Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного - Сборник

Что подобная деятельность наморси отнюдь не была, однако, случайной, равно как не вызывалась необходимостью, но представляла собой, наоборот, сознательно и планомерно проводимую им систему действий, доказывается содержанием обнаруженного у наморси в портфеле проекта положения «О Совете комиссаров флота», писанного наморси собственноручно (лист 41) и содержащего целиком не только закрепление прежнего положения, но и еще большее ухудшение его в сторону децентрализации. То же самое подтверждается донесением Флеровского от 15 мая (лист 53) о том, что на прямой вопрос Флеровского, признает ли наморси новое «положение», последний ответил уклончиво.

Не соблюдал, равным образом, наморси на практике и строгого разграничения, требуемого положением, компетенции между ним и главным комиссаром флота. Согласно совпадающим показаниям обоих, Щастного и Блохина, формальное разделение функций фактически превратилось в фиктивное, поскольку со стороны Щастного не раз имело место: «распоряжение по нетерпящим отлагательства вопросам за его и моей подписью в его отсутствие» и «во всех мелких вопросах и он отдавал распоряжения за нашими совместными подписями в мое отсутствие» (л. 139). По показаниям Блохина, равным образом «наморси также никогда не был в претензии, когда я вмешивался в боевые распоряжения». Последнее было, впрочем, мало опасно для наморси, поскольку, по показаниям Блохина, «все его время уходило на приемку делегаций» и хозяйственные заботы (лист 129), так что и «политикой заниматься из-за мелочей ему не приходилось» (л. 106). Не передавал равным образом ему наморси и копии всех получаемых телеграмм, и Блохин вполне допускает, что «не все копии ему могли быть показываемы» (лист 105).

При таком трогательном сотрудничестве сохранение наморси прежнего порядка управления флотом представлялось гораздо более выгодным, чем строгое разграничение функций согласно требованиям нового «положения». Добровольное же самоограничение [не] мешало ему на практике, как это доказано следствием, простирая свои притязания и далеко за границы прав, предоставлявшихся как по старому, так и по новому положению.

Приказом от 20 мая (лист 65) наморси своей властью назначил командиром петроградского порта гражд. Руденского и комиссарами при нем: граждан Сладкова от порта и Суркова от флота. В телеграмме по этому поводу наркому Троцкому член Морской коллегии Сакс констатирует, что Сладков уже был ранее Коллегией назначен, почему для наморси не было никакой необходимости переназначать его, что касается назначения от флота Суркова, то таковое, по мнению Сакса, является превышением власти, так как никакого права наморси назначать комиссаров нигде не предоставлено (лист 67). В обнаруженной у Щастного рукописи «Бытовые затруднения» наморси, полемизируя с Саксом, отстаивает свое право назначения комиссаров, мотивируя его тем, что «командование», то есть он, наморси, и Блохин, та же «коллегия» (лист 14) и, наконец, доходит до прямого протеста против подчинения самого «командования» Морской коллегии как «органу, совершенно лишенному технических сил» (там же).

Упоминаемым проектом уложения о совете комиссаров флота наморси устанавливает, во-первых, фактическую безответственность Совета перед центральной властью, которой предоставлялось право только утверждать, но не сменять комиссаров, и фактически же ответственность его только перед наморси.

Наморси же, кроме того, предоставлялось право составления наказа для деятельности Совета комиссаров флота (лист 41).

Положение о флоте от 29 марта клало предел подобным поползновениям, арест Развозова показал, что опасно было становиться на путь открытой оппозиции, для наморси становилось наиболее приемлемым только бороться за сохранение старого положения и, в первую голову, старого личного состава комиссаров флота и прежде всего Блохина, слепо ему доверявшего. Следствием установлено, что и в этом направлении наморси не останавливался перед прямыми нарушениями распоряжений Советской власти, не говоря о других более легальных средствах борьбы.

К области последних фактов относится исподволь проводимая им агитация против нового положения среди комиссаров флота под предлогом его явной «антидемократичности». В тех же документах «Бытовые затруднения» и «Мотивы ухода» (лист 14 и 18), представлявших проекты его докладов в Совкомбалте, в качестве особых пунктов два раза встречается указание на «бесспорность новых комиссаров со съезда», пункт же 11 в рукописи «Бытовые затруднения» озаглавлен громко: «Нарушения революционного порядка управления флотом», якобы чинимыми Морской коллегией.

