Невинная для Севера - Дина Данич

— Н-не… на… до…

Чтобы выдавить это уходит слишком много сил. Меня трясет, и я не контролирую это состояние. ЗАто Марк крепче прижимает меня к себе и тихо говорит:

— Успокойся и слушайся, бедовая. Топай давай.

Я не понимаю, почему не выходит сопротивляться, но при этом я послушно шагаю за мужчиной. Что во мне сломалось?

И починится ли это?

Вечерняя прохлада бодрит, но я ее ощущаю отстраненно. Точно мозг знает, что вот сейчас должно быть холодно, а на самом деле этого не чувствует.

Слышу какой-то шум, пытаюсь повернуться, но движение выходит смазанным и неуверенным. Я почти заваливаюсь — и если бы не Марк, оказалась бы на земле.

Он матерится, в итоге подхватывает меня на руки, а я затихаю.

Часть меня смиряется с тем, что сегодня — мой последний день. Не знаю, как жить после этого. Просто не понимаю.

Страх уходит, а ему на смену приходит апатия. Если я точно так же не буду ничего чувствовать, когда Марк возьмет свое, то, возможно, все не так страшно. Хотя я боюсь боли. Очень боюсь. Но может быть он хотя бы не будет слишком груб?

Эти мысли провоцирует очередной приступ, и в итоге ноги и руки сводит судорогой.

К этому моменту мы уже добираемся до моей комнаты, где Кораблев бесцеремонно сгружает меня на постель. А я даже не пытаюсь уже пошевелиться, отползти или хоть как-то защититься. Пусть делает то, за что заплатил.

— Так, давай, приходи в себя, — рявкает Марк. — Тебе дали что-то? Пила? Ела?

Он довольно неприятно хватает меня за подбородок, поворачивая мою голову к себе.

Дает легкую пощечину, а затем снова матерится.

— Вот еще мне этой херни не хватало, — ругается Марк. Отпускает меня. Отходит. А после возвращается и укладывает поудобнее. — Руки чувствуешь?

Он зачем-то растирает мои пальцы на правой руке. И взгляд у него такой, что явно не собирается как-то приставать. Ну, или мне так кажется.

Меня слегка отпускает, и я пробую ответить:

— Плохо.

— О, у нас прогресс! — фыркает Корбалев. — А ноги? Ты пила что-то?

— Н-нет.

— Ясно.

Мне вот совсем ничего не ясно, но задать вопрос слишком трудно — так что я просто смотрю на мужчину.

— Да не трясись ты, — отмахивается он, заметив мой взгляд. — Не трону я тебя, дурында.

— Правда?

Он закатывает глаза и отходит к креслу, стоящему в углу.

— Ты не в моем вкусе, это раз. Не хочу выхватывать потом — это два.

Удивленно моргаю. Слова про вкус не задевают. Наоборот, дарят успокоение. Впервые с момента, как я вошла в баню, у меня получается пошевелиться. Самой!

— Не дергайся. У тебя походу шок. Так что отдыхай, я тут посижу, но трогать не буду.

При этом он зачем-то смотрит на дверь. Я не понимаю — это намек?

— Вы ему скажете? Потом. Что… не…

На лице Марка появляется снисходительное выражение.

— Обсудим это когда ты поспишь. Походу перенервничала ты, бедовая. Но раз уж ты помогла Кирюхе, я тебе тоже помогу. Так что расслабь булки — считай, ты со мной в безопасности. Придурки эти тебя не тронут.

Он говорит уверенно, и у меня не возникает ни малейших сомнений, что так и будет. Веки и правда становятся очень тяжелыми. Глаза слегка режет, словно хочется плакать, но нечем.

Не знаю, откуда в Марке столько доброты и человечности, но я ему очень благодарна.

Если бы не он…

Тихо всхлипываю, закрываю рот ладонью, испугавшись, что Кораблев начнет ругаться, но он сидит, прикрыв глаза.

Я делаю так же, и незаметно темнота окружает меня. Словно сквозь сон слышу какой-то шорох. Мне становится очень тепло. Я расслабляюсь.

А затем чувствую прикосновение к щеке…

27 Север

Только чудом я не срываю дверь с петель, а спокойно открываю ту.

В башке уже такие картинки, что ошметки тормозов осыпаются пеплом. Однако стопорюсь буквально тут же на пороге.

Первое, что выхватываю взглядом — Алина на постели, закутанная в плед.

Второе — Марк сидит в кресле. Уже одет.

Опоздал…

Пиздец…

— Не трогал я ее, — негромко выкатывает Марк. Перевожу обратно взгляд на девчонку. Та не шевелится. — Спит она.

Снова ошалело смотрю на того, с кем пройдено немало. Неужели он реально не тронул? Но зачем тогда…

— Выдохни и дверь прикрой, — советует Кораблев. И я слушаюсь. Впервые за долгое время слушаюсь чьих-то указаний.

— Успокоился?

— Почему? — отрывисто спрашиваю.

— Сам-то как думаешь? — фыркает он. — Мне вот сразу было понятно, что потек ты, Север. Хер знает, чем она тебя зацепила, — жмет Марк плечами. Смотирт на Алину. — Хотя… Может, и понятно чем.

— Пасть завали, — осекаю его желание пофилософствовать. — Не тронул почему?

— Я, по-твоему, шакал? Или ты не видел, в каком она состоянии?

— В нормальном, — рычу, но скорее уже по инерции.

Понимание, что она в безопасности усмиряет ярость, которая еще недавно клокотала, мешая здраво мыслить.

— Ты бы получше смотрел за ней, — усмехается Кораблев, поднимаясь на ноги. — Бедовая девка-то. Даже здесь приключения на жопу нашла. Хотя я же видел — две недели тихо как мышь сидела, работала как положено. Валентина опять же похвалила.

Стискиваю зубы, беря на заметку его слова.

— Ну, договаривай.

— А ты сам не понимаешь? Ты мужик видный. Скажи еще, не замечаешь, как девки на тебя смотрят? — ухмыляется он. — Да они спят и видят, что смогут погреться с тобой под солнышком. А ты вокруг Алины круги нарезаешь.

— Какие, на хер, круги? Или ты забыл, что это был только повод?

— Я-то не забыл. Но бабы существа злопамятные. Ты правда не догоняешь, как эта дурында оказалась в бане с тремя голыми мужиками? Будь она согласна на такое, давно бы уже решила проблему с тем же Смоляковым.

Все в точку. Сам понимаю это же.

— Она ни слова не сказала против.

— Не сказала, — кивает Кораблев. — Потому что у нее шок, и такими темпами скоро кукуха уже уедет. Это ж надо постоянно влипать во всякие передряги. Я пока сидел, посмотрел запись с камер из бани. И если бы тебя не клинило на ней,