Я, Хмелевская и труп - Ирина Волкова

– И как меня только угораздило влюбиться в секретного агента, – покачала головой я. – Будь на моем месте Иоанна Хмелевская, она бы визжала от счастья. Но если ты занимаешься наркотиками, то при чем тут Захар и его автомат?

– Я объясню тебе это, но только потом ты расскажешь мне все, что знаешь. Договорились? – спросил колумбиец.

– Договорились, – согласилась я.

– Как я уже упоминал, клуб «Кайпиринья» финансируется Медельинским картелем, – сказал Луис. – Хосе Муньос, управляющий клубом, занимает высокий пост в организации. Мое дело – сбор информации, касающейся сбыта колумбийских наркотиков в России. К сожалению, Муньос крайне осторожен, и я не могу пользоваться стандартными подслушивающими устройствами, поскольку его кабинет несколько раз в день проверяется на наличие «жучков», кроме того, там установлены аппараты, генерирующие помехи при прослушивании. Но тем не менее кое-что интересное мне удалось узнать. У меня есть несколько информаторов, и один из них недавно сообщил мне, что Хосе собирается купить документацию на автомат принципиально новой конструкции, по своим боевым качествам значительно превышающий все известные аналоги.

Производство подобного оружия может дать невероятные прибыли. Только патент подобного автомата может стоить десятки миллионов долларов.

Но прежде чем информировать об этом мое начальство, я решил побольше узнать о сделке, поскольку все это могло оказаться вымыслом. Информатор сказал, что Муньос должен встретиться с Захаром в ресторане «Харакири» и обсудить окончательные условия покупки автомата. Я наблюдал за рестораном, собираясь затем проследить за Захаром. Муньос повез его куда-то на своей машине. Я попытался ехать за ними, но мне приходилось держаться поодаль., чтобы Хосе не заметил слежки, и в конце концов я потерял их. Вот и все, что мне известно. Теперь твоя очередь.

Я достала из сумочки листок, который нашла в кармане рубашки Чайо, и протянула его Луису.

– Но это же характеристики автомата! – воскликнул колумбиец. – Откуда они у тебя?

Я объяснила.

– Странно, – сказал Луис. – Росарио, конечно, был жиголо и бабником, он мухлевал в карты и приторговывал шмотками, но, насколько мне известно, ни к торговле наркотиками, ни к другим сомнительным операциям он не имел никакого отношения. Кажется, ты упоминала, что он воскрес из мертвых, сказав «матаморос», а потом его снова убили. Ты не могла бы рассказать мне все по порядку?

Я вздохнула и изложила всю историю с того момента, как обнаружила в багажнике труп Чайо, не забыв упомянуть и о Захаре.

Колумбиец слушал меня с нарастающим интересом.

– Ты молодец, – заметил он, когда я закончила. – Почти в рекордные сроки выяснила, как труп индейца оказался в твоем багажнике. Из тебя бы вышел хороший полицейский.

– Нет, спасибо, – с чувством оскорбленного достоинства сказала я. – Уж кем я точно не хочу быть, так это полицейским.

– Думаю, Росарио каким-то образом случайно узнал о сделке между Муньосом и Захаром и, возможно, даже похитил документацию на автомат, – задумчиво произнес Луис.

– А слово «матаморос» должно быть ключевым, – подхватила я. – Потому что в бессознательном состоянии или выходя из обморока человек произносит наиболее важные для него слова.

– К сожалению, он имел в виду не мою фамилию, – покачал головой колумбиец. – Скорее всего он даже не знал ее.

– А в клубе «Кайпиринья» есть кто-нибудь еще с фамилией Матаморос? – спросила я.

– Мне такой человек неизвестен, – ответил Луис.

– А что если мы съездим к бабе Гафе, у которой снимал комнату Росарио? – предложила я. – Вчера мы с Аделой были там совсем недолго и ничего не успели узнать. Вдруг Чайо упоминал слово «матаморос» в разговоре с бабой Гафой? А если повезет, то, может, и комнату осмотрим, хотя милиция и опечатала ее.

– Странно, что тебе не нравится работа в полиции, – усмехнулся колумбиец.

Открывшая дверь баба Гафа на сей раз не сморкалась в клетчатый платок. Ее глаза были красными, словно она недавно плакала.

– Здравствуйте, баба Гафа, – сказала я. – Я знакомая Чайо. Может, вы помните, вчера я была у вас вместе с Аделой. А это Луис, мой жених. Он тоже хорошо знал Чайо. Можно мы зайдем к вам поговорить?

– Как же, внученька, тебя не помнить, – запричитала баба Гафа. – Помню, еще как помню, а уж Чайю-то нашего никогда позабыть не смогу. Как подумаю, что убили беднягу, так и плачу, плачу. Проходите на кухню, гости дорогие, уж я вам чайку заварю.

