Кто нашел, берет себе - Стивен Кинг

В 2004 году Моррис написал свое лучшее письмо. Он переписывал его четыре раза и удовлетворился только пятым вариантом. Адресовалось письмо Коре Энн Хупер. В нем говорилось, что угрызения совести мучают его постоянно, и он обещает в случае условно-досрочного освобождения провести остаток дней, искупая единственное свое насильственное деяние, которое совершил в период полного отключения сознания, вызванного алкоголем.

«Четыре раза в неделю я хожу на собрания Анонимных алкоголиков, – писал Моррис, – и теперь являюсь наставником пятерых отказавшихся от вредной привычки алкоголиков и наркоманов. Я продолжу эту деятельность и вне тюрьмы, в реабилитационном центре Святого Патрика. Моя душа проснулась, мисс Хупер, и я принял Иисуса в свою жизнь. Вы поймете, как это важно, потому что – и я это знаю – считаете Иисуса своим личным Спасителем. «Прости нам грехи наши, – говорил Он, – ибо и мы прощаем всякому должнику нашему». Не соблаговолите ли Вы простить мне мои грехи? Я уже не тот человек, который причинил Вам столько боли при нашей первой встрече. Моя душа переродилась. Я молюсь, чтобы мое письмо не оставило Вас равнодушной».

Десять дней спустя он получил отклик на свою молитву. Обратный адрес отсутствовал, но на клапане конверта были аккуратные инициалы и фамилия: «К. Э. Хупер». Ему даже не пришлось вскрывать конверт: об этом позаботился какой-то вертухай в канцелярии, которому велели проверять почту заключенных. В конверте лежал листок почтовой бумаги. В правом верхнем углу и левом нижнем пушистые котята играли с серыми мотками ниток. Ответ состоял из одной фразы по центру листка: «Надеюсь, ты там и сдохнешь».

Сука появилась на заседании комиссии на следующий год, теперь уже в компрессионных колготках, с лодыжками, нависающими над туфлями на низком каблуке. Она напоминала ожиревшую мстительную ласточку, вернувшуюся в тюремный аналог Капистрано[11]. Вновь рассказала свою историю, и Моррису в очередной раз отказали в условно-досрочном освобождении. Теперь он являл собой идеального заключенного, поэтому на зеленом листе осталась только одна причина: Жертва заявляет, что продолжает страдать.

Моррис заверил себя, что дерьмо ни хрена не значит, и вернулся в камеру. Не совсем апартаменты пентхауса, всего лишь клетушка шесть на восемь футов, но с книгами. Книги позволяли сбегать из тюрьмы. Книги означали свободу. Он лежал на койке, представляя себе, какими приятными будут пятнадцать минут наедине с Корой Энн Хупер и электромолотком.

Моррис теперь работал в библиотеке, и жизнь его разительно изменилась к лучшему. Администрацию не слишком волновало, как он тратит свой жалкий бюджет, и Моррис без проблем подписался на информационный бюллетень «Американский библиограф». Он также получал каталоги магазинов редких изданий, которые рассылались бесплатно. Книги Джона Ротстайна часто выставлялись на продажу, причем цены постоянно росли. Моррис обнаружил, что следит за ценами с таким же интересом, с каким другие заключенные следили за успехами любимых спортивных команд. Стоимость книг большинства писателей падала после их смерти, но у некоторых счастливчиков шла вверх. Ротстайн входил в их число. Время от времени книги с его автографом мелькали в каталогах. В «Рождественском каталоге Баумана» экземпляр «Бегуна» с дарственной надписью Харпер Ли предлагался за семнадцать тысяч долларов.

Сидя в тюрьме, Моррис регулярно просматривал городские газеты, а позже, следуя достижениям технического прогресса, привнесенным двадцать первым столетием, – различные городские сайты. Участок земли между Сикомор– и Берч-стрит так и остался неосвоенным, спасибо бесконечной судебной тяжбе, и Моррису это очень нравилось. Рано или поздно он выйдет из тюрьмы, и сундук будет ждать его на прежнем месте, плотно оплетенный корнями растущего над откосом дерева. Астрономическая цена записных книжек значила для него все меньше и меньше.

Когда-то он был юным и, наверное, наслаждался бы теми радостями, за которыми гонялись молодые люди с сильными ногами и звенящими яйцами: путешествиями и женщинами, автомобилями и женщинами, большими домами, как в Шугар-Хайтс, и женщинами. Теперь он редко мечтал о подобном, а последняя женщина, с которой он занимался сексом, превратилась в главное препятствие на пути к свободе. Ирония сложившейся ситуации не укрылась от него, но он не возмущался. Жизнь шла мимо, терялись стремительность, и зоркость, и запал, но литература была вечной, и она ждала его: рукописи, которые видели только глаза их создателя. И если он сможет взглянуть на эти рукописи лишь тогда, когда ему исполнится семьдесят, так тому и быть. В сундуке лежали и деньги, эти конверты с купюрами. Не слишком внушительное состояние, даже по прежним меркам, но все-таки неплохая заначка.

