Притчи приемного покоя - Андрей Левонович Шляхов

на его супругу, тут уж, как говорится, и к гадалке не ходи. Особенно, если выяснится, что у покойного – ах, как спокойно думалось о столь страшном, даже удивительно! – имелась на стороне пассия, вдобавок еще и беременная. О, эта задачка посложнее чем бином Ньютона и теорема Ферма вместе взятые. Но, кто ищет, тот всегда найдет, разве не так?

Решение задачи пришло к Яне Денисовне утром, сразу же после пробуждения. Возможно, сыграл свою роль рассказ Конан Дойля «Пустой дом», на котором ее сморил сон (Конан Дойль, Чехов и Довлатов были любимыми писателями Яны Денисовны). Пришлось опять ехать на Савелу, на этот раз за «левой» симкой.

– На счету косарь, пополнять нельзя – отследят, – предупредил продавец, похожий на молодого Микки Рурка. – Лучше взять две или три.

– Спасибо, мне и одной за глаза хватит, – ответила Яна Денисовна, собиравшаяся сделать всего один звонок.

На пути к метро (общественный транспорт был выбран ради конспирации) она представляла разные умопомрачительные картины с участием продавца и себя любимой. Было не стыдно, а очень даже приятно, словно открыла дверь в какой-то неведомый мир. Замечталась настолько, что забыла купить нужный парфюм, пришлось возвращаться.

– Чем это от тебя пахнет? – спросил вечером муж. – Какой-то сандал-мандал…

– Пахнет? – удивилась Яна Денисовна. – А-а! Наверное, это шампунем.

Ее шампунь, стоявший на полочке в ванной, пах жасмином. Жасмин и сандал совершенно разные ароматы, даже «ненюхастый» Шурик не мог их спутать.

Ковать железо надо пока горячо, но не слишком резко, иначе выйдет ненатурально. Поутру, будто бы во сне, Яна Денисовна обняла мужа и ласково просюсюкала:

– Ю-у-урик, милый Юу-урик…

«Ю-у-урик» – это почти как «Шурик», да не совсем. Делайте выводы.

Выводы были сделаны правильные, поскольку следующей ночью муж вдруг вспомнил о исполнении супружеского долга. Обычно Яна Денисовна горячо приветствовала подобные инициативы, откликаясь на них душой и телом, но на сей раз она устало отпихнула рыскающую по ее телу руку и томно простонала:

– Давай спать, я так устала сегодня…

Муж громко заскрипел зубами – проняло. Выждав пару дней, Яна Денисовна позволила мужу подслушать приватный разговор, который она вела по мобиле из ванной.

– Да… Нормально… Да, как обычно – в три… Нет… Да… И я тебя очень-очень…

Надо отдать мужу должное – удар он держал мастерски, ничем себя не выдал и даже не поинтересовался планами на завтрашний день. Кремень!

Вечером следующего дня от Яны Денисовны снова пахло сандалом (вот же угораздило выбрать такой мерзкий запах, да теперь уже поздно менять) и вела она себя с грациозным довольством сытой кошки. Настолько сытой, что притязания мужа снова были отвергнуты.

– Давай спать, я так устала…

Утром муж держался напряженно, смотрел настороженно и вообще был, что называется, «не в своей тарелке». «Яблочко созрело, – с удовлетворением отметила Яна Денисовна, – можно рвать». Ровно в четырнадцать часов (а дело было в среду) она позвонила с «левого» номера мужу, зажав нос прищепкой и обернув телефон носовым платком – при таких предосторожностях голосу полагалось быть неузнаваемым.

– Александр Дмитриевич? Вы меня не знаете, но я хорошо знаю вас и вашу жену. У Яны есть любовник… Да – любовник. Он прораб, занимается ремонтом старых зданий в центре. Это очень удобно – они встречаются на рабочем месте, днем. Завтра встреча состоится в полдень, в доме номер пятьдесят один на Покровке. Третий этаж, налево, первая дверь… Только будьте осторожны, не спугните голубков…

Зная Шурика, как облупленного, со всеми его собственническими замашками, Яна Денисовна была уверена в том, что он ворвется в первую дверь налево, словно грозный ангел мщения, разве что огненным мечом при этом размахивать не станет. Ворвется – и свалится вниз, поскольку в левом крыле все перекрытия разобраны. Нетрудно найти нужный дом в центре Москвы, если знать, как искать.

– Вроде бы – адвокат, приличный человек, а мозги задурманил так, что вместо своего офиса забрел в дом, который перестраивали, и свалился там с третьего этажа в подвал, – рассказывала мужу санитарка приемного отделения Анна Васильевна. – Все кости переломал, дышал на ладан. Наш Михаил Борисович его принимать не стал, такого красивого, в реанимацию отправил, и правильно сделал, потому что он к утру помер… Какая нелепая смерть, не дай Бог никому!

– Зато быстрая, – возразил муж, отставной прапорщик внутренней службы. – Лучше так, чем несколько месяцев заживо гнить. И вообще, все, что не делается, делается к лучшему.

С Татьяной Яна Денисовна дружиться передумала, решила, что хватит с нее и Верки, которая сильно убивалась по трагически погибшему папаше, будучи не в курсе всех сопутствующих обстоятельств.

* * *

Мораль сей притчи такова: верность прекрасна, измена дурна, об этом еще Шахерезада в своих сказках говорила.

Как-то так.

Притча десятая. Проклятие Земфиры

«Ты замрешь навеки в них, —

В темных силах чар моих.

И проклятья вещий глас

Уж изрек в полночный час

Над тобой свой приговор:

В ветре будешь ты с тех пор

Слышать только скорбный стон»

Джордж Гордон Байрон, «Манфред»[13]

Прапрабабушка Татьяна Корнеевна приехала в Москву в далеком 1923 году из какой-то глухой сибирской деревушки, название которой в семейном предании не сохранилось за ненадобностью, поскольку все важные события происходили в столице. Молодую сознательную комсомолку направили учиться на рабфак Московского университета, где прапрадедушка Георгий Александрович преподавал математику. Очень скоро у них «закочегарился роман», как выражалась мама. Георгий был на семнадцать лет старше Татьяны и имел жену, гражданскую, поскольку в церквях тогда уже не венчались, а в загсах пока еще не регистрировались. Впрочем, это неважно. Важно то, что жена Георгия, которую звали Земфирой (совсем, как у Пушкина!) была цыганкой и очень сильно любила своего мужа. Настолько сильно, что весь свой гнев направила не против неверного изменщика, а против разлучницы, разбившей семейный очаг. Подкараулив влюбленных после занятий, Земфира сначала обложила Татьяну семиэтажным матом, а затем плюнула ей под ноги и сказала:

– Ты меня в тридцать пять лет убила, счастье мое отняла, свет в глазах моих погасила, так будь же ты проклята вместе со всем потомством твоим – никто из вас дольше тридцати пяти лет жить не будет!

И добавила еще что-то непонятное на цыганском.

Татьяна с Георгием посмеялись – вот же какие дремучие предрассудки могут быть у человека, работающего лектором в Главполитпросвете! Всерьез проклятие Земфиры никто не воспринял. Вскоре у них родилась дочь, которую назвали