На корабле полдень - Александр Зорич

Парсер мгновенно рассчитал, что до наших смертельных объятий осталось двадцать шесть секунд!

– Эскадрилья, к бою! – скороговоркой скомандовал я.

Одновременно со мной заорал Дофинов:

– Всем оставаться на курсе! Не отключать автопилот!

«Во всем слушайся Дофинова», – мелькнули в моем сознании слова Меркулова. Мелькнули и враз усмирили мою командирскую гордыню. В принципе ведь, если по уставу, то что это за новости – командира дополнять?

– Эскадрилья, подтверждаю Дофинова! Держимся курса! Пилотам «Орланов» – переворот на сто восемьдесят! Ввести в действие огневые точки защиты хвоста! Режим – «автомат»!

«Орланы» крупнее других наших массовых истребителей – «Дюрандалей» и «Горынычей». Благодаря этому конструкторы смогли впихнуть в корму машины маленькую вертлявую лазерно-пушечную установку.

Она была слабовата против серьезного флуггера, но имела феноменальную скорострельность и ракеты сбивала отменно!

Я подумал, что дископтеры по своим ЛТХ{ЛТХ – летно-технические характеристики.} ближе к ракетам, чем к флуггерам. И, пожалуй, только наша точка защиты хвоста будет в подобной ситуации полезна.

– Бьем кормовыми лазерами! – повторил я для надежности. Все-таки на «Орланах» мы летали недолго, нужные автоматизмы в сознании еще не сформировались.

Бой на встречных курсах вспыхнул через секунду.

Дископтеры отработали по нам из своих диковатых одноразовых пушек-картечниц. Вслед за чем чоругские боевые роботы устремились к выбранным жертвам в стилистике героев анимэ-комиксов – камикадзе. Разве что не заорали в эфир «Ниппон банзай!»

Не стоит и говорить, что любое, даже касательное, столкновение с дископтером означало для «Орлана» или «Громобоя» мгновенную гибель.

Поэтому все во мне буквально звенело от дурных предчувствий.

Выполняя указания Дофинова, мы не задействовали ни одного маневрового движка. Не отклонились от своих траекторий ни на сантиметр. Что, с моей точки зрения, предельно упрощало электронным мозгам дископтеров решение задачи встречи.

Но Дофинов был прав.

Мы стояли на своих траекториях как влитые. А вот дископтеры, попав под огонь наших кормовых лазеров, – зафигуряли.

Они реагировали на обстрел настолько нервно (отрабатывали какой-то чересчур хитроумный алгоритм группового поведения), что с траектории сошли даже те боевые роботы, которые нашему обстрелу не подверглись!

В итоге вся эта камарилья прошла сквозь наш строй как дробь сквозь стаю воробьев.

Суммарная скорость сближения была у нас порядка семидесяти километров в секунду – поэтому мы не то что даже испугаться не успели, мы зафиксировать их взглядом не смогли!

Полсекунды назад нам в лицо мчалась неотвратимая смерть. А уже через секунду – смерть растворилась в непроглядной черноте за кормой.

Как поется в популярной песне, от которой два сезона тряслась и стонала наша общага:

Вчера с тобой мы шуба-дуба,Теперь же вот – расстались грубо…

Затем на закраинах тактического экрана на полминуты показались сами чоругские боевые планетолеты. Но эти достаточно крупные корабли размером с наши «Андромеды» просто не успели как следует разогнаться, чтобы перехват был успешным…

Авантюрный план Меркулова – Дофинова воплощался в жизнь. Мы лихим кавалерийским наскоком прорвали чоругский барраж. А немногочисленные паладины ягну, как мы и надеялись, устрашились двух «Громобоев» с их великолепным защитным полем…

Следующим испытанием для моих нервов должна была стать атмосфера Глагола. Мало того, что мы собирались пройти ее с неприличной для серьезных мужчин торопливостью, так еще в конце нам предстояло падение прямиком в эту их «трешку»…

Об аномальном гравимагнитном стационаре я старался думать как можно меньше. Припоминаю, мой самый близкий, а ныне покойный друг Коля Самохвальский любил повторять, особенно выпимши, что, по его скромному мнению, все проблемы в жизни человека – от переизбытка у него атеизма. Ну то есть от того, что человек думает, будто Бог не знает о тех сложных жизненных ситуациях, в которых человек оказывается.

А если вдруг отбросить атеизм и принять, что Бог все-таки знает… То получается, что бояться нечего!

Если Бог решил, что твое время на земле вышло, что пора тебе отправляться «в место ситное, место злачное», то все, дергаться поздно. И наоборот: если Бог заключил, что ты, в сущности, незлой и полезный парень, и надо тебе дать еще пожить-потрепыхаться, то, уж будь уверен, выйдешь невредимым из всякой передряги!

