Практически невиновна - Наталия Левитина

– И это тоже, – кивнул Денис, заметив разочарование Вики. – Ты мне очень нравишься, мартышка. И я о тебе позабочусь.

– Почему мартышка?

– А как тебя еще назвать?

Денис взял Викторию за плечи, развернул к зеркалу и быстро поцеловал в щеку.

Из зеркала на Вику смотрела не то чтобы мартышка, а скорее кошка, выстиранная в «Электролюксе» и отжатая на скорости 1200 оборотов в минуту. Ее темные волосы торчали во все стороны.

– Ого! – изумилась Вика. – Я не успела причесаться.

– Ты не поверишь, но я заметил. Слушай, у меня возникла не совсем приличная мысль.

Виктория тут же зарозовела, как вечернее июньское небо, потупила взор.

– Денис, – смущенно произнесла она. – Ну что ты! Так быстро? Я морально еще не готова… Нет, конечно, если ты настаиваешь…

– Давай немного пороемся в вещах Алисы!

– А?

– Вдруг обнаружим что-то интересное.

– А… – протянула Вика. Разочарования сегодня следовали одно за другим. – Давай… А я и так постоянно роюсь в ее вещах. Мне носить-то нечего, кроме ее нарядов.

– Я не про барахло. Про документы. Посмотрим комп, стол. Конечно, это отвратительно, но что нам остается…

Исследователи занялись поисками. Алисин компьютер их не порадовал, зато в письменном столе Черенков нарыл целую папку квитанций, счетов и прочего.

– Так, с этим я вдумчиво ознакомлюсь, – сказал Денис и спрятал папку в кейс. – Ладно, мартышка, я помчался.

Для начала Денис заехал к знакомому майору милиции и попросил проверить по сводкам, не становилась ли участницей (или жертвой) какого-нибудь криминального эпизода девушка с параметрами Алисы Горностай. Нет, обрадовал Дениса Илья Здоровякин, подходящей кандидатуры не нашлось. Денис вздохнул с облегчением.

По идее сейчас в природе существовало две Алисы – одна натуральная, вторая изготовленная из Виктории Коробкиной. Если только Денис не имеет дело с Алисой, повредившейся умом, которая изобрела для себя странную сказку про бедную, несчастную блондинку. А что, решил доблестный сотрудник «Алекс-банка», запросто. Выпила девушка лишнего на вечеринке или с наркотой перебрала – крыша и не выдержала, съехала набок.

Затем Денис сопоставил два факта: Виктория сказала ему, что очнулась в машине на Западном шоссе. Это раз. И в ее голове постоянно звучало слово «ковбой». Это два.

В нескольких километрах от города по Западному шоссе располагался в лесу элитный ночной клуб «Одинокий ковбой». Каждую ночь в это уединенное местечко, оборудованное всевозможными приспособлениями для полноценного отдыха, устремлялись кавалькады крутых автомобилей. Золотая молодежь, дети чиновников и коммерсантов, да и сами коммерсанты развлекались в клубе – в казино и на танцполе, пока бледно-розовое солнце не проникало меж стволов сосен, оповещая, что пора разъезжаться по домам.

Для Алисы Горностай с ее материальным размахом, думал Денис, местечко являлось обычным пунктом принятия дозы удовольствий. Но странно было предположить, что Виктория Коробкина могла каким-то образом попасть в прошлую субботу в это дорогое заведение. Один флайер туда стоил больше ее недельного заработка. За ночь в «Одиноком ковбое» растрачивались грандиозные суммы денег, выпивалось колоссальное количество коктейлей «Космополитен» и коньяка «Хеннеси».

Шумное веселье, динамичная музыка, сверкание прожекторов – все это начиналось в девять вечера. А днем «Одинокий ковбой» был тих и задумчив. На маленькой круглой сцене отрабатывали танцевальные па девушки в фитнес-костюмах и сетчатых колготках. Денис поприставал к полусонному персоналу, пытаясь возродить в памяти бармена, уборщиц и кордебалета прошлую субботнюю ночь. Нет, никто не вспомнил длинноволосой блондинки.

Не удовлетворенный результатом, Денис вернулся в город. Ему-то казалось, он стопроцентно вычислил место, где провела ночь Виктория. Именно в этом клубе, считал он, и произошло что-то неординарное. Это что-то испарилось из памяти Виктории, оставив вместо себя зияющую черную дыру.

В городе Денис последовательно обошел автосалон, детсад, навестил хозяйку квартиры, которая сдавала жилье Виктории. Везде на него и на предъявляемую фотокарточку смотрели с подозрением и легким недоумением. Никто не понимал, почему этот симпатичный молодой мужчина так настырен и приставуч. И никто не знал Виктории Коробкиной.

