Прощай, моя красотка - Рэймонд Чандлер

— Не заставляйте меня сердиться, — проговорил я. — Не заставляйте меня утратить мои светские манеры и безупречный английский. Сейчас же расскажите, как я сюда попал.

Он был мужественным. Он рванулся за пистолетом. А я отдернул руку и положил ее на колени, еще крепче сжав пистолет.

Он покраснел, схватил бутылку виски, налил себе и быстро выпил. Глубоко вздохнул, и брезгливая дрожь передернула его. Вкус виски ему не понравился. Наркоманам не нравится спиртное.

— Как только вы выйдете отсюда, вас арестуют, — резко сказал он. — Вас поместил сюда блюститель порядка.

— Блюститель порядка не сможет этого сделать.

Это его немного озадачило. Лоб наморщился. На желтоватом лице отразилась тяжелая умственная работа.

— Взболтайте и налейте еще, — посоветовал я. — Кто поместил меня сюда? Когда и зачем? Я очень зол сегодня. Я хочу танцевать в пене. Я слышу вопли привидений, предвещающих смерть. Я еще никого не застрелил за всю неделю. Говорите, говорите, доктор. Дерните струны древней скрипки, пусть польется нежная музыка.

— У вас наркотическое отравление, — холодно сказал он. — Вы чуть не умерли. Я должен был три раза давать вам дигиталис. Вы дрались, вы кричали, вас надо было привязать, — его речь была такой быстрой, что, казалось, слова сами выскакивали изо рта. — Если вы покинете мою клинику в таком виде, у вас будут серьезные неприятности.

— Вы сказали, что вы, доктор. Доктор-медик?

— Конечно. Я — доктор Зондерборг, как я уже сказал.

— Вы не кричите и не деретесь, когда у вас наркотическое отравление, доктор. Вы просто лежите в коме. Проделайте еще и снимайте сливки, пожалуйста. Меня интересует только они. Кто притащил меня в ваше веселое заведение?

— Но…

— Никаких «но». Я сделаю из вас мокрую курицу, утоплю в бочке мальвазии. Или предпочитаете другой сорт? Впрочем, я бы сам отказался утопиться в вине. Шекспир знал толк в выпивке. Давайте примем еще лекарства, — я взял его стакан и налил еще парочку порций. — Вперед, Карлофф!

— Вас сюда поместила полиция.

— Какая полиция?

— Естественно, полиция Бэй Сити, — его беспокойные желтые пальцы вертели стакан. — Вы же в Бэй Сити.

— О, а у полицейского было имя?

— Сержант Галбрейт. Он иногда патрулирует. В пятницу вечером Галбрейт вместе с другим полицейским обнаружил вас на улице в полубессознательном состоянии. И привел вас сюда, потому что было недалеко. Я подумал, что вы — наркоман, принявший слишком большую дозу. Но, возможно, я ошибаюсь.

— Хорошая история. Не подкопаешься. Но зачем держать меня здесь?

Он развел беспокойными руками.

— Я говорил вам много раз, что вы были больны, да и сейчас еще не здоровы. Что бы вы сделали на моем месте? Мне приказали.

— Тогда я должен вам заплатить.

— Конечно, — он пожал плечами. — Двести долларов.

Я немного отодвинулся вместе со стулом назад.

— Дешевле пареной репы. Попробуйте взять эти деньги.

— Если вы уйдете отсюда, — резко заявил он, — вас сразу же арестуют.

Я встал, наклонился к его лицу и проговорил в него:

— Не за то, что я уйду отсюда, Карлофф, не за то. Откройте стенной сейф!

Он быстро встал.

— Вы зашли слишком далеко.

— Вы не откроете его?

— Скорее всего, я не открою.

— А я держу пистолет в руке.

Он улыбнулся, слабо и печально.

— Ужасный большой сейф, — сказал я. — Новый, наверное. А это — прекрасный пистолет. Вы не откроете?

Ничего не изменилось в его лице.

— Черт возьми, — сказал я. — Когда у тебя в руке пистолет, то люди делают все, что ты им скажешь. На этот раз не срабатывает, не так ли?

Он улыбался. В его улыбке было садистское удовольствие. Я оперся о стол. Ноги скользнули назад. Мне становилось плохо.

Я шатался у стола, а он ждал, приоткрыв рот.

Я стоял, прислонившись к столу некоторое время, глядя ему в глаза. Когда я рассмеялся, улыбка упала с его лица, на лбу выступил пот.

— Пока, — сказал я. — Отдаю вас в более грязные руки, чем мои.

Входная дверь была открыта, я вышел и оказался в цветнике, обнесенном белым частоколом, и прошел через ворота. Дом оказался угловым. Холодная, безлунная ночь приняла меня в свои влажные объятия.

