Расплата. Цена дружбы - Ярослав Зуев

– Сука, что я тебе надо?! – крикнул он. Не рассчитывая, что она услышит, а, скорее от отчаяния. Однако, она ответила:

– Из-за тебя умер мой отец.

– Из-за меня?! – взвился Вовка. – Ты, шалава конченная, да я его вообще блин не знал!

– Из-за тебя. Из-за таких, как ты! – она продолжала наступать?

– Каких, таких, звезда?! – от крика у него запершило в горле, и он закашлялся. Его просто скрутило пополам, и он ничего не мог с этим поделать.

– Из-за бандитов! – это были ее последние слова, после которых она кинулась на Вовку. Он упал. Ее гнусные ногти оцарапали ему шею, и места порезов обожгло огнем. Вода через нос ворвалась в глотку, она чувствовала себя там, как дома.

– Пусти, пусти, сука, пусти!

– Я сейчас как дам суку! – сказал Протасов, появляясь в его поле зрения. Первые несколько секунд Волына продолжал пребывать в прострации. Возможно, это состояние затянулось бы, если бы Валерий не встряхнул его, как старую куклу. Только после этого в затуманенное кошмаром сознание Вовчика вползло понимание, что он находится в кровати.

– Кошмар? – вопрос Протасова скорее прозвучал утверждением. Или, по крайней мере, риторически. Валерий выглядел человеком, которого вытащили из постели посреди глубокого сна. Так, скорее всего, и было.

– Кошмар, не то слово, зема, – сказал Вовчик сипло. – Попить дай. В горле першит.

Вместо того, чтобы возмутиться по своему обыкновению, Протасов нагнулся за трехлитровой банкой, которую они еще вечером набрали из колодца. Перед тем, как сели замывать обнову – купленную у местных Ментов желтую тройку. Теперь воды там оставалось не больше половины. Валерка выхлебал еще с пол-литра, прежде чем протянул банку Вовчику. Волына жадно приник губами к стеклянному ободку.

– Сушит? – сказал Валерий. Волына, глотая, кивнул.

– Сколько времени? – спросил он, напившись досыта.

– Пять пятнадцать, – Протасов посмотрел на часы. Вовка несколько минут молчал.

– Гляди, как складывается, зема, – произнес он наконец.

– Что, Вовка?

– В пять я забежал в комнату. Потом эти монстры гребаные. Жанна, и этот второй, в тюбетейке. Еще пять минут мы дверь баррикадировали. Потом по коридору шли. До озера.

Пока Вовчик перечислял события, случившиеся с ним во сне, лицо Протасова вытягивалось. Вовка этого не заметил, потому что был поглощен собственными переживаниями, которые во сне ничуть не уступают настоящим. Он бы продолжал говорить, если бы Валерий не сжал ему запястье.

– Ты видел гиблое озеро с «УАЗиком», из которого скелеты вылезли?!

– А? – Волына в недоумении смотрел на приятеля. – Откуда ты знаешь, зема?

– От верблюда, Вовка. Мы с тобой, блин, один и тот же сон видели.

– Этого не может быть, зема.

– Может, е-мое, если это так. На тебя еще чучело напало, вроде Ирки, только зеленого цвета. И притопило, в самом озере…

– А ты сбежал, – перебил Волына.

– Сбежал, – краснея, подтвердил Протасов.

– Как же так, зема? – Вовчик не мог поверить в такое совпадение. Оно казалось ему неслыханным.

– А это не совпадение, брат.

– А что тогда?

– Не знаю, – мрачно сказал Протасов. – Я знаю только, что свалить хочу, из этой дыры сраной.

– Может, это водка паленая виновата, которую мы за покупку бахнули?

– Галлюциноген?

– Чего, зема?

– Ничего. Давай, Вовка, спать. Рано еще.

– Но… – начал Волына.

– Никаких, но, – оборвал прения Протасов. – Мне к Ольге с утра. Давай хотя бы часок покемарим. Мне, блин, вечером, свекровь ее охмурять. Я в паронормальных приколах не волоку. Так что давай, Вовчик, капусты нарубим, и будем отсюда когти рвать. Хватит, блин, и скелетов, и прочей, в натуре пурги, е-мое. – Решительно развернувшись к стене носом, Протасов вдобавок еще и натянул одеяло на голову. Как ни странно, вскоре он снова спал. Волына же до утра не сомкнул глаз. Он лежал в кровати, буравя глазами обшарпанный потолок, и боясь даже думать о сне. Ведь кошмары имеют обыкновение повторяться.

воскресенье 6 марта 1994-го года. После полудня

Как и был обещано, в воскресенье Протасов заехал на Харьковский массив. Ольга открыла двери. Короткая юбка до колен и яркий кухонный передник, надетые на тренершу, привели Валерия в игривое настроение. Он даже отметил про себя, что чем дальше оказывается от Пустоши, тем свободней ему дышать, и, соответственно этому, лучше дела с эрекцией.

– Проходи на кухню, – ласково предложила Олька. В квартире царили запахи сдобы, от которых у Валерия потекли слюни. Следуя за экс-женой, он не сдержался, и ущипнул ее за ягодицу.

– Может, это? – скромно предложил Валерий, протягивая руки к переднику.

