Два мира - Эльза Вернер

— Да, ее имения находились близ русской границы, и владельцы жили там только летом. Через полгода после смерти моей матери отец получил место в равенсбергском лесничестве. Случись это раньше, моя мать, может быть, прожила бы дольше.

Сказав это, Зигварт подошел к столу, на котором госпожа Герольд устанавливала фотографию молодой, очень красивой женщины, но в ее лице ясно читалось страдание, а большие темные глаза смотрели с выражением глубокой скорби.

— Милое личико, — сказала старушка, — но слишком грустное и слишком нежное для той жизни, какую она вела. Мне хотелось бы знать, как она вышла замуж? Старший лесничий был хороший, честный человек, но немного грубоват и не прочь выпить и поиграть в карты. Вы совершенно непохожи на свою мать, да и на отца тоже, сентиментальности в вас нет совсем, но вы относитесь к этому портрету просто с каким-то обожанием.

Зигварт улыбнулся, но ответил довольно резко:

— У каждого человека должно быть что-нибудь, к чему он чувствовал бы привязанность, а ведь я один-одинешенек на белом свете. Когда видишь, как все идет вкривь и вкось, идеалы попираются ногами, вера исчезает, то хочешь иметь что-нибудь, что оставалось бы в душе недосягаемой святыней, служило бы религией, которую никто не смеет трогать. Мне, по крайней мере, это необходимо. И такой святыней для меня является память матери. Все, что было в моем детстве чистого и прекрасного, связано с воспоминанием о ней, и никто не может ни отнять его у меня, ни запятнать, потому что она умерла.

Герольд одобрительно кивнула головой, находя похвальной эту сыновнюю преданность.

— Именно так, — сказала она: — «Чти отца своего и мать свою, — хорошо тебе будет и долго жить будешь на земле» — говорится в заповеди. Ну вот, я и прибрала у вас все! До свиданья!

Архитектор слегка кивнул головой. Он все еще стоял перед портретом и смотрел на него, погруженный в воспоминания. Вопрос, заданный ему хозяйкой, казался ему неразрешимой загадкой. Как могла его мать выйти замуж за такого человека, каким был старый лесничий Равенсберга? Разве это нежное, невинное существо подходило грубому охотнику, едва умевшему писать и читать и ничего не знавшему, кроме своих лесов и всего, что касалось охоты?

Как ни был молод Герман, когда умерла его мать, он уже понимал, что по образованию она стояла неизмеримо выше отца. Она учила своего мальчика сама, чтобы не расставаться с ним, так как лесничество находилось в глуши, и до ближайшей польской деревушки был целый час ходьбы. Ей он был обязан знанием французского и английского языков, которыми она занималась с ним, сначала шутя, а потом серьезно. Позднее, в школе, его товарищи разинули рты от удивления, что десятилетний мальчик говорит на трех языках и вообще знает гораздо больше них.

Может быть, причиной этого неравного брака было желание обеспечить себя? Его мать была совершенно одинокой сиротой. Может быть, ей просто захотелось иметь свой дом, мужа и детей, а муж по-своему очень хорошо относился к ней. Но она казалась принадлежащей к совершенно другому миру, была молода и хороша, при таких данных не прибегают к браку, чтобы только обеспечить себя. Теперь Герман понимал, что неравный брак стал причиной ее смерти. Как часто задумывался он над этим «почему» и не находил на него ответа!

Громкий стук в дверь прервал его размышления. Это был лесничий из Графенау с крепом на рукаве. Он дружил еще с покойным отцом Зигварта, часто заходил в равенсбергское лесничество, и Герман рос на его глазах. Он и теперь, приезжая в город, каждый раз навещал архитектора, да и Герман не раз заходил в «Совиное гнездо». Зигварт знал барона Гельфенштейна и его внучку и теперь выразил свое соболезнование по поводу горя, постигшего старого лесничего.

— Да, это случилось раньше, чем мы ожидали. Мой бедный старый барин заснул совсем тихо. Похоронили его как настоящего принца. Съехались все соседи, а господин коммерции советник с супругой принимали их в Графенау. Последнего Гельфенштейна похоронили в склепе его предков. Граф Равенсберг умеет устроить все как подобает. Похороны были великолепны, и сам граф шел за гробом под руку с баронессой Траудль. Она, бедная, совсем убита горем.

— Ну, в семнадцать лет с таким горем скоро справляются, — сказал Зигварт. — Что, теперь она в доме графа Равенсберга, под его опекой?

— Ей-то хотелось бы иметь другую опеку, — проворчал лесничий. — По этому поводу я и пришел к вам, Герман, ведь вы дружите с поручиком Гунтрамом. Он мне довольно часто говорил про вас.

— Да, мы были друзьями, и я знаю, что он часто бывал в «Совином гнезде», — ответил Зигварт отвернувшись.

— Он влюбился в мою баронессочку, — продолжал между тем Гофштетер, — и по всем правилам обручился с ней. Поручик собирался поговорить об этом со своим отцом, а потом и с нашим старым барином. Это было всего за два дня до смерти господина барона, а на следующий день я вдруг вижу — баронессочка в горьких слезах. Она получила письмо из Графенау. Там было ясно написано, что господин поручик не имеет права жениться, возвращает невесте ее слово и уезжает с отцом, так как в его жизни случилась страшная катастрофа, уничтожающая все его надежды, все его будущее. Дальше он просил баронессочку забыть его, прощался с ней навсегда и так далее… ну, что всегда говорится в таких случаях. Что же мне теперь прикажете делать?

Зигварт молчал. Он не знал о любви Адальберта к Траудль, да и не относился к ней как к взрослой. Значит, его бедному другу пришлось перенести еще и это горе!

— Слава Богу, что мой старый барин уже ничего не мог узнать об этой истории, — продолжал Гофштетер, — жизнь в нем уже едва-едва теплилась, а на следующее утро он заснул навсегда. Поднялись суета и возня. Приехал граф Равенсберг со своим сыном, начались хлопоты с похоронами, а баронессу Траудль увезли в Равенсберг. Я лишь теперь пришел в себя и вот хочу спросить у вас по чести и совести, ведь вы давно знаете поручика: кто он — негодяй или нет?

— Нет, Адальберт не негодяй, — серьезно возразил Герман. — Он написал правду, я знаю, что в его жизни случилось действительно нечто тяжелое, но он в этом не виноват.

— Я тоже не мог себе представить, чтобы он разыгрывал комедию. А теперь расскажите мне, что, собственно, случилось.

— Я не имею права рассказывать, если Адальберт сам умалчивает о случившемся. Он сам еще не знает, чем все кончится, необходимо переждать некоторое время. Теперь ему ничего не оставалось как отступить, и я на его месте сделал бы то же самое.

— Черт возьми! — сердито крикнул Гофштетер. — Господин поручик просто-напросто исчезает, а моя баронессочка выплакала с горя глаза и уже поговаривает о смерти. Этого я не могу допустить! Вы должны все сказать мне!