Сотовый зазвонил, едва только Илья подумал, что надо бы его отключить.

Майор с подчиненными осматривали место преступления. Три неподвижных тела, живописно украшавшие ладшафт, намекали, что дело будет долгим и трудным. Смерть настигла добычу на заброшенном пустыре позади старого цинкового завода. Покореженный металл, ржавые болванки, цистерны с продавленными темно-коричневыми боками, ледяная земля в клочках прошлогодней травы – все это стало декорациями произошедшей трагедии.

Три крепких короткостриженых парня в черных кожаных куртках и черных джинсах еще вчера бороздили пространство на могучем джипе. Еще вчера толстые золотые цепи подрагивали на горячих бычьих шеях в такт с пульсацией сонной артерии. Еще вчера сжимались их пудовые короткопалые кулаки со сбитыми костяшками. Сегодня все это великолепие мощной плоти было совершенно неподвижным и холодным, как пластилин. Джип, выгоревший дотла, стоял рядом, являя собою центр треугольника, образованного разбросанными по площадке телами.

– Самоубийство, – компетентно заявил Палкин.

– Точно, – поддержал друга лейтенант Евдокимов.

Предложенная молодыми сотрудниками версия была исключительно привлекательна, а главное – стопроцентно оправдывала и характер ранений на телах братков, и расположение трупов и автомобиля.

Вполне естественно, что три здоровых, конкретных пацана, поиграв в боулинг и перекусив в ресторане, замыслили совершить коллективное самоубийство. Как древние фараоны уносили в могилу тонны утвари и рогатый скот, так и бойцы местной мафии решили забрать на тот свет любимый джип. Поэтому его сбрызнули бензином и подожгли. Затем один из братков три раза ударил себя сзади по черепу железным прутом, основательно разворотив коробку, а двое других свели счеты с жизнью с помощью огнестрельного оружия (не забыв о контрольных выстрелах).

Да, более надежный способ самоубийства было трудно изобрести. Немного туманным оставался вопрос о мотивах. Но кто же проникнет в трепетную и нежную душу бойца, кто узнает, что творится в его мозгах, за чистым, низким лбом?

На служебном автомобиле подъехал Зуфар Алимович.

– Доложить обстановку, – потребовал он.

Здоровякин не успел: у него заверещал мобильник.

– Илья Кузьмич, – вкрадчиво сказала трубка. – Вы не могли бы подъехать в детский сад?

– Не могу, – отрезал Здоровякин. – Занят. А что случилось?

Трубка многозначительно помолчала. Илья оторвался от трупа, который с вожделением осматривал, выпрямился и понял, что от ужаса у него холодеют уши.

– Что стряслось?! – заорал он.

– Видите ли… Мы сегодня отправились на прогулку…

– И?

– И ваш Эдик залез на горку…

Выражение лица Здоровякина было столь трагическим, что майору даже удалось перетянуть на себя одеяло всеобщего внимания. Теперь на трупы никто не смотрел. Все смотрели на Здоровякина.

– Вы знаете эту горку, да? На участке около нашей группы…

Илья зарычал. Он внезапно вспомнил, как в американских медицинских фильмах окровавленный хирург, вывалившись из операционной, именно так и начинает беседу с родственниками – издалека. Прежде чем сообщить им самое ужасное.

– Хватит тянуть, – заорал в трубку майор. – Говорите, что случилось?!

Воспитательница отлично подходила на роль стойкой партизанки: каждое слово из нее приходилось вытягивать клещами.

– Эдик упал с горки. И разбился, – призналась наконец она. – Наверное, надо отвезти его в травмпункт…

Зуфар Алимович, как и все участники мизансцены, внимательно следил за выражением лица подчиненного. И замахал руками еще до того, как Здоровякин попросил разрешения отлучиться.

– Езжай, езжай!

Илья кинулся к изумрудной «восьмерке». Шесть километров, отделяющих пустырь от детского сада, он превратил в финишную прямую автогонки. Мигалка оказалась весьма кстати.

Эдик встретил седого от ужаса папашу радостным воплем и танцами. Илья не ожидал увидеть сына таким подвижным и разнузданным, он приготовился принять на руки бездыханное тело.

– Дай я на тебя посмотрю, – почти глотая слезы, прошептал бедный отец.

Голова у Эдика была туго замотана, на лбу белоснежные бинты пропитались алой кровью. На активность ребенка травма не повлияла. За пять минут, проведенных Ильей в группе, Эдик успел познакомить папу с любимой девочкой, покормить рыбок, довести до истерики хомячка. Он три раза попил воды из чайника, показал родителю конструктор, машинки, альбомы, свой шкафчик, свою кровать в спальне, задал сто вопросов воспитательнице, нечаянно уронил нянечку…