Мы осторожно уселись на угрожающе поскрипывавшие рассохшиеся деревянные стулья в крохотной кухне, а Агафья Прокопьевна захлопотала по хозяйству.

– Я вам индийский чай заварю, со слоном, – торжественно сообщила баба Гафа. – Я его на праздники берегу да для гостей дорогих. А уж для друзей моего Чайю-то ничего не жалко.

Бабка, кряхтя, взгромоздилась на табуретку и заглянула на верхнюю полку шкафчика.

– Ой! – всплеснула руками она. – Что это? Коробочка какая-то, и написано на ей по-иностранному. Вчера утром коробочки-то точно не было, я, прежде чем к Дуньке пойти, порядок наводила.

– Можно посмотреть? – поднялся с места Луис.

Я тоже вскочила и приняла из рук бабы Гафы оранжево-зеленую почти невесомую картонную коробочку.

– «Матаморос», – прочитала я. – Так это же травяной чай в пакетиках!

– Видно, Чайю мне вчера перед смертью подарок сделал, – снова запричитала Агафья Прокофьевна. – Он меня всегда разным чайком баловал. Небось вчера аккурат перед уходом его мне в шкафчик сунул, а я, старая, даже не поблагодарила его. Теперь уж и не поблагодарю, упокой Господь душу его!

Баба Гафа полезла в карман, извлекла хорошо знакомый мне клетчатый платок и шумно высморкалась.

– Матаморос! – многозначительно сказала я. – Опять матаморос!

Луис забрал у меня упаковку и, аккуратно открыв крышку, высыпал содержимое на кухонный стол. К моему глубокому разочарованию, кроме пакетиков с чаем, там ничего не оказалось.

Колумбиец взял один из пакетиков и понюхал его.

– Действительно чай, – разочарованно сказал он.

– А ты думал, наркотики? – усмехнулась я.

Луис внимательно осмотрел коробку, которая осталась у него в руках, и, снова открыв крышку, издал возглас удивления.

– Смотри! На дне коробки! – воскликнул он.

Я выхватила коробку у него из рук. Любопытная баба Гафа, оставив платок, тоже сунула нос внутрь.

– Чайю писал! Точно Чайю! У него хлумастер такой светящийся есть! – взволнованно воскликнула баба Гафа.

– Фломастер, – механически поправила я.

– И что бы это могло означать? – поинтересовался Луис.

На дне коробки толстым красным флюоресцирующим фломастером были аккуратно выведены три буквы: ФСБ.

– Федеральная служба безопасности, – предположила я.

– Не, – замахала руками баба Гафа. – Какая еще хведеральная служба?

– А что это, по-вашему? – спросила я.

– Как что? – удивилась моей непонятливости Агафья Прокопьевна. – Тут же ясно написано: фе-се-бе. Фонарь святого Бени.

– Фонарь святого Бени? – переспросила я. – Это что, какая-то местная достопримечательность?

– А вы что, нашего Беню не знаете? – всплеснула руками баба Гафа. – Дык его все тут знают. Наш местный дурачок. Блаженный. Юродивый. Как напьется, так фонарь во дворе обнимет и кричит, что по фонарю на небо залезет и там святым станет. Вот его и прозвали «святым Беней», а дворовый фонарь – «фонарем святого Бени», сокращенно фе-се-бе. Наши алкаши так и говорят: «пойдем под фе-се-бе посидим, пузырек раздавим»!

– Вы не могли бы показать нам этот фонарь? – попросил Луис.

– Конечно, покажу, – охотно согласилась Агафья Прокопьевна.

Действительно между детской площадкой и покосившимся столом, на котором мужики «забивали козла», стоял фонарь с бетонным основанием, украшенным странными подтеками.

Их происхождение было нетрудно определить по слабому, но устойчивому запаху мочи. Я задумалась о том, чья это моча – собак или святого Бени.

Луис обошел вокруг фонаря, а затем, присев на корточки, стал ощупывать его.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Я нашел трещину, – ответил колумбиец. – Внутри фонаря есть небольшая полость. Принеси мне, пожалуйста, тоненькую палочку или проволочку. Я хочу пошарить там.

Оглянувшись по сторонам, я обнаружила в углу двора куст сирени, отломила от него веточку и принесла Луису.

– Там какие-то бумаги, – сосредоточенно пошарив веточкой в трещине, сказал колумбиец. – Сейчас я их вытащу.

Полминуты спустя он извлек из «фонаря святого Бени» несколько сложенных вчетверо изрядно помятых листков бумаги. Мы с бабой Гафой, сгорая от любопытства, чуть не стукнулись лбами, пытаясь прочитать, что там написано.

– А писано-то не по-нашему, – разочарованно протянула Агафья Прокопьевна. – Но рука Чайю, уж я-то знаю его почерк. С того света, родимый, письмецо прислал!