Маргарита Ангулемская и ее время - А. Петрункевич

Королевство Наваррское в самом начале XVI века располагалось по обе стороны Пиренеев, около Гасконского залива,[59] и разделялось горами на две неравные части. Со стороны Франции находились графство Беарн и так называемая Нижняя (Северная) Наварра; на другой стороне, уже на полуострове, лежала Верхняя (Южная) Наварра, которую в 1512 году захватил Фердинанд Католик, а Карл V не возвращал, несмотря на неоднократные требования Франциска I. По Нуайонскому договору, 13 августа 1516 года, Карл V обязался вернуть Верхнюю Наварру в течение восьми месяцев. В 1521 году Франциск снова заявил свои требования относительно Наварры и с оружием в руках поддерживал их до августа 1522 года. По Мадридскому договору, 14 января 1526 года, Франциск отказался от помощи королю Наварры, но в начале 1527 года, выдавая сестру замуж за него, опять обязался поддерживать справедливые претензии своего зятя. Наконец, по договору в Камбре, 7 июля 1529 года, король снова отказался (в одном из тайных пунктов) от всякой помощи. Возможно, Генрих и Маргарита так никогда и не узнали об этом предательстве.

Свадьба была отпразднована со всей подобающей пышностью в Париже 24 января 1527 года. В брачном контракте (этот документ, датированный 3 января 1527 года, хранится в архивах префектуры города По) герцогине Алансонской, как королевской сестре, присваивался титул «de France».[60] Франциск осыпал новобрачных милостями, щедрыми дарами и еще более щедрыми обещаниями.

Поэты наперерыв воспевали и прославляли Маргариту, суля ей счастье, называя ее десятой музой и четвертой грацией, измышляя красивые легенды относительно ее чудесного происхождения из жемчужины, родившейся в той самой раковине, из которой некогда вышла Венера.

Пророчества и пожелания друзей-поэтов не сбылись: Маргарита и во втором своем браке не нашла счастья. Ее муж, не разделяя серьезных вкусов супруги, скоро вернулся к прежнему образу жизни свободного, бессемейного человека. По-видимому, королева относилась довольно спокойно к многочисленным изменам Генриха – потому ли, что это стало слишком уж привычным в XVI веке, или потому, что Маргарита считала: крупная разница лет до некоторой степени может смягчить вину Генриха; как бы то ни было, но уже через три года после их свадьбы она замечает в одном из писем к маршалу Монморанси, бывшему в то время (в 1530 году) в Испании:

Прошу Вас во всем давать советы ему [Генриху], и так как Вы там, то я не сомневаюсь, что все будет хорошо, кроме только того, что Вам не удастся помешать ему увлекаться испанскими красавицами.

Маргарита говорит об этой слабости своего мужа совершенно так же, как говорила бы обо всякой другой. Но не следует объяснять это спокойствие равнодушием или даже нелюбовью к Генриху. Из всех ее писем и произведений явствует, что она была к нему привязана, однако в этой привязанности было что-то напоминающее отношение взрослого к ребенку, которого нужно постоянно охранять, оберегать и поучать. Когда Маргарита не находится рядом с ним, она просит тех, кому доверяет, не отказывать ему в помощи и совете; чаще всего она поручает его маршалу Монморанси, к которому всегда питала самые дружеские чувства и большое доверие.

Поручаю Вам короля Наваррского и его свиту. Вы ведь знаете, что он в такой компании, которая не пощадит его в игре, если только Вы не поможете ему советом…

‹…›

Я очень хорошо понимаю, что если Вы послушаетесь когда-нибудь мнения короля Наваррского, он заставит Вас наделать столько беспорядков, что совсем Вас испортит.

В другой раз она пишет маршалу:

По Вашим письмам я поняла, что Вы лучший родственник, нежели король Наваррский – муж, ибо ему не захотелось даже порадовать письмом бедную больную женщину…

7 января 1528 года в замке По, в графстве Беарнском, у молодой королевской четы родилась дочь Жанна, будущая знаменитая королева Реформации, союзница адмирала Колиньи и мать великого Генриха IV.

15 июля 1530 года все королевство праздновало рождение наследника, нареченного Иоанном. Это была большая семейная радость, но она продолжалась недолго: принц Наваррский скончался двух месяцев от роду в отсутствие матери, бывшей тогда в своем герцогстве Алансонском. Ш. де Сент-Март рассказывает, что Маргарита, получив горестное известие, тотчас же направилась в церковь и просила вместо панихиды служить Те Deum,[61] ибо она знала, что у христиан есть твердая надежда на бессмертие и что не следует оплакивать сына, душа которого находится уже у Того, Кто сказал на земле: «Не возбраняйте малым сим приходить ко Мне!» Поэтому, поддержав короля Генриха христианским утешением, она велела расклеить на всех углах и перекрестках города афиши со словами из Святого Писания: «Господь дал, Господь и взял». Такой способ выражения постигшего ее горя может показаться неестественным, а между тем он вполне объясняется и целиком вытекает из того мистически-религиозного настроения, которое все сильнее и сильнее овладевало Маргаритой, давая ей нравственную силу выносить все трудности жизни. Она собственноручно известила Франциска о смерти своего ребенка:

Государь! Богу угодно было отозвать к Себе того, кого Вы называли своим внуком и появлению на свет которого Вы так радовались! Опасаясь, что Вы и Мать (Madame) слишком огорчитесь исходом болезни, я сама хотела уведомить Вас обо всем и умолять Вас обоих радоваться за него, а не горевать… Уверяю Вас, Государь, что отец и мать довольствуются волей Того, Кто может дать других [детей] для того, чтобы служить Вашим детям…

Но, успокаивая брата и утешая мужа, сама Маргарита сильно ощущала горесть своей утраты. Об этом, в частности, может свидетельствовать одно из ее писем к маршалу Монморанси.

Благодарю Вас за Ваше сочувствие. Вы помогаете мне переносить бремя, которое без помощи Божией оказалось бы гораздо тяжелее, чем я думала.

Через год пришлось переживать новую утрату – умерла Луиза Савойская. Последние годы она болела все чаще и серьезнее. Начиная с 1527 года в переписке Маргариты встречаются уже опасения за состояние здоровья матери. Вероятно, в одну из тех тяжелых минут, когда призрак смерти встал особенно ярко перед ее умственным взором, Маргарита сказала, что «боится, не суждено ли ей остаться последней из их троицы». Франциск узнал об этих словах и понял их превратно – будто сестра желала его смерти. Может быть, какой-то услужливый царедворец «помог» недоверчивому Франциску перетолковать ее слова. В суеверном страхе король разозлился на сестру и упрекнул ее. Маргарита в одном из писем (написано раньше сентября 1531 года) так оправдывается, объясняя ложно понятое: