Золото Югры - Владимир Дегтярев

И страж, угрожающе звякнув алебардой по кованой чугунной решетке, отошел постоять у простенка.

Так. Долотом, значит, Макара станут долбить. Дело долгое, можно отбиться и от плотника Марка.

Когда по-над Тауэром поползли клочки тумана, возле казематов опять началось громкое шевеление людей и гудение голосов. Вдоль поля казней, прикрывая высокий эшафот, начали проходить закованные в кирасы алебардисты местной стражи. Около сотни уже выстроились, а остальные еще шли и шли, одновременно и громко звякая острым металлом.

В тюрьме начался час свиданий. Пробило пять часов, и тут же над полем одновременно засмеялись и зарыдали. Где-то тонкими голосами подвскрикивали дети.

«Этот бы туман, да в нужное время, – посожалел про себя Макар. – Можно далече уйти в такой туман!»

– Макара! Макара! Макара! – послышался отчаянный катеринин голос в клочках белесой мути.

– Катарина! – взревел нутром, не голосом, Старинов. – Я здесь, Катарина!

– Не орать! – велел страж и для верности легко уколол Макара пикой алебарды.

Старинов сразу охолонился. Нашарил в потае подклада рясы новенький серебряный шиллинг и звякнул им о кирасу стража. Тот помотал головой. Макар достал еще два шиллинга, уронил их в раскрытую руку стражника.

– Вот так надо делать, поп! – поучительно сообщил страж. – Зато со своей женой поговоришь на свободе. Куда тут убежишь?

И отомкнул калитку.

Макар выскользнул наружу, прижался к стене, рядом со стражем, выглядывая Катерину. Действительно, убежать из каменного мешка возможности не имелось. На поле возле эшафота стояло в каре не менее двух сотен алебардистов и конников.

Что-то теплое ткнулось в губы Макара. Он узнал губы Екатерины и обнял маленькую, худенькую женщину. Она плакала и совсем невразумительно что-то говорила на своем картавом языке.

Какой случай привел ее сюда? Соскучилась, али денег стало надобно?

– Любовь, – задумчиво сказал страж чугунной калитки. – Я знаю.

Он махнул рукой и отвернулся.

– Макара! Макара! – твердила счастливая женщина Катарина.

Макар осторожно потряс Катарину за плечи.

– Макара – потом! – строго сказал он. – Сначала запоминай вот что! Возьми деньги, и завтра с утра найми кэб…

Рядом бесновались, орали и плакали заключенные из каземата Макара. Своего голоса не услышишь.

Макар опять залез в потайной карман рясы – шиллингов уже не осталось, одни золотые гинеи. Он сунул, не считая, несколько гиней в теплую руку Катарины, а одной монетой тонко стукнул стража по плечу кирасы. На звук золота страж обернулся моментально.

– Я говорю – по-русски, – проорал стражу Макар, – а она только по-вашему понимает. Дай отойти на пару шагов. Орут тут, мешают.

Страж кивнул и наклонил алебарду. Ее острый конец указывал, куда можно отойти для разговора.

– Возьми деньги… Найми кэб. И поезжай на южную дорогу. В пяти милях от города будет таверна «У подковы». Спросишь Осипа Непею. Повтори!

– Найду! И найду Осипа, который не пьет! – повторила Катарина.

Макар наклонился к ее лицу, крепко обнял тонкое тело и стал осторожно целовать лицо, губы, шею этой весьма храброй женщины. Прийти в Тауэр накануне казни не каждый мужик возжелает. Даже за деньги. А тут – женщина!

Стражник поднял алебарду и сказал на непонятном для Катерины языке:

– Аллес!

– Гут! – ответил ему Макара. – Ду бист зер гут зольдат!

Катарина скрылась в тумане, совершенно заполнившем Тауэр.

Глава двадцать первая

Ранним утром, в воскресенье, когда негласно начался праздник ритуального убийства властвующей английской особы, постельничий разбудил графа Эссекса довольно грубо.

– Особый гонец из дворца, особый гонец из дворца!

Граф отпихнул ногой в дырявом чулке своего постельничего, накинул халат, сунул ноги в шерстяные носки, провел по лицу мокрым полотенцем, ловко подставленным слугой, и вышел из спальни сразу в кабинет, через потайную дверь.

Посреди кабинета стоял не особый гонец из дворца. Ровно посередине рисунка дорогущего персидского ковра лениво счищал золоченой шпорой левого сапога липкую грязь с правого сапога личный гофмейстер королевы Елизаветы!

Его явление означало для графа либо Тауэр, либо продолжение спальных утех королевы.

Гофмейстер протянул графу узкий, золоченный по краям лист плотной бумаги.