Заметьте, дорогие друзья, когда такие вещи говорит кадет, учащийся второго курса, пусть даже отличник, верить не хочется. Мало ли что кадету в голову взбредет! (Я вот, когда был кадетом, считал, что если война и случится, то между Россией и какой-нибудь другой земной директорией, а уж никак не между Объединенными Нациями и клонами!)

А вот когда о военно-прикладной теологии рассуждает человек, который в открытом космосе самолично болтался в одном скафандре, без особой надежды на спасение, человек, потерявший любимую… В общем, я вам советую прислушаться.

Возвращаясь к «трешке», скажу: я надеялся, что Бог уж как-нибудь там устроит. Все равно мы, пилоты Российской Директории, аномалиями Глагола управлять никак не умеем.

…Атмосфера.

Парсер рапортует о повышении температуры.

Лобановский – чисто от нервов – несет какую-то чушь.

Мы движемся под непривычно острым углом к вертикали. Это, ясное дело, чтобы как можно меньше пробыть в возможной зоне поражения неприятельских огневых средств.

Самое обидное, что, по данным наших радаров, в радиусе ста километров активности противника нет!

Конечно, Глагол – планетка непростая. На ней легко представить такие аномальные зоны, в которых не то что десяток паладинов, а целый астрофаг останется невидимым для радаров.

Но все-таки что-то свербит, что-то нашептывает мне: «Скорость можно было бы и сбросить… Лететь нормально, без выпендрежа…»

Я волевым усилием заставляю внутренний голос заткнуться. И придерживаться плана, предложенного Дофиновым.

Температура на передних кромках крыльев моей машины доходит до круглой цифры – 1200 градусов по Цельсию.

Мой «Орлан» на глазах превращается в аэрогриль…

Как назло, под нами сплошная облачность.

Облака – вещь совершенно обычная и вездесущая на землеподобных планетах. Но здесь, на Глаголе, насколько я помню, облака встречаются только по периметру Котла. И более нигде.

Наша же точка назначения лежит в трех сотнях километров к западу от этого исполинского провала, у истока реки Стикс-Косинус. Так что облака эти уже сами по себе – атмосферная аномалия, и легко заподозрить, что под ними скрывается аномалия наземная.

Не спрашивая лишний раз у Дофинова, самостоятельно связываю темную облачную кляксу с тем самым гравимагнитным стационаром, также известным как «трешка». (Вскоре окажется – связал правильно.)

Входим в облако, с оглушительным ревом кромсаем его раскаленными ножами наших крыльев из жаропрочного макрокомпозита Т-2.

Еще мгновение – и бескрайнее рыжее плато Глагола бросается прямо в лобовое стекло моей кабины.

А по самому центру, там, где горит оранжевая хризантема плазмоида вокруг носового обтекателя, – аномалия. Призрачное золотистое сияние растекается змеистым муаром от багрово-черного центра к нежно-голубым краям.

Чем-то аномалия напоминает шляпку трайтаонского сумчатого гриба (есть там такие, их передачи про природу любят, потому что они вроде как живородящие, что среди грибов, мягко скажем, нечасто встречается). Но скорость наша настолько велика, что ни насладиться мрачным великолепием зрелища, ни даже впечатленно ахнуть я не успеваю – шутка ли, пять километров в секунду!

Секунда и… бам!

Я в полнейшем изумлении наблюдаю клубы пыли за бронестеклом кабины.

А в этом пылевом облаке лежит мой «Орлан»… Лежит на поверхности Глагола!

При этом мы находимся в состоянии невесомости! Его ни с чем не спутаешь!

– Едрена матрена, – ахнул я.

– Не говори, командир… Я сам охренел, – это был Цапко.

– Напоминает аттракцион «Парашютист», я его в детстве любил, – трещал Лобановский. – Там, на вышке, тебя сталкивают в вертикальную шахту, как есть, без парашюта. И создают противоток воздуха такой силы, что ты быстро упасть никак не можешь. И падаешь ме-е-едленно…

– А почему «Парашютист», если парашюта нет? – мрачно спросил Княжин.

– Кто его знает! Может, это намек, что парашют не раскрылся? У народа, который парки развлечений разрабатывает, чувство юмора специфическое. Помню, был детский аттракцион «В кишечнике у выхухоля Севы»… По сути, извилистая горка, но только без света и со звуками.

Потом летели по Кобре. Так назывался змеистый трехсоткилометровый разлом, тянущийся от гравимагнитного стационара почти до самого лагеря нравственного просвещения имени Бэджада Саванэ. Летели через Муть, считай, «без света и со звуками». Почти в кишечнике у выхухоля Севы, да-да.