Все твои совершенства - Колин Гувер

смывает с себя следы Андреа, пока я смываю следы красного вина.

Слезы для меня привычное дело, но на этот раз они другие.

Я плачу не из-за того, чего никогда не было. Я плачу о том, что подходит к концу.

Я беру осколок бокала, подвигаюсь к стене и прислоняюсь к ней. Вытягиваю ноги перед собой и рассматриваю, что осталось от бокала. Переворачиваю руку и прижимаю стекло к ладони. Оно пронзает мою кожу, но я продолжаю давить сильнее. И смотрю, как оно все глубже и глубже проникает в ладонь. Смотрю, как вокруг начинает выступать кровь.

Почему-то грудь все равно болит сильнее, чем рука. Намного сильнее.

Я роняю осколок и вытираю кровь салфеткой. Подтягиваю к себе ноги и обнимаю колени, зарываясь в них лицом. Я все еще всхлипываю, и тут в комнату возвращается Грэм. Я обхватываю себя еще крепче, и он опускается на колени рядом со мной. Я чувствую его руку, потом его губы на своих волосах. Он обнимает меня. Он притягивает меня к себе и садится у стены.

Я хочу закричать на него, ударить его, убежать от него. Но все, что я могу сделать, это свернуться калачиком и плакать.

– Квинн.

Его руки крепко обнимают меня, а лицо зарывается в мои волосы. В его голосе, произносящем мое имя, звучит страдание. Ненавижу его. Я затыкаю уши, потому что не хочу слышать его голос. Но он больше не говорит ни слова. Даже когда я отстраняюсь от него, иду в спальню и запираю дверь.

17

Прошлое

Неразлучные.

Вот какими мы стали.

Прошло два с половиной месяца с тех пор, как я якобы «посмотрела» на него в ресторане. Хотя мы проводили вместе каждую свободную минуту, мне все равно казалось мало. Я никогда в жизни никем так не увлекалась. И не думала, что такое возможно. Это не похоже на нездоровую одержимость, потому что, если бы я захотела личного пространства, он бы мне его давал. Просто оно мне не нужно. Он не собственник и не чрезмерно меня опекает. Я не ревнива и не требовательна. Просто время, которое мы проводим вместе, похоже на эйфорическое бегство от мира, и я хочу получить от него как можно больше.

За те десять недель, что мы встречаемся, мы спали порознь всего один раз. Ава поссорилась с Ридом, поэтому я позволила ей переночевать у меня, и мы всю ночь говорили гадости о мужиках и ели нездоровую пищу. Это было до ужаса весело, но через пять минут после того, как она вышла за дверь, я позвонила Грэму. Через двадцать минут после того, как она ушла, он постучал в мою дверь. Через двадцать одну минуту после того, как она ушла, мы уже занимались любовью.

По сути, так оно и было. В течение десяти недель ничего, кроме секса, смеха, секса, еды, секса, смеха и еще раз секса. Грэм шутит, что в какой-то момент мы должны выйти на плато. Но только не сегодня.

– Господи, Квинн, – стонет он мне в шею, падая на меня сверху. Он запыхался, и я ничем не могу помочь, потому что тоже не могу отдышаться.

Этого не должно было случиться. Сегодня Хеллоуин, и нам нужно поехать на вечеринку к Аве и Риду, но, как только я натянула свое развратное платье-футболку, Грэм не смог оторвать от меня рук. Мы чуть не занялись сексом в коридоре возле лифта, но он отнес меня обратно внутрь, чтобы сохранить достоинство. Он согласился нарядиться на Хеллоуин так, как я предложила еще в августе. Мы решили изображать самих себя, только развратнее. Но мы не могли толком понять, как должны выглядеть в образе развратников, поэтому решили просто идти в своей одежде. Зато на мне тонна косметики. Грэм говорит, что его работа состоит в том, чтобы весь вечер меня тискать и вообще обеспечить как можно больше публичных проявлений любви.

Однако сейчас наша одежда валяется на полу, а на моем платье добавилась прореха. Ожидание этого проклятого лифта для нас просто невыносимо.

Грэм наклоняется ко мне и снова утыкается головой мне в шею, целуя меня, пока я не начинаю дрожать.

