Рассказы из доброй жизни - Татьяна Мушурьян

мы проникали на чердаки, а там и до крыши было рукой подать. И вот, в один из очередных дней наших исследований, мы стояли на крыше рядом со знаменитыми украинскими вазами, которые снизу казались вазочками, а здесь их размеры повергли нас в ужас… На эти вазы, опять же, вели железные лесенки, но тут уже желающих по ним полазить не нашлось. И эти «походы» продолжались достаточно долгое время. Мы даже поднимались на крышу через один подъезд, а спускались через другой. В общем, освоили все ходы и переходы легко, а потом потеряли к ним интерес: нас стал занимать другой, более странный и «неопознанный» объект. Он был построен задолго до окончания строительства дома, занимал место в самом центре двора, был большой, круглый и назывался «фонтан». Но фонтаны обычно находятся внизу, и в них вода и краники, а наш «фонтан» стоял на высоком мраморном постаменте, по бокам которого были железные решетки и такая же дверь, всегда закрытая на прочный замок. За все годы вода прожурчала наверху этого сооружения низкими и жидкими струйками раза два. Нам было очень интересно узнать, что же за этой дверью и решетками. Но и днем, и вечером там было темно и пусто, только кошки ходили туда и обратно, но у них не спросишь… В общем, сколько мы ни пытались в это странное сооружение попасть, ничего у нас не вышло, но взрослые люди, пережившие войну, говорили, что это не что иное, как бомбоубежище на случай войны, чем очень нас пугали.

Еще мы любили забегать в гостиничный холл, а перед этим поиграть в пряталки у входа, среди огромных колонн с очень удобными для этой игры выемками. В холл мы забегали купить конверты и марки для переписки с друзьями, но гурьбой нас туда не пускали, а только по одному, и швейцары в униформе заставляли нас хорошо вытирать ноги и снимать галоши тех, кто их носил. Для взрослых посещения гостиницы было абсолютно свободными, и их никто не спрашивал, с какой целью они проходят в холл. Многие заходили туда купить свежие газеты и журналы и почитать их, сидя в удобных креслах, а также назначить встречу и побеседовать с друзьями.

Глава 4

На Большой Дорогомиловской улице еще до строительства Кутузовского проспекта были построены добротные правительственные дома. Во дворе дома, где жил Брежнев, находилась школа, в которой в основном учились дети и внуки ответственных партийных работников. Кутузовский же проспект застраивался домами для размещения дипкорпусов и жилья для иностранных дипломатов с семьями, приезжавших в Москву на работу на длительный срок. Вторая школа располагалась практически на слиянии этих двух улиц и находилась на целый квартал ближе к нашему дому. Именно она и стала моим местом учебы на долгие годы. Для меня это были годы напряженной работы, так как я, как и многие дети, училась в двух школах, еще и в музыкальной, да и эта общеобразовательная школа была не из простых. В ней как раз и учились дети послов и дипломатов, получавших временные квартиры на Кутузовском проспекте. Вся школа пестрела разным цветом кожи и говорила на разных языках. И это когда? В «глухие» советские времена! Начальную школу я помню плохо. Помню только, что в нашем классе было два мальчика-иностранца: очень симпатичный маленький венгр Янош и мальчик из Праги Карл, которого все в классе ласково называли Карлуша. Но кого забыть невозможно, так это наводившую ужас на маленьких школьников заведующую начальными классами. Это была уже очень пожилая учительница, прослужившая в школе почти полвека. У нее никогда не было своей семьи, своих детей, и школа объединила все это в ее жизни воедино. Она всегда называла всех учеников на «Вы», вызывая этим еще больший страх у маленьких детей. Лет ей было много, и выглядела она для младших школьников уже как старушка, но громогласная и прямая, появлявшаяся словно из-под земли, когда кто-нибудь шалил, она повергала малышей в шок. Когда первоклашки впервые приходили в школу и, подбегая к ней, спрашивали:

– Бабушка, а где здесь туалет? – она со строгим видом отвечала каждому:

– Не фамильярничайте! – и первоклашки отскакивали от нее как ошпаренные. Вообще, всегда, когда она появлялась в коридоре, все учащиеся уносили ноги от греха подальше.

Однажды, когда закончилась большая перемена и мы, дети второго класса, взбудораженные и охрипшие, наконец расселись по своим местам, дверь открылась, класс дружно встал… и замер в полной тишине: в двери появилась грозная фигура заведующей. Она вежливо извинилась перед учительницей, строго посмотрела на учеников и приказала девочкам сесть, а мальчикам остаться стоять. Обращаясь к занервничавшей учительнице, она спросила своим громовым голосом:

– Знаете, чем занимались мальчики вашего класса на перемене? – Учительница испуганно вытаращила глаза и повертела головой. Заведующая произнесла:

– Они бегали за девочками и задирали им платья…

Наступила мертвая тишина. Учительница осталась в той же позе, но у нее открылся рот.

– Теперь я очень хочу знать, – сказала заведующая, – что вы там хотели увидеть? Вот Вы, например, – указала она на одного из мальчиков. Мальчик захлопал глазами, но от страха не мог произнести ни слова.

– Так… понятно… Теперь Вы, – второй мальчик покрылся пятнами и тихо заплакал.

– Так… Ну что же, тогда вы, – указала она на третьего мальчика. Он опустил голову, вдохнул воздух и тихо сказал:

– Трусики…

А вот в средней школе только в нашем классе учились: англичанка из Лондона, немец из Западного Берлина, афганец, итальянец, два поляка и три индонезийца, причем состав иностранных детей периодически менялся. Мы были советскими детьми и вели себя как все дети, не понимая, какой груз ответственности лежал на учителях в то время, когда общение с иностранцами, да еще с «капиталистами», было табу для всех. Но только не для нас – учеников этой школы. Мы дружили, ходили друг к другу в гости, сидели за одним столом с послами и пили английский чай. В начале каждого учебного года, при пополнении класса новыми иностранцами, мы получали откровенные указания, от кого держаться подальше. Как правило, эти указания действовали только до конца урока, поэтому учителя были дерганые, недружелюбные, неконтактные и подозрительные. На нас орали, со злорадными улыбочками перехватывали записки, которые взрослеющие дети посылали друг другу, чуть что, пугали директором, хотя он был, пожалуй, самым добросердечным из всего педагогического состава, не скупясь ставили жирные двойки и исписывали дневники многочисленными замечаниями. Но все учителя, как один, были великолепными предметниками и знания давали фундаментальные. В классах не