Лед под кожей - Вилма Кадлечкова

попятился обратно и оттолкнул Пинкертинку назад. Ӧссеанин упал на колени, закачался туда-сюда и забормотал седьмой псалом, а именно «Пошли, Корабль, спасение для души заблудшей, о Наивысший, и парусом солнечным одари ее навеки».

Фомальхиванин исчез.

Лукас встал боком и снова открыл двери. Он попытался увидеть стрелка, а затем тело фомальхиванина. Рассуждал, как затащить его обратно и успеет ли он вовремя.

Глава седьмая

В прямом эфире

Наконец он все-таки увидел тело. Не раненное. Оно левитировало.

Аш~шад мелькнул у него перед глазами и невероятным прыжком пересек трехметровую изгородь. Его пальцы испустили дугу синих искр, как блеск острия ножа. Что-то в воздухе, зеленоватая вспышка. Лукас почувствовал это на своем лице, будто порыв горячего ветра. Аш~шад разбежался. За несколько секунд он перелетел метров на сотню. Остановился фомальхиванин посреди газона – фигурка вдалеке – и снова махнул рукой.

Лукасом овладело любопытство. Он высунул голову за дверь; инстинкты ясно говорили ему, что теперь они точно заинтересованы не им. Его глаза метнулись вдоль стены дома: не сидит ли там кто со снайперской винтовкой? Но его вдруг осенило: там никого нет умышленно, это ловушка, выстрел издалека из небрежно наведенного оружия, что Аш~шад заметил и потому не скрывается… но его мысли пошли дальше и тут же обнаружили двойную западню, которая напрямую связана с чтением сведений из протонации: фомальхиванин раскусит примитивный трюк, нащупает настоящего нападающего, который скрывается с другой стороны, отправится за ним через свободное пространство под скоростной дорогой и…

Лукас резко поднял голову.

Поперек ослепительно синего неба тянулись две переливающиеся полосы, два плазменных коридора; но Лукас почти сразу заметил, как по ним распространяются черные волны неисправностей. Плазменные системы обычно не были склонны к сбоям; повреждениям они сопротивлялись с настоящим гомеостатическим упорством и были способны долго сдерживать разнообразные колебания, вызванные метеорологическими условиями, сбоями энергии и неполадками разного рода; потому этот вид транспорта считался весьма безопасным. Однако, как только граница гибкости была пересечена, авария распространялась быстро и неотвратимо. Говоря кибернетическим языком – это была система с отличной резистентностью, но резильентностью она не отличалась. Как бывший лыжник Лукас знал, насколько печально могут кончить плазменные площадки: несколько раз он пережил полный сбой генератора поля, а однажды и сам был в это время на трассе. Ему припомнился привкус той страшной минуты: он катится, рискуя своей жизнью, пока не откажут и резервные ресурсы, а дорога рушится и ослабевает… искривляется за пятками его лыж… блещет фейерверком искр и неудержимо распадается. Конечно, тогда у него был шанс пережить это и остаться в живых.

Вокруг тренировочной трассы бывают спасательные сетки.

У Лукаса волосы вставали дыбом от невидимых потоков энергии. Творится что-то невообразимое; оно буквально в воздухе. «У скоростной дороги многослойное предохранение; обычный сбой генератора ее целостности не угрожает, – думал Лукас, но не верил в это ни на секунду. – Аш~шад?!. Неужели ты не чувствуешь этого? Там, наверху!»

Аш~шад оглянулся в его сторону. А затем бросил взгляд наверх.

Лукас рассчитывал, что тот тут же начнет удирать из опасной зоны своими фирменными многометровыми прыжками. Но в тот же миг вдруг кто-то другой прыгнул через изгородь с противоположной стороны. И хотя это происходило далеко, Лукас узнал форму ӧссенской головы.

И в этот момент он понял все.

Его глаза скользнули по чудовищно высокой изгороди: куда там, никаких шансов, что он сможет перепрыгнуть через нее, как те двое. Лукас бросился обратно в коридор и схватил молящегося ӧссеанина за уши.

– Ключи! – рявкнул он. – От калитки в изгороди.

Ӧссеанин в ужасе смотрел на него.

– У меня их нет… Это… это территория мэрии… Туда вход запре…

Лукас хорошенько дернул его за ухо.

– Не ври! Вы выращиваете там ӱэверӧгикалӱкс, я же вижу! Дай ключи, или я сдам тебя медиантам!

Ему претило устраивать из этого вестерн, но ситуация того требовала. Пока ӧссеанин шарил в карманах, Лукас быстро оценивал, что он может сделать, добравшись до зӱрёгала.

«Соль в глаза? Огнетушитель? Посветить фонариком?» Его вдруг кольнуло воспоминание: как-то раз одна девушка с Ӧссе рассказывала ему, как детьми они бегали с зеркальцем. Был полдень, чистое небо. Лукас вырвал у Пинки сумочку и без лишних церемоний ее вытряхнул.

Пинки завизжала от ужаса.

Откуда столько крика? Лукас нетерпеливо отбросил какой-то сложенный листок, лишь краем мысли отметив, что бумага мицелиальная, гладкая, качественная, достаточно старая, несомненно ӧссенского происхождения, – и потянулся за зеркальцем. Пинки попыталась схватить его за руку… еще раз, напоследок, но он уклонился от ее пальцев. Взял зеркальце. Только зеркальце, не бумагу.

И все же через мгновение он понял… и до него вдруг дошла вся ирония ситуации: со всем, включая связи, последствия и скрытые мотивы всех присутствующих. Пинки творила сумасшедшие вещи – вещи, совершенно несвойственные ее характеру, совершенно отчаянные. Она одна отправилась к ӧссеанам. Ставила ультиматумы, лишь бы убрать Аш~шада с дороги. И Лукас только сейчас увидел причину: Пинки просто боится, что Аш~шад прочитает в мыслях ее тайну. Именно тайна была причиной, почему Пинки приехала сюда сегодня. Несмотря на все его просьбы, несмотря на все предостережения, она лучше спросит ӧссеан, чем доверится ему.

И еще кое-что: это та самая ӧссенская бумага, лежащая теперь на земле. Та самая.

Достаточно протянуть руку – и она будет у него.

Лукас ухмыльнулся. К сожалению, он вдруг осознал, что сделал именно тот выбор, которого так хитро и изощренно пытался избежать. Он не посмотрел в лицо Пинкертинке. Лишь оставил ее в одиночестве и дальше трястись от ужаса над кучкой своих старых грехов. Затем бросился к управляющему, вырвал из его рук ключ и вылетел прочь.

* * *

Н

а улице царила призрачная тишина. Впереди почти ничего не изменилось. Фомальхиванин стоял как ни в чем не бывало и ждал… совершенно спокойно, Лукас бы даже сказал, отупело. Тем временем зӱрёгал медленно, с бесконечным достоинством шагал через травянистую равнину. Каждое его движение демонстрировало целые тонны ӧссенской церемониальности. Эта чудовищная театральность была пугающе знакома Лукасу.

Это лардӧкавӧар. Ӧссеанин, который хочет умереть.

«И в огне его жертвы сгорит мир», – всплыл в мыслях Лукаса стих, пока он в лихорадочной спешке боролся с замком. Разрастающиеся полосы сбоев в плазменном коридоре вызывали у него мурашки. «Разве есть у меня причина бояться – у меня, кто носит смерть на плечах?» – подумал он. Но это знание, к его собственному удивлению, вообще не помогало, никак не заглушало острое чувство угрозы. Если это действительно саботаж зӱрёгала и