Хмельницкий. Дума о гетмане Богдане - Борис Николаевич Флоря

Сокола становится также ясно, какой службы хотел Владислав от Запорожского войска: «А быть, де, тем казаком с королем Владиславом против королевича Казимера и поляков» [4. Стб. 64. Л. 605–606]. Однако (и это самое интересное) пребывание Владислава в Киеве не должно было ограничиться сбором казацкого войска для войны с Яном Казимиром. Тот же Иван Сокол сообщал, что перед выступлением в поход Владислав должен «креститца в православную крестьянскую веру» [4. Стб. 64. Л. 605]. «Лисгровых казаков полковник Федка Кузминской», выехавший на русскую службу тогда же, в июне 1636 г., указывал и точную дату, когда это должно было произойти — король должен был «креститца в православную крестьянскую веру в Киеве об Ильин день» (20 июля) [4. Стб. 64. Л. 606].

Для понимания того, что, по мнению казаков, должно было произойти в Киеве в июле 1636 г., большой интерес представляет рассказ полоняника Гриши Авдеева, который в мае того же года побывал в Киеве, где беседовал со старцами Печерского монастыря. Король, сообщал он, едет в Киев для того, чтобы «благовернаго князя Владимира мощей положенья досматривать и хочет, де, король на том месте иную новую церковь строить» [4. Стб. 64. Л. 417].

Все эти события, как представляется, в глазах казаков имели глубоко символическое значение: принятие монархом «русской веры» — православия и оказание почтения останкам крестителя Руси и наиболее могущественного правителя Древнерусского государства, знаменовало то, что после своего утверждения на троне с помощью казацкого войска Владислав IV станет таким правителем, который будет в своей политике руководствоваться прежде всего интересами «русского» народа Речи Посполитой. В частности, очевидно, та религия, которую принял глава государства — монарх, «русская вера» — православие, а не «ляшская вера» — католицизм, должна была стать в этом государстве господствующим официальным вероисповеданием.

Оживлению представлений о возможности изменить несправедливые порядки в Речи Посполитой, опираясь на поддержку доброго монарха, способствовали события середины 40-х годов XVII в. В это время действительно осложнились отношения между королем Владиславом и политической элитой Речи Посполитой. Владислав IV видел путь к укреплению своей власти в успешной наступательной войне против Османской империи и Крыма, но эти его планы наталкивались на сопротивление магнатов и шляхты, не заинтересованных ни в укреплении королевской власти, ни в войне с Османской империей и Крымом, которая привела бы к разорению их владений. Для нашей темы существенно, что в попытках осуществить свои планы король стал искать сотрудничества с запорожским казачеством. Предприняв по приказу короля морские походы на османские и татарские земли, запорожские казаки должны были спровоцировать военный конфликт, заставив тем самым магнатов и шляхту Речи Посполитой вести войну с Османской империей и Крымом против их воли и желания.

В апреле 1646 г. состоялась тайная встреча Владислава IV с казацкой старшиной, на которой король передал им 18 тыс. злотых на строительство судов. Тогда же им были вручены два королевских «привилея»: один давал старшине полномочия для организации морского похода, другой предоставлял право увеличить размер казацкого «реестра» с 6 до 12 тыс. человек. «Привилеи» эти не регистрировались в королевских канцеляриях и были запечатаны не государственной, а личной печатью Владислава IV [15. S. 110–112, 391–395]. Представители казацкой старшины спрятали эти документы, ожидая, очевидно, благоприятного момента для их обнародования, но о приказе короля казакам стало известно, и летом 1646 г. на Днепре началось строительство стругов “для морского ходу” (см. об этом: [8. С. 88–89]). Тогда же без согласия сословий король стал набирать за границами Речи Посполитой наемную армию для ведения войны с Османской империей и Крымом [16. S. 364]. Действия короля, предпринятые с явным нарушением действовавших в Речи Посполитой правовых норм, встретились с едва ли не единодушным осуждением политической элиты страны. На сейме, собравшемся осенью 1646 г., его политика была подвергнута резкой критике, и Владислав IV вынужден был отказаться от своих планов (в частности, было объявлено о роспуске набранных для войны войск) [16. S. 371–373]. Были прерваны и приготовления к морскому походу, а запорожские суда так и не вышли в море [3. С. 89–90].

Документы о взаимоотношениях Владислава IV с запорожским казачеством и политической элитой Речи Посполитой обстоятельно были изучены еще в работах ряда польских исследователей второй половины XIX в. (прежде всего в специальной монографии В. Чермака), но только недавно удалось обнаружить свидетельства 1646–1647 гг. о том, как воспринимало происходящее украинское общество.

Уже априори можно было бы предполагать, что столкновения Владислава IV с магнатами и его поиски сотрудничества с казаками должны были способствовать оживлению сложившихся в казацкой среде уже традиционных к этому времени представлений о внутреннем положении в Речи Посполитой. Ряд свидетельств говорит о том, что в украинском обществе происходившее было воспринято как попытка короля Владислава IV сосредоточить в своих руках всю полноту власти в государстве. Лазутчик путивльского воеводы, побывавший в ноябре 1646 г. на ярмарке в Ромнах, рассказывал тому, что Владислав IV желает, “чтоб быть ему, королю, вольну, как в иных государствах цари и короли вольные и все люди в послушанье” [4. Стб. 235. Л. 184]. Переводчик Посольского приказа Богдан Лыков, проезжавший через Украину весной 1647 г., также сообщал, что король хочет “поляков и Литву под свою власть привесть и вольность их разрушить, как иные великие государи самодержавствуют” [17. № 1. Л. 46а]. В украинском обществе, конечно, понимали, что магнаты-“ляхи”, узурпировавшие власть законного монарха, так просто ее не отдадут. Неслучайно лазутчик путивльского воеводы закончил свое сообщение словами: “И чают все литовские люди, что быть у короля с паны межуусобью большому”.

Как представляли себе на Украине это “межуусобье”, позволяют судить “расспросные речи” старца Иова, записанные в Севске в декабре 1646 г. [13. Стб. 131. Л. 239–240; 3. С. 95–96]. Иов рассказывал о «рокоше», который подняли против короля коронный гетман Миколай Потоцкий, князь Ярема Вишневецкий, князь Доминик Заславский, киевский воевода Януш Тышкевич. По их требованию в августе 1646 г. был созван сейм «на поле» под Люблином, где они пытались низложить монарха, но до этого не допустил литовский магнат Януш Радзивилл, сын Кшиштофа, который «разорвал» сейм. В этих условиях, согласно рассказу старца, король стал искать поддержки запорожцев. Он поставил над ними гетманом одного из представителей казацкой старшины — Барабаша, «дал волю по-прежнему и пушки, и наряд». Король после сейма направлялся в Киев, чтобы ехать оттуда в «казацкие городы», но «князь, де, Вишневецкой с товарищи короля в казацкие городы не пустили”, а затем «у запорожских казаков Вишневецкий с товарищи наряд поотнимали и воли им не дали и поворотили опять под свою власть».

Рассмотрение этого важного, но до недавнего времени остававшегося неизвестным ученым свидетельства позволяет сделать вывод, что происходившие события воспринимались и переосмысливались в казацкой среде в духе уже традиционных для этой среды представлений о противостоянии доброго монарха, готового дать «черкасам» «волю»,