Возмездие - Нуребэк Элизабет

— Например?

— Не знаю. О тебе так много всего рассказывают, но, подозреваю, даже половина из этого неправда.

Адриана смеется:

— Что ты имеешь в виду? Что я убираю тех, кто меня раздражает? Мысль привлекательная, но это ты можешь смело отбросить как небылицу.

— Какое счастье, — отвечаю я.

— Однако были причины, по которым меня засадили под замок.

— Именно поэтому — если бы ты могла вернуться назад и этого не делать?

— Выбор не всегда за нами, — отвечает Адриана, закладывая за ухо седую прядь. Существуют обстоятельства, на которые мы не можем повлиять, одно тянет за собой другое, и нам приходится принимать определенные решения. Иногда мы просто-напросто поступаем так, как должны были поступить в той ситуации.

— Ты не производишь впечатление человека, ставшего жертвой обстоятельств.

— Но разве это роль жертвы? Иногда это способ снова вернуть себе контроль.

— Тебя осудили за подстрекательство к убийству, — говорю я, подтягивая под себя ноги. — Что произошло?

— Он пытался меня обмануть. Он тоже мог бы поступить иначе, но этого не сделал. Так кто выбирал, он или я?

Она пожимает плечами.

— Стало быть, ты хочешь сказать, что если Симон изменил мне, то выбрал собственную смерть? И это освобождает меня от угрызений совести.

— Разве я это сказала? — задумчиво спрашивает Адриана. — Я просто не верю, что имеет смысл без конца размышлять над одним и тем же. Или над тем, от чего наша жизнь могла бы стать иной.

— Я тоже бросила это занятие, — отвечаю я. — Пока не произошел тот случай, когда меня почти убила Анна. Тут все началось снова.

— Ну и что тебе это дает?

— Ничего. Я помню не больше, чем раньше.

Вид у Адрианы уставший, и я спрашиваю, не хочет ли она лечь. Прислонившись головой к стене, она закрывает глаза, и мне уже начинает казаться, что она заснула, когда она, в точности как Микаэла, спрашивает меня, зачем я пригласила на вечеринку Симона. Ведь я собиралась с ним разводиться и завела отношения с Алексом.

Прежде чем ответить, я какое-то время размышляю. Говорю, что надеялась — мы с Симоном все же сможем остаться друзьями. Хотя мы и пережили кризис, у нас было совместное прошлое, его нельзя просто взять и выкинуть. Неужели это так сложно понять?

Адриана открывает глаза и смотрит на меня:

— Раньше у тебя это звучало так, словно любовью всей твоей жизни был Алекс.

— Да, так и было.

— Ты когда-нибудь размышляла над тем, как он отнесся к тому, что Симон приехал на твою вечеринку?

Мне шесть лет, я сижу в артистическом автобусе и ем из миски хлопья с молоком — такие сладкие, которые нам на самом деле не следовало покупать, когда мама выбегает ко мне, пританцовывая, в одном нижнем белье и с розовым боа из перьев вокруг шеи.

— Мужчины — народ непредсказуемый, — произносит она. — Помни об этом, моя Солнечная девочка.

Я отвечаю, что не понимаю, о чем она говорит. И что я еще слишком мала для этого.

Мама смеется и делает пируэт.

— Следи за тем, чтобы они были у тебя на крючке. Привлекай их, очаровывай, не спеши давать то, чего они хотят. Одно ясно — если ты хочешь привлечь внимание кого-то, обеспечь конкуренцию. Чтобы поддерживать интерес, женщина должна быть мистической и привлекательной, все должны хотеть ее.

Мама снова крутится вокруг себя, размахивая своим боа. Подмигивая мне, она говорит, что именно когда мужчины не знают, чего от нас ждать, они не могут от нас отлепиться.

Включив музыку громче, она ставит меня на стол, и мы с ней танцуем, пока миска с молоком и хлопьями не переворачивается на диван.

После развода с папой мама ни с кем не сходилась всерьез, переходя от одного краткого романа к другому. Большой любви она не переживала, но у нее было много друзей. Она обладала такой харизмой и привлекательностью, что, вероятно, оставляла после себя огромную пустоту, когда переводила внимание на что-то другое или кого-то другого. Случалось, мне приходилось просить поникших мужчин оставить нас в покое, когда у нее не было на них времени.

