повезёт, то и старость. А не как сейчас — всякую мразь кормим, что на смертях сталкеров жиреет год от года, и подыхаем безвестно в грязных канавах. А на этого глянь… Ересь. Знаешь, сколько таких желторотых враньём про Зону соблазнили? Сколько их тут по кустам осталось? Знали бы правду, то разве сунулись бы?

— Правду? Хм… ты всё справедливость хочешь найти, фримен? Чтоб по-честному? Э нет… не так мир устроен, пора бы уже понять, не сопляк, поди. Думаешь, если б узнали правду, всё так вот взяло бы, да и поменялось? Хех… не в правду человек верит, а в сытое брюхо и тёплый угол, да чтоб работать поменьше и послаще жрать. До фонаря им вся твоя истина, я тебе точно говорю, чихать им и на Зону, и на людей, что здесь живут. Ну, пошумят чуть, газетчики подзаработают, может, даже митинг где-нибудь в Европах состоится — людям, в сущности, иногда нужно немного покричать и ногами потопать для самоутверждения. На большее не рассчитывай.

— Хорошего ты мнения о людях, — удивлённо присвистнул Фельдшер.

— Поводов пока не было, чтоб его поменять, — огрызнулся я. — Ты вроде по делу хотел поговорить?

— Лады. Ну, по делу, так по делу. Вот, короче, что мы имеем…

Остатки трапезы были сдвинуты с фанерины, и на неё легла карта Зоны с «новыми» территориями. Глаз привычно отметил Янтарь, Склады, Тёмную долину, странные пометки в «новых» районах, и хоть и видел я такие карты не раз, не переставал поражаться, какой громадной стала нынешняя Зона по сравнению с той, старой.

— В общем, начать, наверно, лучше с Агропрома-2. Там к западу от бывшего НИИ продолжается подземная транспортная ветка… никто далеко не заходил, но здесь и здесь есть хреновины, напоминающие надстройки вентиляционных шахт…

— Забудь. Там всё затоплено.

— Бывал?

— Бывал…

В тоннеле было шумно от непрерывно сыплющихся с потолка капель. Удары множества водяных шариков о бетонные плиты подземной дороги создавали непрерывное, многоголосое эхо, к которому я, правда, уже привык и почти не замечал, вылавливая в этом звонком шуме иные звуки. Потому и запеленговал тихие, шлёпающие шаги и успел выстрелить на звук прежде, чем луч фонаря выхватил бледного, почти полупрозрачного урода.

Нечто перламутрово-белёсое, студенистое, похожее на помесь обезьяны с жабой, открывало беззубую пасть и тянуло ко мне тонкие суставчатые лапки. Из простреленного горба, заменявшего мутанту спину, на размокший бетон выливалась маслянистая зеленоватая жидкость, под кожей сросшихся век шевелились незрячие глаза. Тварь перевернулась на живот и издала звук, похожий на громкую отрыжку, и дальше по коридору низко заурчало, хрюкнуло, и частые шлепки слизистых лапок стихли в одном из узких боковых ответвлений. Этот уродец, да ещё, пожалуй, нечто грязно-белого цвета с непомерно раздутой, словно пузырь, мягкой головой были единственными тварями, встретившимися в этом нескончаемом туннеле, да местами лежали промеж горок прочего хлама аккуратные кучки тонких, словно прутья, ломких костей. Бестолковое подземелье… можно было бы и не ходить. Не то что артефактов, но даже ничего похожего на аномалию не нашлось, хотя последнее обстоятельство скорее радовало, чем огорчало. А так… мокрый бетон всех оттенков серого, весь в пятнах, наплывах, а сверху известковые сосульки на сводчатом потолке. Мелкое стекло от давно упавших на пол ламп дневного света хрустит под ботинком, лужи кругом, рыжая от ржавчины арматура, куски проводов в гнилой изоляции, обросшие плесенью шкафы из ДСП в боковых закутках. И холодно, кстати, ощущение такое, что до самых костей отсырел. Звук капель неуловимо изменился только под вечер, когда уже отмахал под землёй километра четыре, не меньше, а сам туннель заметно пошёл вниз, и оттого, наверное, отдельные лужи, встречавшиеся по пути, стали одной, но большой, от стенки до стенки. И дальше, насколько хватило света мощного фонаря, лужа не кончалась, за-то опускался потолок. Можно было бы пройти, чтоб удостовериться, что туннель действительно затоплен, но там, на самом краю освещенного пространства, стояли люди. По крайней мере мне так показалось вначале… десяток белых, морщинистых тел по пояс в воде, и оловянно блестят в свете фонаря пустые глаза. Неподвижно стоят, даже не шелохнутся, только быстро зевают черными ртами, словно рыбы, выброшенные на берег. Дальше я не пошёл, естественно, а сразу развернулся и обратно, к свету, держа наготове автомат и постоянно оглядываясь. Никто за мной не погнался тогда, не преследовал… но с тех пор по этой секретной транспортной ветке я не ходил, хотя заказы и случались пошукать там потеряный транспорт с боеприпасами.

— Там затопило всё, — добавил я. — И… недоброе место. Не пройдём.

— Ну, ты даёшь, мэн. Недоброе место, скажешь тоже… как будто в Зоне они для человека ласковыми бывают. Тогда что на Янтаре?

— Можно посмотреть. Но видишь, там вряд ли будут выходы в тоннели. Комплекс глубокий, но в целом… компактный, что ли, не находил я ничего такого, чтоб на пути сообщения указывало. Да даже если и есть, караванам далековато придётся ходить. Секретная лаборатория здоровая, это да, но… мне кажется, время потеряем.

— О'кей, как скажешь. Вычёркиваем. Глянь здесь ещё, к западу от Болот. Наши ходили, говорят, бункеры есть и вниз лестницы, но… сам понимаешь, спускаться стрёмно им было, так, на карте отметили — и домой.

— Посмотрим. Там может быть ветка от Городища до бывшего вахтового посёлка, что на «новых» территориях, и дальше на Большую землю где-нибудь в районе Петровского. Но это только предположения. Проверить надо.

— Решено. Завтра туда и намылимся. — Фельдшер сложил карту, зевнул и завалился на диван. Засопел он практически сразу. Немного завидую людям, способным вот так засыпать.

— Слухай, давай чутка тормознём, — негромко попросил Фельдшер, и я обернулся.

— Чего, притомился?

— Да не я. Вон, Философ прихрамывает. Надо бы привал устроить.

Я осмотрелся. Место для остановки было не очень подходящим: широкая, хорошо просматривающаяся луговина с пластами слежавшейся, буроватой осоки, редкие ольховые гнилушки серыми столбами… и под ногами чавкает мутная влага. Западный край Болот… дальше будет ещё веселее. Хорошо, что ботинки «Кольчуги» непромокаемые. Был бы в старом комбинезоне, то воды в обувь уже набрал бы по литру.

— Садись, чудик. — Фельдшер выбрал кочку посуше. — Снимай боты. Тваю налево… слушай, Фреон, ты где эту… Ересь откопал?

Вот уж не думал я, не гадал, что портянки Философ вязать не умеет. Носки-то свои он уже все издырявил, ни одной пары не нашлось, вот и выдал я ему вчера две новенькие портянки, вырезанные из мягких, но прочных подкладок «Покровов». На другое эти костюмы не годились, а так как Хорь их забирать из Бара не стал, то я обеспечил себя хорошим материалом на год вперед. Но представить, что мой «напарничек» такое у себя на ногах накрутит, я не мог. Куски ткани на ступнях были просто завязаны узлами, и естественно, кожа на пятках была стёрта до крови. Всё, приехали.