На корабле полдень - Александр Зорич

Вблизи от столовой горы, на которой был построен лагерь, разлом расширялся и превращался в долину, которая при взгляде сверху походила на капюшон индийской кобры.

Насколько я помнил, ничего подобного «в мое время» – когда я прошел по Глаголу десятки километров, многие из которых прополз буквально на брюхе – в этой местности не наблюдалось.

Я вслух удивился – дескать, Кобра эта откуда здесь взялась? Дофинов напомнил мне:

– Так ведь после того, как Дунай взорвали, обломки его зацепили Глагол… Тут полно свежих кратеров. Ну и, само собой, были землетрясения, тектонические сдвиги… Из-за этого почти все клонские карты Глагола теперь устарели.

– Да, Дунай… – пробормотал я, и мне вспомнились светящиеся мягким снисхождением глаза специального уполномоченного Совета Обороны Ивана Денисовича Индрика, который жизнь отдал за то, чтобы все было так, как было: Глагол, Котел, два Стикса…

Но вот эта Кобра… Она ведь, если вдуматься, была свидетельством того, что «так, как было» уже никогда больше не будет. Мы изменили Глагол, борясь за то, чтобы он остался неизменным, и кто знает, к чему это приведет в ближайшие годы, а может быть, и дни?

Прошли каньон на дозвуке без приключений.

Я по старой памяти ожидал, что лететь придется через Муть до самого лагеря. Но она-то как раз и исчезла еще за семьдесят километров до точки назначения!

Видимость была отличная, и я получил массу удовольствия от полета на малых высотах на ручном управлении (а может, прилив эйфории случился из-за того, что главная опасность – «трешка» – миновала).

Когда мы проходили «капюшон» кобры, вперед, рывком преодолев звуковой барьер, умчался на «Громобое» старлей Млечин, друг Дофинова. Его сопровождал Княжин на своем «Орлане».

Они первыми стали в круг ожидания над лагерем имени Бэджада Саванэ и передали условный сигнал «Дорожка!»

Это значило, что чоругские ходячие танки, по счастью, ходят где-то в другом месте. И что в лагере можно без опасений садиться.

Полученной информацией не замедлили воспользоваться Цапко и Пак.

Мы же впятером остались в воздухе, на патрулировании.

На скорости девятьсот километров в час я промчался над жестяной крышей барака, покрашенной в мирный синий цвет. Барака, где я когда-то рисовал стенгазеты, безудержно качал шею и в один прекрасный день познакомился с Богданом Меркуловым – только что сбитым в бою близ Старой Зуши чертовски заводным кап-три…

Глава 6

«Несоленый дождь»

Август 2622 г.

Лагерь нравственного просвещения имени Бэджада Саванэ

Планета Глагол, система Шиватир

– Мы сели, идем по лагерю, – докладывал мне Цапко, шагая по центральной улице. – Ну что тебе сказать, Саша? Все, как ты описывал – тоска, запустение и обратная сторона безудержного клонского оптимизма… Кстати, в этом лагере после вас еще кто-то гужевался…

– Кто же это, интересно?

– Похоже, тут наши держали пленных клонов. Во многих бараках стаканчики эти их чайные, которые на мензурки похожи, еще не досуха высохли…

– А следов присутствия наших генштабистов не видишь?

– Вроде надписи «Здесь были полковники Генштаба Васин и Петин, но сейчас позвездовали по грибы»? – саркастически уточнил Цапко. – Как их, кстати, фамилии, кого мы там ищем?

– У одного фамилия Засядько… Зовут Артем. На фотографиях он совсем зеленый, чуть старше кадета… Худой, стрижен коротко. Глаза горят. А так обычная внешность, без особых примет…

– Там любят, чтобы «без особых примет». Дескать, если надо, приметы мы им нарисуем. Какие сами захотим… А остальные?

– У второго фамилия, – я подглядел в планшет, – Епифанов… Зовут Рудольфом. Похож на клоуна, только что снявшего грим. Лет пятьдесят. Третьего фамилия Лягоев. Зовут Рустам. Красивый парень, написано: победитель всяких там соревнований по вольной борьбе… А у четвертого фамилия Дидимов-Затонский. Хороша фамилия, а?

– Да, богатая… Иным псевдонимам фору даст! Сразу видно человека из семьи с традициями, – ухмыльнулся Цапко. – Но даже Дидимова-Затонского и то здесь не видать! А по моему опыту, обладатели таких фамилий торчат из реальности, как гвозди…

– Так ты весь лагерь уже обошел, что ли?

– Обошел… Что там обходить-то? Осталась западная посадочная площадка. Рядом с ней есть три свежих ангара. Два выгорели, один целый… Заглянем и в него, для порядку.

– Действуй.

Мне, как и Цапко, было обидно: выходило, мы жизнями рисковали лишь для того, чтобы теперь расхаживать по брошенному лагерю, заваленному мусором и занесенному песком.

Да что там «обидно», меня распирало возмущение!

Эти генштабисты с кудрявыми фамилиями, небось, вообще забыли про время встречи! Подумаешь, время! Подумаешь, обещали! Подождут эти меркуловские людишки! Это пушечное мясо госпожи Истории! Истории, которой они служат! Могут подождать – значит, подождут! Стало быть, к чему спешка? На Глаголе ведь столько интересного!

– Мы возле ангара, – раздался в наушниках монотонный голос Цапко. – Перед ним – восемь характерных клякс выжжено. Явно какой-то корабль недавно садился… Я бы сказал, что клонский «Хастин», но у того конфигурация дюз другая. Он бы другие следы оставил…

– Так, может, инопланетянин? Конкретно чоруг? Потому что у ягну и дюз-то никаких нет…

– А ты догадливый, – сказал Цапко после паузы уже на два тона тише, изменившимся, напряженным голосом. – Чоруг, да. Вижу его, в ангаре стоит… Планетолет… Ну все, разведка окончена, мы отходим. А вы причешите-ка ангар ракетами!

Я задумался.

Легко сказать «ракетами»! Ну причешем мы, допустим. А что нам это даст? Лишний раскуроченный чоругский планетолет?

А если, например, это мирный чоруг? Убивать чоругских ученых или туристов мне совершенно не улыбалось! Особенно учитывая страстную любовь моей ненаглядной невесты-ксеноархеолога к этой инопланетной расе. Да если она узнает, что я хоть пальцем тронул невинного чоруга – какого-нибудь, не приведи Господи, поэта или целителя… Да Таня и свадьбу может отменить! Она у меня такая!

– Послушай, Серега, ракетами мы всегда успеем. Ты мне дай, пожалуйста, точную информацию о том, что у него за эмблема на носу, у планетолета этого.

В наушниках долго молчали. Как видно, Цапко решал – выполнить приказание или же саботировать под благовидным предлогом.

Наконец он заговорил.

– На носу нарисованы три синих зигзага.

– Отлично! – неожиданно сильно обрадовался я. – Это восхищенные! Они не воюют!

– В смысле «не воюют»? Они ведь тоже чоруги?

– Тоже. Так сказать, биологически. Но они не воюют. Их убивать запрещено, это преступление – согласно всяким там двусторонним конвенциям. Это как если бы чоруги взяли и вместо нашего военно-космического флота принялись гандошить мирное население колоний.

– Разве таких случаев на Тэрте не было? – зло осведомился Цапко.

– Таких случаев не было, – твердо сказал я, соврал, конечно. – Поэтому я прошу тебя и Пака сейчас зайти в ангар и попытаться вступить в контакт с восхищенными. Может быть, они знают, где наши генштабисты? Может быть, наши генштабисты вообще у них в гостях? Чаи там гоняют? Музыку чоругскую слушают?

– А может, лучше домой? – это был Пак.

– Знаете что, товарищи… Если мы на «Эрван Махерзад» вернемся без ансамбля из этих затонских и епифановых, нам Богдан Сергеевич Меркулов лично головы посворачивает, – сказал я тихо и свирепо, пусть знают, что я ни хрена не шучу!

Снова молчание.

– Лично я на контакт не пойду. Я не ксенодипломат. Я простой пилот, – как-то по-детски упрямо заявил Пак.

– Я бы тоже, хм, воздержался, – заявил Цапко. – Сашка, ты не подумай, что я в бутылку лезу… Просто они меня с детства пугают, эти так называемые раки! Они же пауки вообще! Если хочешь, сам их того… обольщай!

– А вот и обольщу!

Я был настолько рассержен – на судне бунт! ну, почти бунт! – что ближайшие пятнадцать минут решил не говорить этим своевольным гадам ни словечка.

Я оповестил эскадрилью о своем решении и, оставив за старшего Дофинова – пусть отрабатывает доверие! – перешел в пологое снижение.

Вскоре я уже стоял на растрескавшейся глине негостеприимной земли Глагола, перед высокими воротами ангара.

Цапко и Пак вальяжно сидели обочь на ящике из-под верблюжьей тушенки. Я помахал им рукой и, не тратя времени на конферанс, смело шагнул в приоткрытые ворота.

В отличие от Цапко, глубинного страха перед чоругами у меня не было никакого. Может быть, Таня меня от этого страха излечила. А может быть, излечивать было нечего…

Я шагал через ангар, в котором оказалось неожиданно светло – лучи Шиватира косо падали сквозь узкие длинные окна под крышей.

Чоругский планетолет, как и вся ксенотехника, казался невероятным, нелогичным и сверхтехнологичным одновременно.

«Несоленый дождь» – прочел я на его борту при помощи переводчика «Сигурд».