Пейсбук - Александр Хаминский

Вывел для себя одно умозаключение: наши люди ходят в музеи и на выставки в десятки раз реже, чем в магазины. Исключения составляют различные светские мероприятия, проводимые по замыслу организаторов в этих самых музеях, но посещают их при условии, что там будут кормить и фотографировать у пресс-волла.

Не потому ли в лозунге «хлеба и зрелищ!» именно хлеб является тем кляпом, наличие которого заставляет народ безмолвствовать?

Но ведь за окном происходит и совсем другая жизнь!

Rijksmuseum в Амстердаме оцифровал и выложил в свободном доступе сотни тысяч своих шедевров. Смотри, изучай, радуйся; и все за какие-то 300 рублей безлимитного интернета в месяц.

Шагала в прошлом году привезли в Москву «живого». Приходи в Третьяковку, смотри, радуйся и дыши с Шагалом одним воздухом.

Брайан Адамс сам привез и показал в Мультимедиа Арт Музее не просто фотографии, а, скорее, фотоискусство. Возможно, я видел и более интересных фотографов, но среди них не было ни одного, перед кем королева Великобритании позировала на фоне резиновых сапог, сэр Бен Кингсли сидел в драном кресле, забравшись в него с ногами, а Наталья Водянова стояла абсолютно голая у стеклянной стены. Радуйся!

Хочешь больше звезд? Чтобы в одном месте и в одно время? Карл Лагерфельд доставил нам такое удовольствие, показав The Little Black Jacket в Artplay.

Еще больше звезд? Чаще надо посещать «Дом Нащокина». Как он порадовал выставкой «Как хороши цветы»! Сарьян, Кончаловский, Фальк, Нестерова, Любаров, Яковлев, Коровин… Не просто звезды первой величины, а Мастера.

А мастер Александр Журбин очередной раз доказал свою гениальность, представив премьеру оперы «Альберт и Жизель». И пускай Альберт был взволнован сверх меры, зато каков был Герман!

Я могу продолжать этот список до бесконечности. Не потому, что хвастаюсь. Так получилось, что мне удается приобщаться к искусству почти также часто, как некоторым модницам посещать магазины.

Вот те самые магазины, вкупе с интернетом, телевизором, медиа-и социопространством, как раз и формируют сегодняшний стиль жизни, но еще чаще – его отсутствие. Чтобы выбрать и сформировать свой собственный стиль, для начала необходимо иметь свое собственное мнение. Осталось понять, из чего оно должно сложиться.

Основа движения вперед – единство и борьба противоположностей. Жар и холод, плюс и минус, белое и черное. Нынче к этому списку можно добавить «мода и стиль». Да-да, именно мода и стиль сегодня оказались в оппозиции друг другу. Ведь зачем напрягаться, что-то для себя выдумывать, если за тебя уже все решили.

Утратив индивидуальность в угоду стереотипам, мода прекратила быть искусством. Мода и модная индустрия слились в едином экстазе, исчерпав себя в попытках изобрести что-либо ново-красивое. Посмотрите, как много продается и носится, мягко говоря, странных, несимпатичных, неудобных и плохо сидящих вещей!

А ведь когда-то имели место времена, когда моду выбирали между одним красивым и другим еще более красивым. Мода помогала формировать стиль, но не диктовала его.

Какие-то 30 лет назад почти все, за исключением, быть может, Шанель, Диора и Кардена, считались, как нынче принято писать в фэйсбуке, местными фирмами. Так вот, главной музой того самого Кардена на протяжении многих-многих лет была наша великолепная Майя Плесецкая, сама по себе икона стиля. Модельеры бились за право создавать платья для Жаклин Кеннеди и Грейс Келли и потому не имели право на ошибку.

Терминология диктует подходы. Не потому ли вместо слова «модельер» сегодня сплошь и рядом с пафосом произносят «дизайнер»?

Вообще, подмена слов синонимами и неологизмами незаметно, но неотвратимо меняет окружающий мир и привносит в него новый смысл. В разные годы нашей недавней истории мы рассыпались в аплодисментах мягкому маслу и таиландским джинсам, розовому варенью и корейским автомобилям, лелеяли несбыточную мечту об американском образе жизни, считая себя, по большей части, европейцами.

Я очень трепетно отношусь к слову «стиль». Для меня это, в первую очередь, некая внутренняя конструкция, мироздание и мироощущение, выразившиеся в манере одеваться, разговаривать, водить машину или писать статьи. Это очень личное, и я стараюсь не допускать к нему ничего и никого извне. Но у меня нет конфликта с модой. Скорее, она сама по себе, я-сам по себе. Возможно, поэтому смысл традиционного тоста-пожелания «чтобы ты оставался самим собой» для меня давно стал частью реальности.

