Непридуманная история русской кухни - Ольга Сюткина

«С каждой стороны ящика расположил он по два крыла, привязав к ним проволоку и приведши оную к рукояти, чтоб можно было управлять четырью противу расположенными с двух сторон крылами одною рукою; равномерно и прочих сторон крылья укрепил к особливой рукояти» [124]. Вот на таком «планетолете» и отправился левшинский герой Нарсим в путешествие на Луну. Лунные приключения героя освещаются вполне в традициях литературной утопии того времени: установив доброжелательный контакт с селенитами, «первый русский космонавт» путешествует по утопическому государству инопланетян, знакомится с тамошними нравами, достижениями в культуре и науке, ведет философские и научные споры. Но, впрочем, это скорее экзотика, издержки творчества плодовитого писателя. Мы не хотим критиковать ни того, ни другого. Но подумайте сами, мог ли автор свыше восьмидесяти сочинений и ста девяноста томов из самых разных областей знания и культуры быть квалифицированным специалистом в одной из них — кулинарии. Ну просто прикиньте, даже если писать одну книгу в 2 месяца (это практически нереально, даже если просто честно переводить с другого языка), вся его работа потребует более 30 лет. Вот почему мы с огромным уважением относимся к С. Друковцеву и В. Левшину как к собирателям рецептов русской и иностранной кухни, талантливым составителям гастрономических сборников, к содержанию которых не можем предъявить особых претензий. Они, ну как бы это сказать?.. в общем, как в эпиграфе — «приятным свистом увеселяют слух человеческий».

Екатерина Авдеева: последний романтик кулинарии

Пройдет еще несколько десятков лет, и не останется следа старины, но почему не сохранить нам памяти своих родных преданий, событий и быта русского… Мы ищем у иностранцев описание России, а не пользуемся своими родными источниками. Руководимая истинной любовью к Отечеству, я приношу только ему свой бедный лепет.

Приведем вам две цитаты из кулинарных книг. Можете не вчитываться в детали — не о них сейчас речь. Просто почувствуйте ритм, музыку текста, слог автора. Первый из отрывков принадлежит Екатерине Авдеевой, второй — Елене Молоховец:

«Заведя речь о поваренной соли, не лишне сказать, что в петербургских фруктовых магазинах продается столовая соль самого высшего качества, под видом привозной из Англии. Большинство не подозревает, покупая эту необычайно белую и нежную столовую соль, что она изготавливается несколькими русскими промышленниками… Остается сожалеть, что, достигнув до такого высокого совершенства в приготовлении этого продукта, гг. промышленники не заменят, наконец, заимствованный ими иностранный ярлык русским и не прекратят эту забавную мистификацию публики, к сожалению еще падкой ко всему иностранному» [125].

«Покупать, естественно, нужно свежую домашнюю птицу. У свежей птицы глаза полные и блестящие, кожа сухая, не скользкая и везде одинакового цвета. К примеру, главным признаком недоброкачественности цыплят являются пятна зеленоватого цвета на спине. Следует предпочитать молодую птицу старой и самку самцу» [126] .

Чувствуете, насколько богаче, выразительнее первый текст? У Молоховец — всё четко и ясно, разложено по полочкам, разнесено по главам. Само повествование напоминает некую инструкцию, чем, по сути, и является.

У Авдеевой — другое. Рассказ, посвященный, в общем-то, обыденным делам, рецептам, советам, превращается в самостоятельное художественное произведение. Почитайте ее, и вы получите настоящее наслаждение от самого повествования — упругого, плотно сбитого и вместе с тем яркого даже в мелочах.

Или вот такой фрагмент:

«Многие хозяйки определяют 4 часа на полную варку бульона, но и с этим нельзя согласиться, потому что изготовление его зависит от толщины и качества куска. Главное правило этого важного процесса, составляющего основу кулинарного искусства, заключается в том, чтобы бульон кипел белым ключом, не перемежаясь, до тех пор, пока не набежит на нем пена, которую должно снимать очень часто и тщательно».

Замечательный ритм похожего на белые стихи текста возник не на пустом месте. Мы уже сталкивались с тем, что многие российские кулинары (а точнее, люди, пишущие о кулинарии) имели многочисленные таланты, не всегда связанные с той областью, в которой они благодаря случаю прославились. Так вот Авдеева среди них — настоящий тонкий и чувствующий текст литератор. «Сочинение г-жи Авдеевой написано весьма приятным, лакомым слогом и снабжено предисловием, в котором даже есть в некотором роде философия, — конечно, кухонная, но это самая здоровая и безвредная философия» [127], — писал в 1846 году критик журнала «Отечественные записки».