Табличка на углу говорила, что это Дескансо Стрит. Дома светились огнями. Сирен патрульных машин не слышно. На другом углу перекрестка табличка с надписью «Двадцать третья улица». Я пробрался на двадцать пятую и пошел в направлении к 800-м, номерам. Номер 819 — дом Энн Риордан. Мое убежище.

Я прошел уже довольно много, когда обнаружил, что все еще держу пистолет в руке. Сирен не было.

Я продолжал идти. Воздух приводил меня в чувство, но спиртное выветривалось, и мне становилось хуже. Вдоль улицы шли кирпичные дома, обсаженные елками, что более соответствовало Сиэтлу, нежели Калифорнии.

В № 819 горел свет. Возле дома — крошечные белые ворота в высокой кипарисовой изгороди. Перед домом высажены розы. Я подошел к двери. Прислушался, прежде чем нажал кнопку звонка. Никаких сирен. Прозвенел звонок, и через некоторое время я услышал голос в одной из тех электрических штучек, которые позволяют разговаривать, не отпирая двери.

— Что вам угодно?

— Это Марло.

Может, у нее перехватило дыхание, а может, электрическая штучка отрубилась. Дверь широко распахнулась, и мисс Энн Риордан стояла за ней в бледно-зеленом свободном костюме, глядя на меня. Ее глаза были расширены от испуга, а лицо при свете лампы на крыльце было неестественно бледным.

— Господи, — простонала она. — Вы выглядите, как отец Гамлета!

Глава 28

На полу гостиной лежал рыжевато-коричневый ковер, стояли розовые стулья, камин из черного мрамора с высокой латунной подставкой для дров. Высокие книжные шкафы вмонтированы в стену. За грубыми кремовыми занавесками виднелись опущенные жалюзи.

В комнате не было ничего женского, не считая высокого зеркала.

Я полусидел-полулежал в глубоком кресле, положив ноги на стул. Я выпил две чашки черного кофе, затем кое-чего покрепче, затем съел два вареных яйца и гренок, а потом еще чашечку кофе с бренди. Все это я выпил и съел в обеденной комнате, но в ней я ничего не запомнил. Я был снова в хорошей форме, почти трезв, но желудок немного бунтовал.

Энн Риордан сидела напротив меня, обхватив подбородок изящной рукой. Глаза спрятались в тени, отбрасываемой распущенными рыже-коричневыми волосами. Она выглядела озабоченной. Кое-что я ей рассказал, но не все, про Лося не рассказал.

— Я подумала, что вы пьяны, — сказала она. — Я думала, что вы встретились с этой блондинкой и выпили, а потом пришли ко мне. Я думала… Я не знаю, что я думала.

— Готов поспорить, вы не записали своих мыслей, — сказал я, оглядывая комнату. — Даже если бы вам заплатили за то, о чем вы думали.

— У моего отца не было таких полицейских, — сказала она. — Не то что у этого жирного бездаря, теперешнего шефа полиции.

— Ну, это не мое дело, — сказал я.

— У нас было немного земли в Дел Рей. Сплошной песок, отца обманули. Но вдруг оказалось, что там нефть.

Я кивнул и выпил из прекрасного хрустального стакана. Не знаю, что там было, но оно имело теплый приятный вкус.

— Здесь бы мог поселиться парень, — сказал я. — Прямо въехать сюда. Все для него приготовлено.

— Если бы это был стоящий парень. И был кому-нибудь здесь нужен, — сказала она.

— У вас нет дворецкого. Какой интим!

Она вспыхнула:

— А вы-то хороши. Вас били по голове, искололи наркотиками, использовали лицо в качестве баскетбольного щита! Один Господь ведает, где всему этому конец.

Я ничего не ответил. Я слишком устал.

— По крайней мере, — сказала она, — у вас хватило мозгов заглянуть в папиросные мундштуки. Судя по вашему разговору на Астер Драйв, я подумала, что вы упустили из виду все на свете.

— Эти визитки ничего не значат.

Ее глаза впились в меня.

— Вы сидите здесь и говорите мне после того, как вас зашвырнули в эту клинику два подозрительных полицейских, чтобы научить вас не совать носа в чужие дела? Этот психиатр — высококлассный бандит. Он выясняет перспективы, доит мозги, а затем говорит крутым парням, где и как взять драгоценности.

— Вы действительно так считаете?

Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Я покончил со стаканом и опять почувствовал усталость. Она не обратила на это внимания.

— Конечно же, я так думаю, — сказала она, — а также и вы.

— Думаю, вам немного посложнее.

Ее улыбка была уютной и едкой одновременно.

— Прошу прощения. Я забыла на мгновение, что вы — детектив. Этому делу следовало бы быть сложным, не так ли? Полагаю, здесь просто какие-то неприличные вещи, а дело само по себе простое.

— Я бы так не сказал.

— Хорошо. Я слушаю.