– Валера! – лицо тренерши залила краска. – Богдасик на кухне. Мы математикой занимаемся. Вчера классная руководительница звонила. Говорит, надо подтянуть.

За кухонным столом с видом прикованного к галере раба сгорбился Богдасик. Перед мальчуганом лежал открытый учебник и испещренная примерами тетрадь.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался пацан.

– Сочувствую, – искренне сказал Протасов, с содроганием глядя на вычисления.

– Если ты с Богдашей позанимаешься, я как раз с готовкой управлюсь.

Только теперь Протасов разглядел пятна муки на переднике Ольги. В духовке дозревали весьма привлекательные на вид булочки, которые Протасов по невежеству окрестил пончиками.

– Пожалуйста, Валерочка. А то я совсем зашиваюсь.

Поскольку Нина Григорьевна звала к семи, они покинули квартиру около шести вечера. Ольга к тому времени покончила с заварными, Протасов ошалел от математики, а Богдасик убедился, что слова классной о двоечниках, которым за безграмотность и небрежение учебой потом в жизни платить и платить, не стоит принимать близко к сердцу. Живут люди, как выяснилось, и без алгебры. И комфортно себя чувствуют.

Во дворе Протасов сразу направился к ярко желтой «Ладе», припаркованной у самого парадного. Двери с правой стороны были тусклого черного цвета. Лобовое стекло казалось дымчатым из-за трещин. Левая фара отсутствовала. Как, впрочем, и рисунок протектора на колесах. Диски испещрили потеки ржавчины, кое-где перебравшиеся на кузов. В общем, когда карета Золушки обратилась обратно тыквой, сказочная героиня испытала те же чувства, что и слегка опешившая Ольга.

– Валера, где ты ЭТО взял?

– Что это? – ощерился Протасов.

– Ну, корыто…

– Не корыто, а автомобиль «ВАЗ 2103». – Он помог жене втиснуться на переднее сидение. – Что, к хорошему быстро привыкаешь, да, малая? У меня бригадир на этом «Жигуленке» ездит. Вот, взял покататься. Чтоб твою антисемитку не нервировать. Против «Жигулей» твоя Нина не будет возбухать?

– Надеюсь, что нет, – сказала Олька, разыскивая место для ног. Ноги были длинными, и не желали умещаться в предназначенной для них нише.

– Значит, заметано, – кивнул Валерий.

В семь часов вечера, как и было уговорено, Протасов заехал во двор дома на углу Михайловской и Свердлова, выбрался наружу и оглушительно хлопнул дверью. По-другому она закрываться не желала. В иномарке неподалеку немедленно сработала сигнализация. Обогнув капот, он галантно подал экс-жене руку. В строгом двубортном костюме и плаще до пят Валерий выглядел преуспевающим денди. Прикид обязывал к соответствующим манерам.

– Мадам, – вежливо сказал Протасов. Зардевшаяся от удовольствия Ольга не спеша выбралась из машины.

– Валерочка, ты просто суппер.

– А ничего местечко, – присвистнул Валерий, когда они заходили под высокую арку. Внутренний дворик был аккуратен и чист. Повсюду горели фонари. – Заповедник для мажоров, е-мое. Жирно. Хата, небось, кусков на пятьдесят тянет.

Парадное оказалось на коде. В холле Валерий обнаружил расставленные повсюду горшки с какими-то диковинными цветами, навевающими мысли о ламбаде, тропиках и потных мулатках.

– Не воруют? – на ходу бросил Протасов. Ольга надавила оплавленную кнопку лифта (тут ничего не поделаешь, жженые кнопки – национальная эпидемия) и кабина, находившаяся где-то наверху, немедленно пришла в движение. Лифт поехал вниз, а противовес, как и полагается, наверх.

– Цивилизация… – протянул Протасов. – У матросов нет вопросов.

Они с Ольгой заранее договорились не обнародовать общее прошлое, выдав Валерия за старинного приятеля, однокашника по инфизу. И, не более того.

– А то знаешь, неизвестно, что ей в голову взбредет.

– Понял, не дурак, – буркнул Протасов.

Ольга позвонила в дверь, большую, как крыло самолета. В ответ щелкнули отодвигаемые замки и на пороге возникла Нина Григорьевна, про которую Валерий достаточно много слышал.

– С Днем Рождения! – громко сказал Протасов, борясь с определенным дисбалансом, возникающим всякий раз, когда мысленный стереотип входит в противоречие со зрительным образом. Нина оказалась моложавой и весьма привлекательной женщиной, какой бы сам Валерий с легким сердцем дал лет 40–45 от силы, хорошо сложенной, с русыми, не без рыжинки волосами и проницательными карими глазами, широко расставленными на скуластом лице, придававшем ей некий пикантный восточный колорит. У славян частенько скуластые лица, напоминающие о трехсот летнем монголо-татарском иге. Нос у Нины Григорьевны был картошкой, но все еще смотрелся довольно мило, вопреки не девичьему возрасту. Портрет хозяйки довершал ярко красный спортивный костюм, показавшийся Протасову совершенно не к месту. Он даже невольно подумал о какой-нибудь спасательной операции в исполнении американской службы «911». Впрочем, костюм подчеркивал фигуру, которую, по мнению Протасова, глупо было скрывать. «Вот тебе и стараякарга», – сказал сам себе Протасов, неловко топчась на месте.