Екатерина Алексеевна — старшая сестра известных русских писателей и журналистов Николая и Ксенофонта Полевых. Родилась она в ноябре 1789 года в Курске в небогатой купеческой семье. В раннем детстве вместе с родителями переехала в Иркутск. По воспоминаниям родственников, больше других детей находилась под влиянием матери. Впрочем, это понятно — старшая девочка в семье, надежда и опора матери, ее помощница во всех домашних делах. Она переняла от нее умение вести хозяйство, воспитывать детей, принимать гостей. Знала обычаи, нравы, религиозные обряды [128].

Детство в купеческом доме с ясным пониманием роли женщины, ее обязанностей по поддержанию благополучия в семье заложили основу отношения к жизни. В 15 лет она вышла замуж за Петра Авдеева. Впрочем, счастье было недолгим. Прошло 11 лет, и муж умер, оставив Екатерину Алексеевну в 26 лет вдовой с пятью детьми. Она больше не выходила замуж, но, несмотря на все трудности, всегда оставалась «якорем» для своих братьев.

Их судьбы, кстати, заслуживают отдельного слова, необходимого для понимания того, как складывалась жизнь Екатерины. Брат Николай родился в 1796 году, когда сестре было 7 лет. Как и другие дети в семье, он не получил систематического образования. Однако, рано научившись грамоте, с жадностью набросился на книги, которые нашел в довольно большом количестве у отца. По собственным его словам, он «прочитал тысячу томов всякой всячины» и помнил все прочитанное.

В 1820 году уехал в Москву, где всецело занялся литературой. Через несколько лет по протекции князя Вяземского начал издавать знаменитый «Московский телеграф». Активно включившись в окололитературные интриги тех лет, Николай действовал весьма рискованно, не признавая авторитетов, а, наоборот, поддерживая тех, кто был ему симпатичен и близок по духу. Так, с самого начала Полевой встал на сторону Пушкина и провозгласил его «великим поэтом» и «гениальным человеком». В обширной статье, посвященной Державину, он впервые дал прекрасную характеристику поэту.

Но не все было так гладко. «Нет возможности, — писал Белинский, — пересчитать все авторитеты, уничтоженные им». Одной из жертв его критики стал Карамзин. Восторженно говоря о значении его работ, Полевой вместе с тем подчеркивал, что вместо истории Карамзин дает галерею портретов без всякой исторической перспективы. «У патриотически настроенного историка, — отмечал он, — даже варвары являются облагороженными, мудрыми, художественно развитыми только потому, что Рюрик, Святослав — русские князья». Время показало, что точка зрения Полевого была весьма обоснованна. Собственно, к началу XX столетия для многих профессиональных ученых авторитет Карамзина как историка постоянно снижался. «Некоторые специалисты полагали, что «История Карамзина уже устарела, когда вышла в свет», что «История Государства Российского» «в наше время представляет лишь историографический интерес» [129].

Но в 30-х годах XIX века общественное мнение такую точку зрения не поддержало. Безрассудные высказывания в отношении Карамзина, пользовавшегося высочайшим расположением, не могли пройти безнаказанным. И тут уж Полевому припомнили все его выступления. Каждый задетый им литератор считал своим долгом пнуть зарвавшегося критика. Даже Пушкин открыто возмутился пассажами в отношении Карамзина: «Уважение к именам, освященным славою… есть первый признак ума просвещенного. Позорить их дозволяется токмо ветреному невежеству» [130]. Вяземский прекратил сотрудничество с «Московским телеграфом» и прервал личные отношения с издателем, назвав его «низвергателем законных литературных властей».

Здесь нужно сделать некоторое отступление. Дело в том, что семья Полевых никогда не была чужда изучению истории. Увлечение, поощрявшееся отцом, нашло благодатную почву в детях — Екатерине, Николае и Ксенофонте. И тон здесь задавала старшая дочь. Уже позже, будучи взрослыми, они слушали рассказы сестры, живые и одушевленные, просили ее записывать их. Но Екатерина всегда с усмешкой отказывала, не веря, что ее писательский труд будет воспринят всерьез. Только одиночество жизни на склоне лет заставило ее взяться за перо. Интерес к родному краю, русским легендам и сказаниям она и ее братья усвоили с детства и пронесли через всю жизнь. Может быть, поэтому в случае с критикой Карамзина у Николая Полевого, что называется, «нашла коса на камень». «История царей», как справедливо называли карамзинскую «Историю государства Российского», получила высочайшее одобрение государя. Но ретивый журналист не понял намеков, за что и получил сполна.