Нефритовый Глаз - Дайан Вэйлян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Та грациозно повела плечиками и вышла.
Отворилась боковая дверь, и из туалета пророкотал бас Гуана:
— Не отстирывается, мать его! — Он вышел по пояс голый, держа в руках мокрую белую сорочку с расплывшимся розовым пятном, окинул грозным взором банкетный зал и громогласно вопросил: — Почему тишина? Чья очередь петь? — Его лицо и глаза налились кровью от выпитого.
— Да ты совсем пьяный, Гуан! — радостно взвизгнула Сестрица Хуэй.
— Ан нет, если пахнет, еще не значит, что пьян! — засмеялся тот, с хитрым видом покачивая перед собой пальцем.
Увидев Мэй, он нетвердыми шагами направился в ее сторону.
— Мэй, ты не уважаешь моего брата! Тебе звонили сотни, тысячи раз, а ты все не приходишь! Никак не отучишься задирать свой острый нос!
Япин положил руку ему на плечо и негромко сказал:
— Успокойся!
Гуан отмахнулся: мол, знаю, знаю! Потом сел, вытянул свои длинные ноги и грустно вздохнул.
— Послушайте, я все веселье пропустила! — воскликнула Сестрица Хуэй: — Кто хочет со мной спеть? Гуан, а ну-ка, ты и я, дуэтом!
Тот мгновенно оживился и вместе с Сестрицей Хуэй подошел к караоке, чтобы выбрать песню.
Две официантки принесли еду и напитки: вазочки с орешками, клубникой, кусочками дыни и ананаса, тарелки с мясной нарезкой. Девушки были в одинаковых ярко-синих ципао и улыбались тоже одинаково профессионально, только одна повыше ростом, с длинными волосами и очень красивая, а вторая с короткой стрижкой и ничем не выдающейся внешностью.
— Так и не приучилась пить пиво? — улыбнулся Япин, садясь рядом с Мэй. Она ощущала его теплое дыхание. Выражение его лица стало более мужественным, хотя черты совсем не изменились.
— Нет, не приучилась, — подтвердила Мэй, улыбаясь в ответ.
У обоих потеплело на душе.
Сестрица Хуэй и Гуан спелись еще в университете и даже выступали на конкурсах самодеятельности за свой факультет. После перерыва в девять лет они по-прежнему были на высоте.
Япин налил для Мэй бокал красного вина.
— Надеюсь, тебе понравится, хотя выбор вин здесь небольшой. — Он будто извинялся, что не может предложить ей ничего лучше.
Мэй отпила глоточек и поставила бокал на стол. К вину она тоже не успела пристраститься.
— Я удивился, узнав, что ты теперь занимаешься частным сыском!
— Отчего же? По-твоему, это дело не для меня? — В глазах Мэй загорелись озорные огоньки.
— Нет-нет, я не имею ничего против твоей работы! Не сомневаюсь, что из тебя получился хороший детектив, умный и рационально мыслящий, не говоря уж о других достоинствах. Просто раньше мне казалось, что тебя не слишком интересует жизнь других людей. Ты и в университете ни с кем особенно не дружила, не стремилась на вечеринки и тому подобное. Многие привыкли считать тебя довольно высокомерной. Я всегда думал, что ты по натуре замкнутая, а потому избегаешь общения с окружающими. Прав я или нет?
Мэй неопределенно пожала плечами.
— А что именно подвигло тебя стать частным детективом? — спросил Япин, подкладывая на тарелку Мэй несколько кусочков нарезки.
— Для меня это был естественный выбор. Ведь прежде я работала в полиции, а когда уволилась, решила, что смогу выполнять ту же работу самостоятельно.
— Почему ты ушла из министерства?
— Долгая история, и вообще мне не хочется говорить на эту тему.
— Понятно, — сказал Япин.
Красное вино прекрасно сочеталось с маринованными утиными язычками, острыми и аппетитными. Япин придвинулся ближе.
— Расскажи мне подробнее о своей работе, — попросил он. — Что конкретно ты делаешь? Подслушиваешь телефонные разговоры?
Мэй засмеялась:
— Нет, это противозаконно. Как, впрочем, и заниматься частным сыском. Но мы, детективы, нашли лазейку в законодательстве. Да, иногда приходится следить за людьми, фотографировать без их согласия, снимать на видеокамеру.
— Ага, вспомнил, ты увлекалась фотографией, особенно на природе. Но твоей маме это не нравилось. Ей хотелось, чтобы ты больше бывала на людях, а не за городом.
Упоминание о матери пробудило в Мэй беспокойство, как камень, брошенный в стоячую воду. Она вдруг услышала пение Гуана; тот обхватил за талию некрасивую официантку и заливался соловьем. На диване надрывался брошенный им пейджер — очевидно, его жена начинала сердиться. Сестрица Хуэй горячо обсуждала что-то с мужчиной-дирижером. Плейбой с подружкой снова принялись целоваться и хватать друг друга за что попало.
