Если вы не бессмертны - Вероника Тутенко

Инга с удивлением отметила, что, кажется, Шевердин обрадовался коллегам вполне искренне, хотя где-нибудь на пресс-конференции ни одну из них не осчастливил бы своей, оказывается, теплой и милой, улыбкой.

Раньше Инга никогда не общалась с Шевердиным в неформальной обстановке и теперь была немного ошарашена его неожиданной приветливостью, которая, впрочем, каким-то странным образом уживалась с его обычной заносчивостью.

В этом своем не всем известном амплуа Шевердин оказался неожиданно милым и глуповатым.

Инга поймала себя на том, что, как загипнотизированная, держит Шевердина в фокусе своего взгляда. Вернее, как будто пытается его загипнотизировать. Видел бы Макс!

Инга быстро перевела взгляд на дымящийся бифштекс. Не хватало еще, чтобы Шевердин заметил пожирающий его взгляд голубых глаз. Тогда он возомнит себя не только мега-звездой журналистики, но и секс-символом эпохи или, во всяком случае, обаятельнейшим сердцеедом, устоять перед которым просто невозможно. Но ведь дело не в обаянии Шевердина. Просто он каким-то образом связан со всей этой историей со змеей. Или — это уже навязчивая идея? Может быть, он давно уже забыл об этом?

Хватит… не думать… не думать постоянно о гремучей змее. Это не легче, чем не думать о белом медведе или хромой обезьяне. Даже труднее. И вообще врачи говорят, думать о серьезных вещах за едой вредно. Отсюда все болезни. В том числе и болезни печени.

Вот девчонки не думают ни о змее, ни о белом медведе, ни о хромой обезьяне. Треплются себе о разных пустяках. А обо всем остальном можно подумать и после обеда.

— Итальянскую пиццу, — трагическим тоном заказал Шевердин.

Даже самые, казалось бы, банальные фразы, он произносит со своим обычным пафосом.

— У вас есть «Велкопоповицкий козел»? — голос Шевердина стал еще глубже, еще вкрадчивее.

— У нас только «Клинское» и «Балтика», — равнодушно ответила полная немолодая официантка.

Шевердин задумался и сделал выбор в пользу «Балтики», но он хотел «шестерку», а ее в продаже не было, и Шевердин, недовольный, вернулся за столик с «Клинским».

Девушки лениво обсуждали перспективы личной жизни.

— Если я выйду замуж, — трясла рыжими кудряшками Ира, — то только за молодого красивого миллионера. В крайнем случае, — Ира отхлебнула пиво. — Он должен обладать хотя бы двумя из этих качеств.

— Значит, молодой, красивый, но не миллионер подойдет? — Шевердин, явно, наслаждался звуками собственного голоса. Голос, и правда, был бы красивым, если бы не эти чаще всего неуместные трагические нотки и это откровенное самолюбование. У каждого первого, кто говорил с Шевердиным или смотрел его репортажи, складывалось впечатление, что он как будто слушает себя со стороны и делает это не без удовольствия.

— Лучше бы, конечно, немолодой (но не слишком старый), красивый миллионер, — сморщила носик Ира. — Или молодой, но не очень красивый (но, конечно, не урод), миллионер. Но на худой конец подойдет и молодой красивый не миллионер. Ты видишь поблизости молодого красавчика?

По отношению к Вадиму это было жестоко. В свои тридцать семь- тридцать восемь Шевердин выглядел очень даже неплохо, хотя, может быть, не каждая привередливая особа женского пола сочла бы его эталоном мужской красоты.

Рост метр девяносто, неплохо сложен. Нос немного длинноват, но это можно преподать и как изюминку. Нижняя губа заметно толще верхней, конечно, несколько портит впечатление, придает лицу капризный вид.

Но в целом, в который раз уже отметила Инга, в целом Шевердин очень даже ничего.

Впрочем, его, явно, интересовала не Инга.

Если бы у Шевердина была возможность выбрать любую женщину на земле, в этот момент он, наверняка, всем вместе взятым предпочел бы Иру.

Ира это чувствовала. Остальные тоже.

Аня тщетно скользила по Шевердину игривым взглядом из-под загнутых ресниц. Она, явно, была уязвлена тем, что мужчина, сидящий с ней за одним столиком, так откровенно залюбовался другой, а на нее не обращал никакого внимания.

— Вы по-прежнему пишете вдвоем? — перевел Шевердин разговор на другую тему, которая, впрочем, тоже непосредственно касалась Иры.

— А ты по-прежнему не читаешь газеты? — продолжала задорно трясти солнечными кудряшками Ира.

Шевердин неопределенно пожал плечами. Он, явно, гораздо увереннее чувствовал себя, когда задавал вопросы, а не когда отвечал на них.

— Меня всегда удивляло, как можно писать вдвоем, — ушел Шевердин от прямого ответа. — Это что, как Ильф и Петров? Один рукопись сторожит, а другой по редакциям бегает.

