Висрамиани - Тмогвели Саргис

32.

МОАБАД ОТПРАВЛЯЕТСЯ ВОЕВАТЬ С ГРЕКАМИ И ПОРУЧАЕТ ВИС И ЕЕ КОРМИЛИЦУ СВОЕМУ БРАТУ ЗАРДУ

Когда шахиншах простил Вис и Рамина, они продолжали жить приятной и веселой жизнью. Но снова стал между ними дьявол-завистник, потушил свечу радости и вырвал с корнями дерево любви.

Однажды пришли к шаху люди с жалобой на греческого царя, кесаря, и сказали так:

«Мы жалуемся на друга твоего, что попрал дружбу и враждует с тобой. Почувствовав свою силу, он нарушил данную тебе клятву, заковал в цепи многих твоих подданных, других захватил в плен. Из Греции двинулось многочисленное войско и опустошило наполовину страну Ран».

Пришли к шаху в Хорасан и родственники пленных. Они вопили, посыпая пеплом головы, негодовали на воинов греческого царя и жаловались на несправедливости судьбы. Шахиншах очень огорчился. Он тотчас же начал снаряжаться в поход. И стал созывать войска, сообщив об этом вельможам и союзным царям. Собралось столь многочисленное ополчение, что поле не могло его вместить. Как осенний ветер не оставляет на деревьях листьев, так и шахиншах заорал на войну всех, ему подвластных.

Перед отъездом Моабад вспомнил о Вис и Рамине и о том, как они любят друг друга. И он подумал: «Однажды она уже сбежала от меня и скрылась; вспоминая ее, я страшно горевал и, обезумев, скитался по полям. Если она повторит то же самое и уйдет от меня, она обагрит меня моей же кровью. Лучше мне теперь же укрыть ее в надежном месте. В поисках ее я испытал много горя, и теперь не перенесу разлуки. Хватит мне и тогдашней скорби. Если человек осторожен, его не ужалит змея дважды из той же норы».

И он размышлял, как поступить с Вис. Затем он призвал брата своего Зарда и сказал ему:

— О брат мой, душа моя! В жизни твоей видел ли ты столь удивительные дела или слышал ли о подобных тем, какие — натворил Рамин? Жизнь надоела мне из-за Рамина, Вис и ее кормилицы и из-за злобы к ним. Я в плену у этих трех колдунов, и нет лекарства от моего горя. Они не стыдятся людей и не боятся бога, не внимают ничьим советам и не опасаются, что я их закую в кандалы. Чего захочет бесстыдник, от того никак он не отступит и ни перед кем не почувствует страха. Хотя я великий царь, однако нет в мире никого столь бессильного, как я в этом деле. Всем сынам Адама я чиню правый суд, а судьба моя чинит мне тысячу беззаконий. Храбрые рыцари убегают от меня со страху, а меня так угнетает одна женщина! Но всем этим я обязан своему сердцу, ибо я, покоренный любовью, подружился с врагами и захотел отдать весь мир неблагодарной, которая жаждет моей крови.

От стыда мое лицо так почернело, что пятьсот морей не смогут его отмыть. С одной стороны враждует со мной Вис, омрачившая мне солнце, с другой стороны подстерегает меня брат с обнаженным мечом и ждет лишь удобной минуты, чтобы убить меня, как врага. Я не знаю, чем кончится все это и что мне сулит преходящий мир. День и ночь думая о Вис, я уподобляюсь мертвому. Зачем я ищу врага на стороне, когда враг сидит у меня в доме. Разве помогут закрытые двери, если внутрь моего дома вода просочится из земли? На старости лет со мною случилось такое несчастье, что оно заставило меня забыть обо всем мире. Теперь мне надо ехать и оставить Вис здесь. Как ее спрятать? Она осилит медные стены и расторгнет железные оковы, стремясь к Рамину. У меня нет другого выхода, как только взять с собой Рамина, а Вис оставить в крепости Ашкуптидеван[21]. Когда Вис будет в крепости, а Рамин среди воинов, они не смогут встретиться. Тебе я поручаю крепость, и ты должен следить за Вис. Никому, кроме тебя, я не могу довериться, ибо ты во всем отличаешься от других и ты осторожен. Я не буду учить тебя, как поступать. Как найдешь нужным, так и спрячь Вис и ее кормилицу. Следи, чтобы Рамин не пробрался украдкой в эту крепость. Чтобы прославить свое имя и добраться до врага, я должен потратить на путь двести дней, и если тем временем Рамин проберется к Вис, я потеряю свое доброе имя и буду опозорен. Ведь случается, что один злодей разрушает дом, который строили двести человек. У меня дома сидят три кудесника. Каждый из них может одолеть колдовством целую рать дьяволов. Если на них нападет тысяча дивов, это их не смутит. Как тебе известно, меня они так связали, так вытравили радость из моего сердца» что разодрали покров терпенья и осрамили на весь мир. Утопленник не потерпел бы столько бед от бурного моря, сколько я испытал и терплю от них.