Япин не заметил перемены в настроении Мэй.
— Помнишь, как мы ездили в горы? Ты фотографировала дикую природу и приходила в такой азарт, что совсем обо мне забывала. А наши пикники! Помнишь, мы еще возили с собой алюминиевые фляжки с фруктовой шипучкой? Конечно, в ней не содержалось ни грамма натурального сока, одна химия — и, наверно, вредная для здоровья, как думаешь? — но теперь мне так хочется снова ее попробовать! Я спрашивал этот напиток повсюду с того дня, как приехал, но, похоже, его больше не производят.
Подали чай, но Мэй уже ничего не хотелось.
— Извини, но мне пора домой. — Ей вдруг стало нестерпимо грустно при мысли вновь остаться в одиночестве. — У меня маму положили в больницу. Завтра надо встать пораньше, чтобы навестить ее.
— Что с ней?
— Инсульт. Врачи говорят, возможно, она не поправится.
— Прости, не знал.
— Мне очень хотелось бы остаться и поговорить, но… — Мэй опустила свои длинные ресницы. — Жизнь постоянно заставляет делать трудный выбор.
— Позволь, я отвезу тебя домой, — поднялся Япин.
— Нет, тебе нельзя покидать друзей. Они пришли, чтобы увидеться с тобой.
— Ладно, тогда возьми мою машину. Водитель тебя доставит куда скажешь.
Он протянул ей руку, и Мэй подала свою. Глядя ему в глаза, она почувствовала, как сила води оставляет ее. Прикосновение его теплой ладони пробудило в ней желание.
— Ты что, уже уходишь? — Сестрица Хуэй вместе с дирижером поднялись с дивана.
— У Мэй серьезно больна мать, — объяснил за нее Япин. — Утром ей надо навестить ее в больнице.
Плейбой и его неразлучная спутница ненадолго разомкнули свои объятия, чтобы попрощаться с Мэй. Гуан продолжал петь, вцепившись в официантку и заливаясь пьяными слезами; вывести его из этого состояния не представлялось возможным.
Япин попросил официантку с длинными волосами передать водителю, чтобы тот подогнал машину к выходу. Сказав остальным, что скоро вернется, он взял пальто Мэй, и они вместе вышли из банкетного зала.
Дискотека уже закончилась, танцующие разошлись, коридор опустел. Мэй и Япин шагали бок о бок.
— Завтра вечером я возвращаюсь в Америку. Мы сможем встретиться до моего отлета?
— Не знаю.
— Хочешь, я отвезу тебя завтра в больницу?
— У меня есть машина.
Они шли молча до самого атриума. Каблучки Мэй застучали по мраморному полу. Прозрачные лифты застопорились на нижнем уровне. Огромный пустой вестибюль светился, как хрустальный дворец.
— Мне хотелось бы объяснить тебе, почему я женился на той женщине, — произнес наконец Япин, тщательно подбирая слова. Мэй просто чувствовала, как они застревают у него в горле. Похоже, он долго готовился к этому важному для себя разговору.
— Тебе не надо ничего объяснять, — остановила она Япина.
— Нет, надо! Я много раз думал об этом, собирался написать.
На улице посвежело. До рассвета осталось всего несколько часов.
— Мне было приятно встретиться с тобой, — сказал Япин.
— Мне тоже.
Мэй села на заднее сиденье «мерседеса». Его кожаная поверхность холодила.
— Госпожа, хотите послушать музыку? — предложил водитель. Они проезжали мимо особняков дипломатического квартала. Флаги на посольствах были спущены, огни погашены, охранники отдыхали.
— Да, пожалуйста… — Мэй откинулась на спинку и закрыла глаза.
Из стереомагнитофона поплыли чувственные звуки джаза. За окном бесшумно пролетали темные улицы, мелькали выключенные фонари. Ночь окрасилась в синий цвет. В небе над горизонтом появилось и стало расти светлое пятно. Оно притягивало к себе, оставаясь недосягаемым.
Глава 25
Мэй проснулась с головной болью. Вроде бы вчера совсем немного вина выпила, самое большее полбокала, а голова тяжелая.
Она открыла окно. Шум автомобильного движения ворвался в комнату с такой силой, будто дорога пролегала через ее квартиру. Пока Мэй спала, в мире пятью этажами ниже уже вовсю бурлила жизнь. Она выглянула наружу и ощутила солнечное тепло. «Сумасшедшая пекинская весна, — подумалось ей. — Еще вчера казалось, что вернулась зима, а сегодняшнее утро уже похоже на летнее».
Мэй уже собралась уходить, когда зазвонил телефон. Она взяла трубку и услышала голос Лу:
— Маме хуже. Ее переводят в военный госпиталь номер триста один.