– Извольте, граф, прибыть в Тауэр. Не позднее полудня, – сказал гофмейстер.

Притопнул правым сапогом, сбил все же с него грязь, чуть наклонил голову и пошел вольным шагом к выходу из кабинета.

Граф Эссекс ничего не мог понять. Приглашение в Тауэр на бумаге с золотым обрезом? Он уронил бумагу на стол, сунулся в буфет и прямо из горлышка выпил чуть больше пинты кислого испанского вина. В голове перестало шуметь.

Лорд развернул пригласительный лист:

«Дорогой граф! Разве не Вы подсказали мне вернуть древний обычай в нашу страну? Мы исполним его, по Вашей подсказке, как раз сегодня в полдень. Ваше место – справа от меня. Елизавета».

Это приглашение, его тон и личная, не всякому демонстрируемая подпись королевы, возвестили графу Эссексу, что полоса холода между ним и королевой отступила и снова начинаются жаркие денечки!

Только вот он никак не мог вспомнить, когда успел подсказать королеве про ритуал убийства английских королей? Пить много приходится перед ложем королевы, чтобы воспалить кровь в паховой области живота, как научил графский лекарь… Но много пьешь – много забываешь. А, черт с ним!..

В это воскресенье, без четверти в полдень, Осип Непея входил во внутренний двор Тауэра со страхом, засевшим в коленках.

Его, как московского посла, два раза пытались казнить в Турции, но такого ужаса, как перед Тауэром, Непея никогда не испытывал. Правда, тот ужас можно было смело приписать появлению сегодня утром в таверне «У подковы» женщины Катарины, сообщившей сначала, кто она будет Макару Старинову. А потом с плачем поведавшей Непее все то, что велел передать царскому послу Макар, посаженный в Тауэр. Хорошо, что между ними связи не видать. Но почему капитан Ричардсон сдал Макара? Или кто его сдал? Граф Эссекс?

Ладно, война план покажет. Даже в Тауэре.

Женщину Катарину Осип завел в свои три отгороженные от остального трактира комнаты, велел дьяку накормить ее и не тревожить. Ибо она уже в немалой тревоге. И небось от Макара уже беременная. Что весьма почтенно и приятно.

По английскому этикету послы помещались в правой части специально выстроенного ряда зрительских сидений. Однако надменный гофмейстер королевы Елизаветы специально высмотрел русского посла и указал тому сесть на один ряд выше королевы, у ее левого плеча.

Увидя это, польский посланник, заторопился к выходу – срочные письма писать; куда еще торопятся с праздника посланники воюющих стран? Посол австрийский, граф Ванденштейн, наоборот, встал со своего кресла и долго раскланивался с Осипом Непеей.

В особом приглашении, данном английской королевой русскому послу, другие послы увидели знак того, что сватанье царя Московского и королевы Английской идет как надо обеим сторонам.

А когда королева прошла и села на свое место, то первым делом легко ударила по щеке своего провожатого, графа Эссекса, потом повернулась к Осипу Непее и громко спросила:

– Как оценивается здоровье Его Величества, царя Московского?

Это был не обычный вопрос для Непеи. Это было испытание для окружающих.

– Царь Московский, Ваше Величество, мало ест тяжелой пищи, мало пьет вина, только выпьет иногда пару бокалов ромейского. Много молится. И, ежели надобно развлечься, другого развлечения не имеет, только как ходить одному с рогатиной на медведя. Перед моим отъездом в ваши пределы лично при мне уложил двух медведей-трехлеток.

– Граф, встаньте! – велела королева Елизавета.

Граф Эссекс, высокий, по-английски тонкий, неохотно поднялся над сидящей публикой.

– Таких медведей? – обернулась к Непее королева.

– Высотой – таких… А в толщину будут в пять раз толще.

Гости загудели, обсуждая услышанное. Обиженный граф тихо сел.

На зеленом поле Тауэра появились гарольды. Трубы пропели начало народного праздника.

Вокруг высокого эшафота, оббитого материей в красный, синий и черный цвета, плотным каре встали высоченные гвардейцы двора Ее королевского величества. Глашатаи начали возвещать с листов имена людей, которые взойдут на эшафот в день тезоименитства королевы Английской.

Когда весь приглашенный люд воззарился на эшафот, граф Эссекс кивком длинного подбородка подозвал наклониться к нему лейтенанта личной стражи и всунул ему в руку клочок бумаги, где синей чернилой виднелась надпись: «Каземат три».

– А имя помнишь?

– Как же, ваше сиятельство! Макара…

Граф заехал лейтенанту по губам, соскочил с места и громко захлопал. Кругом хлопали все, хлопал и граф. Ничего подозрительного.