Пыталась ли я поступать как мама? Использовать Алекса, чтобы показать Симону, что я по-прежнему привлекательна? Чтобы он вернулся ко мне на коленях?

Нет, все было не так. Я полюбила Алекса таким, какой он был. Мы чудесно проводили вместе время, он любил меня.

Но чем чаще я это повторяю, тем больше это звучит как пустая мантра. Что я о нем знаю? Что ему было известно обо мне? Одно ясно: явно недостаточно, иначе он никогда не поверил бы, что я виновна. И никогда не сказал бы то, что сказал на суде.

На глазах у меня наворачиваются слезы, когда в зал суда заходит Алекс — мне приходится несколько раз сглотнуть. В последний раз я видела его в то утро возле нашей дачи почти полгода назад. Я думаю о том, что ему через многое пришлось пройти, прежде чем он оказался здесь. По пути сюда его наверняка фотографировали, журналисты засыпали вопросами.

Каково это — когда твою девушку обвиняют в убийстве?

Ты когда-нибудь чувствовал, что Линда угрожает тебе?

Вы с ней по-прежнему вместе?

Его голос, когда он произносит клятву, — такой же, как и он сам, спокойный и уверенный. На него можно положиться.

Прокурор спрашивает, какие у него отношения со мной. Не сводя с нее глаз, сложив руки на коленях, он отвечает, что мы познакомились в июне, пообедали вместе в «Риторно» и с тех пор продолжали общаться. Впервые кто-то говорит все как есть, и я люблю его за это.

Но потом он лжет. Его слова ударяют по мне, как бейсбольная бита, когда он отрицает, что у нас были постоянные отношения. Говорит: он знал, что я замужем, хотя и разъехалась с Симоном, вид у него озабоченный, когда он утверждает, что мы всего несколько раз занимались сексом. И никто из нас не планировал ничего серьезного. Он просто навещал меня пару раз в то лето, чтобы поддержать, поскольку понял, что мне очень одиноко.

От его слов меня обжигает боль. Пока он дает свидетельские показания, я смотрю в стол. Он рассказывает о ночи убийства и излагает свою версию о том, как мы с ним пошли и легли, как он заснул и не заметил, что я встала и ушла, и обнаружил мое отсутствие только утром.

— Вы считаете, что Линда была в состоянии убить Симона? — спрашивает прокурор.

— До того, как все это произошло, я ответил бы «нет», — говорит Алекс. — Но я видел своими глазами, как она лежала в постели, вся окровавленная. После этого… даже не знаю, что сказать.

Много времени спустя я начала понимать, почему Алекс сказал именно так. Должно быть, он ощущал на себе огромное давление со стороны СМИ и общественности. Проще было солгать. Его реакция была совершенно естественной. Если бы он сказал правду о нас, это бы ничего не изменило — у нас все равно не было совместного будущего. Это не означает, что он равнодушен к тому, что между нами было. Наоборот. А после его странного визита в тюрьму я продолжала убеждать себя, что у нас все было по-настоящему. Просто судьба оказалась против нас.

Но теперь, когда я снова думаю об этом, то чувствую себя совсем не так уверенно. И Микаэла, и Адриана указали на то, что мы с Алексом встречались краткий период. Это правда. Ни разу он не представлял меня своим друзьям, не познакомил с родителями. Мы с ним существовали вдвоем как в мыльном пузыре. Тогда меня все устраивало, но не удивительно ли это? Действительно ли все было так чудесно, как мне хотелось вспоминать? Он заставил меня поверить, что я снова могу быть счастливой, и это спасло мне жизнь.

И вдруг до меня доходит. Меня спасла любовь, а не Алекс.

Может быть, я раскрасила его и наши отношения в более радужные тона, чем все было на самом деле? Это заставляет меня задуматься, находилась ли я тогда в состоянии душевного равновесия. Вероятно, в этом Микаэла тоже права. Теперь я сожалею, что не связалась с ней тогда.