— Примерно, — Лена ответила за Иру, которой, собственно, и был задан вопрос, впрочем, касавшийся обеих. — Сначала вдвоем пьем где-нибудь пиво, потом вдвоем садимся у компьютера играть во что-нибудь.

На этот раз, правда, девушки пили отнюдь не пиво, а всего-навсего кофе, но Вадим не обратил на это несоответствие слов и дела никакого внимания.

— А сейчас о чем пишете? — продолжал он допытываться.

— Попробуй угадай! — продолжала дразнить его Ира.

Шевердин все меньше был похож на самого себя.

Рассеянно улыбаясь, он предположил:

— Ну, наверное, о сегодняшней пресс-конференции.

— Вадим, ты случайно не ясновидящий? — Ира засмеялась, довольная тем, что Шевердин, который обычно не замечает никого и ничего вокруг, кроме, разумеется, тех, кто попадает в объектив телекамеры «ТЕМПа», как загипнотизированный, не отрывает от нее взгляд.

Шевердин тоже засмеялся. Без видимой радости, даже с досадой. Наверное. уже успел пожалеть о том, что потерял свое обычное лицо.

— Ну а вы, мадам, о чем пишете? — обратился Шевердин к Инге с неискренним интересом, видимо, только для того, чтобы наглядно продемонстрировать Ире: свет клином на ней не сошелся.

— Мадмуазель, — поправила Инга. — Кстати, меня зовут Инга.

— Очень приятно, — кивнул Шевердин, но назвать свое имя, хотя бы на всякий случай, посчитал лишним.

Тем не менее, вопрос Шевердина был весьма кстати. Как раз об этом Инга хотела с ним поговорить.

— А пишу я об убийстве экстрасенса.

— Об убийстве? — на высоком с залысинами лбу Шевердина отчетливо обозначились горизонтальные складки. — Ты имеешь в виду самоубийство того… сумасшедшего.

— О покойниках или хорошо или никак, — заступилась за Аникшина Аня.

Реплика Ани осталась висеть в воздухе.

— Думаешь, это самоубийство? — насторожилась Инга.

Шевердин равнодушно пожал плечами:

— А что тут думать? Кому нужен этот… — Шевердин по-видимому хотел повторить «придурок», но поймав Анин осуждающий взгляд, проглотил чуть было не сорвавшееся с языка слово, — убивать его?

Инга разочарованно улыбнулась. Да, скорее всего Шевердин уже и думать забыл о так нелепо оборвавшемся странном шоу, ведь столько всего интересного происходит каждый день.

— Ну мало ли… - повела плечом Инга, не равнодушно, как Шевердин, а, скорее, раздосадовано. — Может быть, даже девушка, с которой он приехал…

Шевердин сморщил лоб.

— Такая, с афрокосичками, — напомнила Инга.

— А-а, — закивал Шевердин. — Так она с ним приехала?

Шевердин снова позволил горизонтальным мимическим морщинам избороздить лоб.

— Но почему она хотела узнать, кого он вылечил от СПИДа и рака?

— Разве это она спросила? — засомневалась Инга.

— Нет. Спросил я, но она попыталась узнать имена людей, которых будто бы вылечил этот фокусник… Или делала вид, что хотела узнать, — подумав, добавил Шевердин.

— Скорее, делала вид, — предположила Лена. — Скорее всего, она работала у него подсадной уткой.

— Но зачем подсадная утка на пресс-конференции? — засомневалась Аня.

— На случай, если больше никто ни о чем не спросит. Может, он пресс-конференцию в первый раз давал, — возразила Лена.

— В первый и последний, — мрачно заключил Шевердин.

Возвращение в редакцию оказалось неизбежным. Шевердин, как всегда, торопился. Аня тоже. Можно было бы, конечно, заглянуть вместе с Ирой и Леной в их редакцию, навестить старых знакомых, но чужая редакция только на первый взгляд лучше собственной. С такими мыслями Инга вышла из кафе. Небо просветлело, но еще по инерции роняло редкие капли, а некоторые прохожие по инерции несли над головами раскрытые зонты.

Пройдя пешком одну остановку, Инга завернула в экспресс-фото, подсознательно оттягивая момент, когда хочешь — не хочешь, а придется выступать в роли арбитра в жарком поединке за монополию на ночи Константина Балоцкого.

Можно было бы, конечно, выпить еще чашку кофе или проехать пару остановок в противоположную от редакции сторону и выпить кофе в другом кафе. Не так удобно расположенном, но зато с живыми пальмами в просторном зале для некурящих, приставкой АРТ на вывеске и легкой джазовой музыке, которая играет в арт-кафе с самого утра. Вполне можно было бы убить часок за «Тенью Элизабет». Но, наверняка, за каким-нибудь другим столиком окажется кто-то, кто пришел в этот райский для богемы уголок с книжкой или без нее, вероятнее всего, поэт-любитель или профессионал-саксофонист, который после пары-другой банальный фраз обязательно ввернет что-то вроде «Обычно я редко знакомлюсь с девушками, но…».