«Мне есть ради чего жить, – говорил он себе. – А сколько здешних обитателей могли сказать такое, особенно после того, как их зад обвисал, а член вставал лишь тогда, когда хотелось отлить?»

Моррис несколько раз писал Энди Холлидею, у которого уже появился книжный магазин: Моррис узнал об этом из информационного бюллетеня «Американский библиограф». Он также знал, что его давний друг однажды попал в передрягу, попытавшись продать украденный сигнальный экземпляр самой известной книги Джеймса Эйджи, но сумел выкрутиться. О чем Моррис сожалел. Ему хотелось бы увидеть этого благоухающего одеколоном гомика в Уэйнесвилле. Здесь хватало скверных парней, которые с удовольствием воздали бы Энди по заслугам за Морриса Беллами. Однако мечтать не вредно. При самом худшем раскладе Энди отправили бы в загородный клуб у западной границы штата, где отбывали срок проворовавшиеся «белые воротнички».

Ни на одно из писем Морриса Энди не ответил.

В 2010 году его персональная ласточка снова вернулась в Капистрано, вновь в черном костюме, словно на собственные похороны. Ждать которых осталось недолго, если она в самом скором времени не похудеет, желчно подумал Моррис. Жирные щеки Коры Энн Хупер свисали до шеи, глаза прятались в складках жира, кожа приобрела землистый оттенок. Черная сумка уступила место синей, но в остальном ничего не изменилось. Кошмары! Психотерапия! Жизнь, порушенная ужасным монстром, который набросился на нее тем вечером! И так далее, и так далее, бла-бла-бла.

Неужели ты так и не можешь переступить через это чертово изнасилование? – думал Моррис. – Неужели не можешь двинуться дальше?

Моррис вернулся в камеру, твердя себе: Дерьмо ни хрена не значит. Это гребаное дерьмо ни хрена не значит.

В тот год ему исполнилось пятьдесят пять.

Одним мартовским днем 2014 года тюремный надзиратель пришел в библиотеку за Моррисом, который сидел за столом, в третий раз перечитывая «Американскую пастораль» (по мнению Морриса, лучший роман Филипа Рота). Надзиратель сказал, что его ждут в административном крыле.

– Зачем? – спросил Моррис, поднимаясь из-за стола. Приглашение в административное крыло не сулило ничего хорошего. Обычно там ждали копы, требовавшие, чтобы ты кого-то сдал, и обещавшие самые страшные кары за отказ сотрудничать.

– Комиссия по условно-досрочному.

– Нет, – возразил Моррис. – Это ошибка. Никто не будет рассматривать мое дело до следующего года.

– Я делаю только то, что мне говорят, – пожал плечами надзиратель. – Если не хочешь получить от меня взыскание, найди кого-нибудь, кто тебя подменит, а сам выметайся отсюда.

Комиссия – на этот раз трое мужчин и три женщины – заседала в конференц-зале. Филип Даунс, юрист комиссии, был седьмым. Он зачитал письмо Коры Энн Хупер. Удивительное письмо. У суки обнаружили рак. Эта новость была приятной, но за ней последовала вторая, даже лучше. Кора Энн Хупер уже не возражала против условно-досрочного освобождения Морриса Беллами. И сожалела, что так долго настаивала на своем. Даунс зачитал еще одно письмо, из Центра культуры и искусств Среднего Запада, более известного в городе как ЦКИ. Там брали на работу многих досрочно освобожденных заключенных Уэйнесвилла. ЦКИ предлагал Моррису Беллами неполный рабочий день в должности канцелярского служащего и оператора ПК начиная с мая. Если к тому времени он выйдет на свободу.

– Учитывая ваше примерное поведение в течение последних тридцати пяти лет и письмо мисс Хупер, – сказал Даунс, – я счел возможным поднять вопрос о вашем досрочном освобождении на год раньше положенного срока. Мисс Хупер сообщает нам, что жить ей осталось недолго, и я уверен, что она хочет закрыть эту тему. – Он повернулся к членам комиссии: – Что скажете, дамы и господа?

Моррис уже знал, что скажут дамы и господа. Иначе его сюда бы не привели. Все шесть членов комиссии проголосовали за условно-досрочное освобождение.