К области первых фактов относится прямая борьба против назначения главным комиссаром Флеровского на место Блохина. По показаниям самого Блохина, наморси определенно говорил, что с назначением Флеровского «он уйдет». То же говорили и другие лица командного состава (лист 128). Когда же назначение сделалось весьма вероятным, то, по показаниям Троцкого, Щастный вместе с двумя делегатами приехал в Москву для того, чтобы протестовать против назначения (лист 89) и, наконец, когда назначение все же состоялось 14 мая, Щастный, несмотря на телеграфное извещение, приказом от 21 мая объявляет по флоту, что в исполнение обязанностей комиссара все же вступил «болевший» Блохин (лист 22). Последний приказ не может быть иначе квалифицирован как прямое нарушение и противодействие советской власти и ее распоряжениям. Одновременно и, видимо, под прямым давлением наморси, старый Совет комиссаров вынес постановление о непризнании назначения Флеровского как назначенного сверху и без ведома Совкомбалта и команд (лист 7).

Наиболее критический момент для наморси наступил, однако, с момента созыва 3-го съезда моряков Балтийского флота, от последних чисел апреля и до 22 мая, где должны были произойти выборы нового Совкомбалта. Следствием обнаружено, однако, что в этот момент отнюдь не только одни мотивы голой борьбы за власть во всей полноте были стимулами деятельности Щастного и его борьбы против нового положения.

Новое «положение», резко ограничивая политические и оперативные стороны жизни флота, возлагало ответственность за последствия целиком на командный состав. Наморси фактически, как это уже доказано, сохраняя всю власть своим методом действий, перелагал, тем не менее, ответственность на Совкомбалт за боевую судьбу флота. Между тем боевая судьба флота в этот момент более чем когда-либо находилась в критическом положении. От 30 марта с момента назначения наморси и до созыва съезда в конце апреля прошел самый тяжелый период борьбы за сохранение флота от совместных притязаний финляндских белогвардейцев и немцев, с полной ясностью устанавливается косвенное участие самого наморси в этой борьбе против антиимпериалистов и героический переход русского флота из Гельсингфорса в Кронштадт.

Во имя предупреждения различных неожиданностей со стороны тех и других постановлением Высшего военного совета от 25 апреля наморси было в категорических выражениях предписано немедленно вступить в переговоры с немецким командованием об установлении временной демаркационной линии в Финском заливе для изоляции флота (лист 49). Телеграфным донесением Альтфатера от 7 мая (листы 53, 54) установлено, что соответствующее радио было передано наморси в Гельсингфорс военному руководителю флота Зеленому 28 апреля и повторено затем 29 апреля; только 1 мая получен от Зеленого ответ, что, по его мнению, «возбуждать далее вопрос по обстоятельствам момента крайне нежелательно», только 3 мая затем Зеленой ответил, что поручение будет исполнено, о чем наморси и донес в Москву, и только 5 мая было исполнено Зеленым предписание. Несмотря на такое прямое неисполнение подчиненным срочных распоряжений власти, наморси явно попустительствовал подобной неисполнительности своего подчиненного. В ответ же на прямой запрос Троцкого Блохину о причинах подобной неисполнительности Зеленого, в чем Троцкий усмотрел «проведение Зеленым самостоятельной политической линии» (листы 45, 46), Блохин, явно инспирированный наморси, ответил, что «в виду неустановленности понятия о дисциплине он такого нарушения в поведении Зеленого не усматривает» (там же).

Чрезвычайная невыясненность положения и натянутость международных отношений заставила наркома секретной телеграммой от 3 мая дать необходимые инструкции на всякий случай подготовительных распоряжений для взрыва фортов и флота, чтобы избежать опасности оставить все немцам (лист 20). По свидетельству Троцкого, устно им были преподаны инструкции подготовить заранее кадры надежных людей для производства взрыва. 15 мая новые тревожные вести о немецких замыслах снова до крайности обостряют вопрос, и нарком Троцкий в юзограмме от 21 мая, переданной нагенмором Беренсом, требует от Щастного немедленного исполнения мер по подготовке кадров подрывников и исполнения предписания о денежном обеспечении их семей. В ответной телеграмме от 22 мая Щастный сообщает успокоительные известия и указывает одновременно на то, что по создавшемуся положению проведение демаркационной линии невозможно, причем в высокой степени похвально отзывается о деятельности Зеленого (лист 29). Подготовленный им одновременно доклад на съезд моряков в первом пункте о международном положении констатирует чрезвычайную натянутость положения именно вследствие отсутствия демаркационной линии (лист 8).