– Когда я познакомлюсь с твоей мамой?

Этот вопрос возвращает нас на землю, и я чувствую, как вся моя радость улетучивается.

– Никогда, если мне удастся это провернуть.

Грэм отрывается от моей шеи и смотрит на меня сверху вниз.

– Неужели все так плохо?

Я застенчиво хихикаю.

– Грэм, это она добавила слово «престижный» в мои свадебные приглашения.

– Разве ты судила обо мне по моим родителям?

Я в восторге от его родителей.

– Нет, но я познакомилась с ними в первый же день, когда мы оказались вместе. Я даже не знала тебя достаточно, чтобы судить о тебе.

– Ты знала меня, Квинн. Ты ничего не знала обо мне, но знала меня.

– Звучит самонадеянно.

Он смеется.

– Так и есть. Мы поняли друг друга сразу, как только встретились в том коридоре. Иногда люди встречаются, и все внешнее не имеет значения, потому что они видят гораздо глубже. – Грэм прижимается губами к моей груди и целует там, где бьется сердце. – Я узнал все, что мне нужно было знать, в первый же вечер, когда встретил тебя. Ничто внешнее никогда не сможет повлиять на мое мнение о тебе. Даже мое суждение о женщине, которая тебя вырастила.

Я хочу немедленно поцеловать его. Или выйти за него замуж. Или трахнуть его.

Из всего этого я выбираю поцелуй, но делаю это довольно быстро, потому что боюсь, что если не отодвинусь от него, то могу сказать ему, что люблю его. Эти слова вертятся у меня на кончике языка, и сдержать их труднее, чем выпустить. Но я не хочу произносить их первой. Во всяком случае, пока.

Я быстро скатываюсь с кровати и подбираю с пола костюмы.

– Отлично. Ты можешь познакомиться с мамой на следующей неделе. – Я бросаю ему его одежду. – Но сегодня вечером ты познакомишься с Авой. Одевайся, мы опаздываем.

Я уже одета, но Грэм все еще сидит на кровати и смотрит на меня.

– А трусики? – спрашивает он.

У меня очень короткая юбка, в другое время я бы сроду такую не надела. Я смотрю на трусики, валяющиеся на полу, и думаю о том, что за вечер он с ума сойдет, зная, что под этой слишком короткой юбкой у меня ничего нет.

Я оставляю их на полу и ухмыляюсь.

– Они как-то не подходят к моему костюму.

Грэм качает головой.

– От тебя сдохнуть можно, Квинн.

Он встает и одевается, а я поправляю свой убойный макияж.

Мы выходим за дверь.

Идем по коридору.

Но снова отвлекаемся, пока ждем лифта.

* * *

– Вы опоздали. – Это все, что говорит Ава, открыв дверь и увидев нас с Грэмом. На ней брючный костюм-двойка, а волосы уложены так, словно она персонаж из «Степфордских жен». Она ждет, пока мы войдем, и захлопывает дверь. – Рид! – кричит она и поворачивается, чтобы обратиться к нему, но он стоит рядом с ней.

– О! – Она машет рукой в сторону Грэма. – Он здесь.

Рид подходит ближе и пожимает Грэму руку.

– Рад познакомиться.

Ава окидывает Грэма беглым взглядом. Потом меня.

– Ваши костюмы просто непристойны. – Она уходит, не оглядываясь.

– Какого черта? – говорю я, глядя на Рида. – С чего это она так расхамилась?

Рид смеется.

– Я пытался сказать ей, что по ее костюму трудно понять, кого она изображает.

– А кого она изображает? Стервозу?

Лицо Рида краснеет. Он наклоняется ко мне и Грэму.

– Она изображает вашу мать.

Грэм тут же начинает смеяться.

– Значит, обычно она не такая… противная?

Я закатываю глаза и хватаю его за руку.

– Пойдем, я заново познакомлю тебя с моей сестрой.

При вторичном знакомстве Ава относится к Грэму благосклонно. Но потом снова входит в образ и до конца вечера притворяется нашей матерью. Самое смешное, что никто на вечеринке понятия не имеет, кого она изображает. Это тайна, которую знаем только мы вчетвером, и это тем смешнее каждый раз,