Когда Зард услыхал от Моабада эти слова, он ему ответил:

— О великий владыка, что превыше солнца! Не кручинься, печаль повергает человека в болезнь. Нет такого человека на земле, на которого бы ты мог так слезно жаловаться. И стоит ли тебе горевать из-за женщины! Если даже она умеет колдовать, как злой див, — она не уйдет из моих рук. Я ее так запрячу, что и ветер до нее не доберется и солнце с луной ее не увидят. Вис не узрит человеческого лица и не услышит человеческого голоса. До твоего приезда я буду держать ее в той крепости. Если повелишь, я так спрячу твою красавицу, как скупой прячет серебро; я буду с ней так любезен, как с душой, и не пущу ее никуда, как гостеприимный человек — гостя.

Шахиншах тотчас же, в сопровождении семисот избранных воинов, повез царицу Вис в крепость Ашкуптидеван, расположенную на такой высокой горе, что вершина ее достигала неба. Ночью вместо свечей ее освещали звезды, гарнизон крепости был на пиру у луны, вместо огня крепость согревалась солнцем. Когда Моабад заключил Вис в крепость, к небесному солнцу прибавилось другое солнце, и от блеска ее лица крепость уподобилась расцветшему фруктовому саду. Вис и ее кормилицу заключили в крепость, заперли и запечатали пять дверей. Крепость Моабад поручил Зарду, а ключи и печать взял с собой. Оставил им сокровищ, сколько было потребно, а пищу и питье — в количестве, достаточном даже на сто лет. Для развлечения у Вис было все, не хватало ей только Рамина.

Затем Моабад вернулся снова в Морав и стал снаряжаться в поход. Он взял с собой бесчисленное множество воинов, и все это были отборные войска, лучше которых не было в стране Вежан.

Все радовались, кроме Рамина. Его же от бремени любви бросило в жар: он потерял надежду на встречу с Вис, ему надоело жить, днем он изнемогал от страданий, а ночью сон бежал от него. Воля его ослабела, печень наполнилась кровью, и сердце пожирал огонь; он так исхудал, что враги его радовались. У него не было другого утешения, кроме разговора со своим сердцем. Он ему говорил так:

«Кому дано было испытать такую неотступную любовь, которая полностью подчинила бы разум? Пока я горю в огне любви, не быть мне радостным. Ведь не раз меня язвили шипы любви, но теперь я в худшем положении, я пронзен ядовитой стрелой, я не могу терпеть разлуки с Вис ни одной минуты. Почему я не умер при расставании! Я ко всему равнодушен, и свет божий мне не мил! Раз возлюбленной нет со мной, лучше мне остаться без души. Мне жизнь нужна только для того, чтобы быть возле нее, а зрение, чтобы взирать на нее; язык мне нужен только для беседы с ней, а руки, чтобы служить ей. Теперь, когда злосчастная судьба разлучила нас, что может меня радовать?»

Так жаловался и стонал Рамин. Вдруг он запел тихим голосом:

«О сердце, если ты любишь, вздыхай! Знай, что для влюбленного не будет правого суда, что влюбленного никто не жалеет, что никто не болеет сердцем за его горести. Если я стенаю, я прав: ибо ты разлучило меня с радостью и лишило меня солнца. Раны мои посыпали солью и дали мне пить желчь. Очи мои! Изливайте кровавые слезы! Не жалейте души моей. Невыплаканные слезы изнуряют тело, а дождь обогащает страну. От дождей из глаз моих увяло мое лицо, огонь горестей сжег сердце и опалил щеки мои расплавленным золотом. Хотя сказано, что мужчине не подобает плакать, но мне это под стать, ибо я вспоминаю разлуку с несравненной возлюбленной».

Когда Моабад вернулся и Рамин достоверно узнал о заточении Вис, горе его и боль увеличились. Проливая слезы, отмывавшие ржавчину с пожелтевшего лица, он пел такие жалостные стихи: