Чертухинский балакирь - Сергей Клычков

Смотрит Петр Кирилыч на Машу и думает сам про себя, что зря захаяли девку… Девка как девка, не хуже других!..

Или и впрямь похорошела Маша за эту ночь, или это все туман да побелевший свет от луны, только случилось в этот раз с Петром Кирилычем то, что еще сроду-родов с ним не случалось…

*****

Сбежали они под бугор, и скоро впереди сгорбатился в тумане мост через реку, слышней зашумела в плотине вода. Петр Кирилыч вдруг остановился и схватил Машу за плечи.

- Что это такое, Маша? - спросил Петр Кирилыч, показавши рукой на мельницу.

С мельницы, мешаясь с гулом воды, шел какой-то непривычный и непонятный Петру Кирилычу гул, похожий и на урчанье воды в плотине, и на уханье ночного сыча.

- Это?.. Это батюшка к заутрени звонит… Разве ты его порядков не знаешь?..

- Ну?.. Во что это он такое долбит?..

- В корчагу. Она у него привешена на потолке, и в корчаге - мутовка… У нас в подызбице… церква…

- Хитрый мужик… А промежду прочим, пусть его звонит! Давай, Маша, пригубимся покрепче возле отцовского дома.

Взял Петр Кирилыч Машу за плечи, и Маша сама к нему потянулась, и то ли у нее с непривычки ко всему такому сразу подломились ноги, то ли Петр Кирилыч обо что с бугорка споткнулся, только оба они повалились в траву, и в траве жалобно зазвенели у Маши по подолу золотые причастные колокольчики.

Вступила Петру Кирилычу в голову муть, и месяц в это время свалился с неба прямо к Петьке Цыгану на полати.

*****

Как все это случилось, и сам Петр Кирилыч потом не мог хорошо рассказать по порядку. Когда он оглянул все мутными своими глазами - ударил в них, должно быть, едучий болотный туман! - Машу он не узнал…

То ли, когда они повалились в траву, Маша вырвалась и убежала, потому что такого всего без отцовского креста сильно боялась, и из той же, должно быть, боязни потом, когда Петр Кирилыч дурниной кричал на берегу и его Спиридон Емельяныч услышал, обо всем отцу рассказала, то ли еще как все перемутилось, только Петр Кирилыч, раскрывши глаза на самом свету, хорошо различил длинную шею, по шее шли такие пупырышки, замест сарафана чернела суконка, и в стороне черный дырявый подол завивался в траве конским хвостом, в головах же сидела травяная лягушка и громко квакала на Петра Кирилыча.

Вгляделся Петр Кирилыч в лицо и обомлел: тетка Ульяна!

Не пошевельнется она, глаза закатились, по всему лицу синие пятна и такая истома; в губах набилась белая пена, и губы скривились и застыли в поздней, похожей больше на усмешку, улыбке.

- Князь мой ненаглядный! - еле слышит Петр Кирилыч Ульянин шепоток. Схожа она теперь с лица со старухой, которую встретил он на дороге и принял совсем не за то.

Кипьмя закипело под сердцем у Петра Кирилыча, и свет сразу померк, словно кто сзади подбежал к нему и плотно закрыл оба глаза ладонью. Размахнулся он далеко за спину обоими кулаками, со всей силы надавил коленом живот и сам не своим голосом закричал на весь чертухинский лес…

Но не успел Петр Кирилыч ударить. Взяла, значит, бобылка свое! Всю ночь, видно, проходила она по пятам за Петром Кирилычем… И когда Маша со стыда метнулась в кусты, Ульяна подстала Петру Кирилычу на дорогу, и тот на темный глаз - бывает такая темь перед утром, когда ночь потушила последние звезды, а день еще не настал! - на темный глаз не узнал ее и поймал вместо Маши. Да и на смертный этот грех обронила Маша на землю, когда убегала, красный платок, а Ульяна, знать, сразу сметила все, спряталась за куст на дороге Петра Кирилыча, повязала дорогой платочек на простоволосую голову и высунулась в нем из-за веток, когда, обезумев, искал Петр Кирилыч с растопыренными руками Машу по кустам у оврага… Сшиб он Петра Кирилыча с глаз, потому что в первый раз увидел он в этом платочке Феклушу!

На худой, видно, час Феклуша забыла его на реке, на свое несчастье Маша подняла, много раз лучше бы было, если б дубенские девки засунули его после купанья Феклуши куда-нибудь под корягу, потому что все же едва ли есть у них, как у наших, баб, сундуки!

Но ведь так в жизни не только с Петром Кирилычем, а и со всеми нами может случиться… да и бывает!

Подчас глядишь: вот-вот человек схватит судьбу за загривок, ан не тут-то было, в самый нужный час в глаз и попала сорина!

*****

Посластилась бобылка на старости лет, и, когда Петр Кирилыч занес над ней кулаки, она только одно слово сказала и… обернулась в корягу…

Только когда совсем рассвело, Петр Кирилыч немного очухался: на дворе, глядит, белый день, руки у него оббиты, и с них капает кровь, рядом с ним стоит на белом свету самый всамделишний Спиридон Емельяныч, и в сторонке держится за елочку, словно боится опять упасть под овраг, испуганная, бледная Маша.

- Вставай, вставай, Петр Кирилыч. Что ты?.. Бог с тобой! - строго и ласково говорит мельник.

Петр Кирилыч поднялся, шатнулся к Спиридону, тот его подхватил под локотки, а Маша обеими руками закрылась.

- Сунгуз, Спиридон Емельяныч!

- Что?.. Что ты мелешь?.. Какой там сунгуз… это же коряга!

- Сунгуз, говорю!..

- Пойдем-ка, друг… пойдем, я тебя причащу! - тихо говорит Спиридон.

За лесом нехотя плелось большое облако, похожее на бурую корову. Обещало оно хмурый день, и мутное солнце в мутных глазах у Петра Кирилыча висело, как грузное вымя…

Глава седьмая

НЕДОТЯПИН АРМЯК

Теперь если вспомнить, что приключилось с Петром Кирилычем, да все уложить по порядку, так и вправду будет чудно: что в самом-то деле, был этот Антютик аль нет?.. Али им совсем и не пахло и каким-то боком тут ко всему прислонился хитрый мужик Спиридон Емельяныч?..

Время - большая квашня, за такой срок так все перемутится, что и концов нигде не найдешь!..

Только и сам Петр Кирилыч, когда он вошел за Спиридоном в переднюю избу, и у него в глазах мельком проголубело крыльцо, и надвходный голубок крылышком махнул на него, - сам Петр Кирилыч, засевши в красный угол, куда его Спиридон посадил, долго, не моргнув, смотрел на Спиридона, на его чуть поседевшую не по летам пышную скобку с кольцеватым загривком, на длинную поддевку ниже колен, глядел на всю эту непривычную мужицкому глазу чистоту и зажиток, которые так и кидались из каждого угла на глаза: лавки покрыты полотенцами, хоть и не праздник, на иконах дорогие оклады, стекла на них -не заметишь, по божнице идут из разноцветной бумаги кремли и по всем стенам картинки, каких и на чагодуйском базаре не сыщешь, на полу ширинки лежат, печка стоит в уголке, а не посередке, как у брата Акима, в глаз так и бьет белизной от нее. Словом, не мог сперва Петр Кирилыч хорошенько решить: что это перед ним сидит и в самом деле мельник Спиридон Емельяныч али все тот же… Антютик; увел Петра Кирилыча на темный глаз поутру в заплотинное царство и теперь смеется его удивленью. Спиридон и в самом деле слегка улыбался.

- Что это такое с тобой, Петр Кирилыч, творится? - спросил Спиридон, рассевшись на лавку и показавши Маше на угол, где не на что было присесть.

Ласково смотрит Спиридон на Петра Кирилыча, а у самого глаза так и бегают по всему, словно спрятать что от Петра Кирилыча хочут, и Маша в сторонке стоит, на Петра Кирилыча пугливо озирается - во всем чудится Петру Кирилычу опаска перед ним и тревога, видно, он что-то нарушил и что-то узнал, чего знать бы ему не доводилось.

- Что это с тобой, Петр Кирилыч? Ты ведь такой дурниной кричал!

Послышалось Петру Кирилычу в этом вопросе большое участье к нему, и так хорошо у Спиридона при этом засветились не по-стариковски под пушистыми бровями глаза, что сразу язык у него развязался, и Петр Кирилыч так и понес обо всем: как в лесу Антютика встретил, как ходили они с ним сватать дубенскую девку, что видел и слышал от этого Антютика, как ставил на сома возле плеса жерлицу - одним словом, до самой коряги дошел… но ни об ней ничего, ни про Феклушу не промолвился словом, потому что теперь и сам думал, что коряга была как коряга, занесло ее-де в половодье в овраг весенней водой, а… Феклуша?.. Какая же это Феклуша, коли это была самая настоящая… дубенская девка… только Петр Кирилыч не сумел взять свое счастье, потому что хоть и складный из себя мужик, а нерасторопен.

Слушает его Спиридон, широко расставивши ноги и полбороды заправивши в рот, оперся о стол широкой ладонью и пальцами по нему слегка барабанит. Кажется Петру Кирилычу, что Спиридон в бороду немного смеется, но не так это заметно, чтобы можно было на эту усмешку обидеться, потому что, конечно, и вправду ведь в неудаче Петра Кирилыча все же мало смешного.

"Говорить ему али нет, что больно он на Антютика всхож? - думает про себя Петр Кирилыч, путая все больше в своем рассказе и сам сбиваясь с толку от этой близости и похожести Спиридона. - Пожалуй, чего доброго, обидится старик… он ведь, по слухам, духовой! Не гляди на него, что сидит перед тобой и как молодой месяц светит… Через минуту может случиться… бровью только моргнет - и от тебя звания никакого не останется…"