Нэнуни-четырехглазый - Валерий Янковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, а польский? Вы не ответили на главный вопрос.
— Ольга не знает польского. Если я начну учить детей своему языку, он отдалит их от матери. Получится государство в государстве. А вот подрастут, проявят такое желание — буду учить, тогда это уже не повредит.
Доктор сокрушенно потупился. Он оставался при своем мнении и его глубоко огорчали все обрусевшие поляки.
Дыбовский вернулся на родину, стал профессором Львовского университета. И, несмотря на разногласия, они остались друзьями на всю жизнь. Доктор издал на польском языке свою книгу «Воспоминания о Сибири и Камчатке», посвятив в ней дружбе с Янковским, их путешествию на лодке «Надежда» и своему визиту на Сидеми много теплых страниц.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДЕТИ
Зима — лето, зима — лето. Заботы, тревоги — некогда оглянуться. Так промчались на Сидеми восьмидесятые годы. У Янковских появилось еще четверо детей: Анна, Ян, Сергей и Павлик. У Геков — три дочери. Сына мореход так и не дождался. Теперь он уходил все дальше на север, на более длительные сроки. Из Японского перекочевал в Охотское, оттуда в Берингово море. Охотился на китов, на ведомственном судне «Сторож» охранял лежбища котиков, боролся с иностранными браконьерами. Описывал берега, составлял лоции.[2]
А на Сидеми обе семьи трудились от зари до зари, жили очень скромно. Обувались в самодельные сыромятные моршни и ичиги, питались в основном тем, что давала охота, рыбалка, домашнее хозяйство. Белый хлеб бывал большой редкостью, сладости — тем более.
Длинными зимними вечерами при свете тихо поющей керосиновой лампы Михаил Иванович обучал детей грамоте, арифметике, истории, географии, немецкому и латыни. Флегматичный Александр и подвижные, как ртуть, дети Ольги Лукиничны: Елизавета, Юрий и Анна, сопя, скрипели перьями, Ян и Сергей то слушали, то возились. Павлик еще ползал в ногах у матери, занятой шитьем.
Летом отец тренировал старших в стрельбе, плавании, верховой езде. Учил, как различать, как ловить и препарировать зверьков, птиц, бабочек…
Жарким июньским днем на безлесую Лысую гору в северной части долины карабкалась группа. Отец вывел на практику свой заметно подросший «выводок».
— Папа, смотрите, какая гадюка! — самая маленькая, но шустрая и зоркая Анна первой заметила змею.
— Ага, вижу. Молодец, Нютка, — Михаил Иванович больше всех любил младшую, энергичную и смелую дочь. — Смотрите, как ее нужно брать…
Он быстро и ловко прижал гадюку палкой к земле, защемил шею расщепленным концом палки. Потом взял змею пальцами позади головы и дал обмотаться вокруг руки. Она в ярости раскрывала пасть, показывая зубы, но повернуть голову не могла.
— А ну дай ей схватить твою палочку!
Анна приблизила к ощеренной пасти тростинку. Щелк! Острые зубы оставили на ней заметные вмятины, наполненные сверкающими на солнце прозрачными каплями яда. При следующем укусе капли стали меньше, а после третьего и вовсе иссякли.
— Теперь яд накопится не скоро, можете перехватить шею и нести гадюку домой. Мама посадит ее в спирт. Таким образом мы соберем для музея все обитающие здесь виды щитомордников. На Сидеми я насчитал их семь.
Он рассказал детям, что в первые годы гадюки встречались очень часто, постоянно кусали собак и лошадей. Одну кобылу, ужаленную на лежке в область сердца, не смотря на все усилия, спасти не удалось. Однако теперь табуны вытоптали змей.
Лиза широко раскрыла ясные голубые глаза:
— Значит, если она все-таки ужалит, можно умереть?
— Наша гадюка не так опасна, как кобра, гюрза или гремучая змея, но — особенно в жаркий день — действие ее яда очень сильно. Если нет ранки во рту, не потресканы губы, сразу же постарайся высосать яд. Еще надежнее сделать надрез, так, чтобы поглубже захватить следы зубов. Кровь вымоет яд. Но все равно нужно перехватить чем-то: веревочкой, лентой, шнуром повыше укушенного места, поставить уксусный компресс. У нас здесь встречается «змеиная трава», я вам ее покажу, она похожа на коноплю. Компресс из нее хорошо вытягивает яд. А собаки, я сколько раз видел, бродят после укуса, выискивают и едят целебную для них травку, хотя этому их никто не учит…
В следующее воскресенье Михаил Иванович повел ребят на сопку напротив усадьбы. За десятилетие на полуострове не произошло ни одного пожара и сохранившиеся в земле корни могучих когда-то лесов начали буйный рост. Сопка густо ощетинилась почти всеми породами дальневосточных широколиственных деревьев. Для наблюдений за зверьем от ее вершины до подножья прорубили широкую полосу, назвав гору «Просека». Вместе с лесом здесь, естественно, появились разнообразные лесные жуки, бабочки, птицы. «Просека» стала ближайшим к дому заповедником.
Группа углубилась в заросли, добралась до первой террасы. Здесь сильно пахло лесной сыростью, грибами, прелым листом. Михаил Иванович огляделся, заметил обомшелый камень, положил на него несколько сухих веток, сел. Малыши в простеньких, материнской работы рубашках, штанишках и платьицах, расселись вокруг, затихли: они знали — сейчас отец расскажет что-то интересное.
— Видите, среди кустов и опавших листьев чуть заметные тропинки? Это — прогулочные «аллеи» редких лесных жуков. Они, как и самые красивые бабочки, предпочитают гулять и летать по ночам. Но бабочек мы будем ловить ночью на свет фонаря, а жуков… Ну-ка, Шурка, вынь из мешка одну из банок, что мы с тобой подготовили вчера. А ты, Юрка, бери лопату, копай поперек тропинки ямку.
Он отметил концом палки — где копать, потому что так называемые «аллеи» нужно было рассматривать почти в микроскоп. Шустрый Юра быстро подготовил место для банки.
— Так, теперь ставьте ловушку вровень с землей, заравнивайте и маскируйте подходы, чтобы «гуляющие» не заметили нашу хитрость.
Дети трудились споро, с удовольствием, вкопали в указанных местах еще несколько банок.
— Все, папа, а дальше что?
— Ночью жуки выйдут на прогулку, побегут по своим тропам и — бух в ловушку. Вылезти оттуда по гладким стенкам они не смогут, будут сидеть на дне. А чтобы пленники могли спрятаться от птиц, давайте бросим в каждую банку по нескольку листиков.
Утром ребята с рассветом убежали в лес, а к завтраку с гамом ворвались в столовую:
— Папа, мама, смотрите, сколько нападало! Есть огромные усатые, а есть — как радуга!..
За лето в банки попали сотни то отливающих рубином, то изумрудом, то бронзой редких карабусов, капталябрусов и других ценных для коллекций насекомых.
Часть сборов Михаил Иванович отправлял в Гамбург, энтомологической фирме «Штаудингер и Бангхаас». Фирма присылала ему прекрасные альбомы и каталоги, в которых насекомые всего света изображены в красках, в натуральную величину. Отец требовал, чтобы дети учились самостоятельно находить, сличать и определять всех пойманных бабочек и жуков. Таким образом их латинские названия врезались в детскую память на всю жизнь…