В связи с этим вспоминается финал нашего замечательного фильма «Стиляги»:

– Мэлс, хочу открыть тебе один секрет. В Америке стиляг нет.

Слова, взорвавшие мозг и разнесшие мысли по окраинам вселенной.

Это была трагедия. Бедный Мэлс в мгновение превратился в бедного Йорика. Он не знал, что кроме стиляг в этом мире существуют Вознесенский, Высоцкий и Евтушенко.

Мэлс еще не знал, а нынешние уже не знают.

Да, впрочем, какая разница?

Бытие определяет сознание, равно как сознание определяет бытие. Не играет никакой роли, идешь ли ты по Круазетт, Пикадилли или Гоголевскому бульвару. И уж точно не важно, сколько стоит твой наряд, автомобиль или телефон. Просто они должны быть такими же твоими, как кожа, глаза и мысли.

Один старый-престарый еврей, прошедший голод и холод, 37-й год и войну, и лишь на пару лет переживший Сталина, каждую субботу, когда вся шестикомнатная харьковская коммуналка собиралась на совместный обед, вскакивал на табуретку и, заломив взъерошенную бровь, декламировал: «Пой, пока поется, живи, пока живется, лопни, но держи фасон»!

Однозначно, французская старуха тоже знала об этом.

Машины вне времени

– Папа, пойдем в гараж, – это звучало не просьбой, не предложением, скорее утверждением.

Мне четыре года, папе тридцать семь, у нас с ним на двоих одна тайна, один интерес и одна машина.

Волшебное место, практически Страна чудес. Лязг немного ржавых замков, щелчок электрического выключателя… Лампа под потолком освещает все наше богатство: старый патефон, потертые разнокалиберные баллоны, служащий столом верстак, неработающий, но от этого не менее ценный ламповый приемник «Балтика», банки, склянки, канистры, подвешенные на крючьях лыжи, велосипеды и неизменная репродукция «Охотники на привале» в покосившейся раме.

Посреди всего этого великолепия стоит Он – неопределенного возраста горбатый Запорожец серовато-голубоватого цвета. Сдерживая желание и внутреннюю дрожь, я сначала совершал различные ритуальные действия – помогал открывать ворота, подпирал их кирпичиками, раскладывал на стеллаже какие-то предметы… Возможно, я боялся, что папа подумает, будто я хожу в гараж только ради Него!

Через какое-то время я подхожу к Нему с левой, водительской стороны, открываю почти роллс-ройсовскую дверь (помните, против движения с петлями сзади?) и заныриваю на сиденье.

Ноги не достают до педалей, я рву кулису без сцепления, руль вправо, влево, сухие губы выдают: жжжжжж, рьрьрьрьрь! Слышу издалека папин голос: ручник вытяни, нельзя на нейтрале без ручника!

В четыре года я не знаю, что такое нейтраль и почему на нем нельзя, но знаю, что такое ручник и послушно вытягиваю его…

Прошло более сорока лет.

Я поменял великое множество машин. Нет, я не искал совершенство в чистом виде. Я коллекционировал впечатления от обладания техникой. Опыт помогал расставлять приоритеты: в идеале задний привод, немецкое происхождение и не менее 500 сил. И только два кресла: переднее левое или заднее правое. Звук правильно настроенного выхлопа и раскаленный асфальт под днищем в любое время года.

Арифметическая прогрессия: четыре цилиндра, шесть, восемь, двенадцать…

– Папа, поехали прокатимся!

Мне сорок пять, сыну двадцать три.

Впрочем, об этой поездке мы договорились накануне.

Разговаривая по телефону, я без всяких на то причин брякнул, что у нас никогда не было английской машины. Он ответил, что как раз в последнее время почитывал статьи на эту тему, приценивался, пристреливался, ну, в общем, интересовался.

Сказано – сделано. Воскресенье закончилось просмотром, понедельник начался с покупки.

Двенадцать немецких цилиндров сменились двенадцатью английскими.

Что изменилось? С точки зрения идеологии и техники – почти все, вернее, одновременно все и ничего.

Немец перемещался в пространстве тихо и быстро, шильдик V12 вызывал уважение, салон качеством сборки и материалов внушал самоуверенность, а «правильные» номера отворачивали взгляды гаишников прочь.

Англичанин – он и в России англичанин, создан для того, чтобы отличаться от других. И никакой левый руль не замаскирует его прошлое.

Он более тяжел, но вместе с тем и более быстр. Весь состоит из звуков: сидящие впереди наслаждаются свистом турбины почти с холостых оборотов, сзади – похрюкиванием выхлопа. И потому качество работы музыкального центра не имеет никакого значения: музыка здесь лишняя. Отстрочка салона неидеальна, но именно она создает ощущение полного hand made. Кожа, дерево, металл – все очень настоящее.