Если хочешь быть волшебником - Натан Полянский

И как только раздались вопли странного мальчика, а затем и сам он выскочил из сарая, Леночка захлопала в ладоши, запрыгала, и такой — сияющей и возбужденной — предстала перед Левой.

— Тебе легко было побить его, правда? Мотоциклисты должны быть сильными, сильнее всех?

Лева не отвечал, даже не взглянул на нее, лишь озабоченно ходил вокруг машины, подсчитывая нанесенный ей урон.

— Он тебе не сделал больно?.. Может быть, он тебя ударил коленом в живот?

— Знаешь, Леночка, иди себе!.. Тебе обедать пора, не мешай мне здесь, — прошептал Лева каким-то странным, глухим, захлебывающимся голосом…

— Бедное дитя, кто ж тебя так обидел? — услышал Гена жалостливый голос рядом с собою. Он уже успел отбежать по тротуару шагов двадцать от ненавистного двора. Подняв голову и глянув сквозь слипшиеся от крови пальцы, он увидел старушку с очень добрым лицом, протягивавшую ему платочек.

— Тут… бандит один… чуть меня не убил… Так бороться нечестно, — всхлипывал Гена.

— Бандит? — недоверчиво переспросила старушка. — Ну, он от нас не уйдет. Пошли, голубчик, я тебе скорую помощь окажу.

Она взяла Гену за руку и повела. Гена покорно шел, находясь весь во власти своего благородного негодования, не сознавая, куда его ведут и зачем. Он был рад любому сочувствию, так как оно доказывало его правоту. Грозные снаряды Левы все еще мерещились ему, и он поминутно вздрагивал, когда ему чудилось, что яблоко настигает его. Наконец его ввели в какую-то кухоньку, усадили на табурет. Он с облегчением распрямил спину, вздохнул. Старушка надела на него клеенчатый передник, поставила ему на колени таз с водой, принялась отмывать его лицо и руки от крови.

— Нос у тебя порядочно пострадал, с неделю заживать будет, — говорила она тоном профессора, осматривающего пациента. — Палкой тебя, что ли, угостили?

— Ан…тоновкой, — снова всхлипнул Гена, — по запаху почувствовал… Нигде таких правил нет, чтобы яблоками драться.

— Яблоками? — удивилась бабушка. Она достала с полки флакончик с йодом, намочила в нем ватку и приложила ее к Гениному носу. Потом, обложив нос ватками, старушка принялась накладывать бинт, да так ловко, что скоро вся голова и половина лица Гены оказались под повязкой. Глянув единственным открытым глазом на свое отражение в зеркале над столом, Гена остался очень доволен. Во-первых, его нельзя было узнать, во-вторых, повязка напоминала головной убор индийского факира. Гена тут же решил про себя как можно дольше не снимать повязки.

Он уже собирался поблагодарить старушку за ее хлопоты, как вдруг отворилась дверь и в комнату, к изумлению и испугу Гены, вошла Леночка. Она, разумеется, была изумлена не меньше его. Нет, она не узнала странного мальчика. Просто ее поразили причудливая повязка, запах йода, таз с красной водой, стоявший на полу.

— Кто этот смешной человек? — спросила она у Анфисы Петровны. Та выразительно глянула на своего пациента: отвечай, мол, сам.

Гена, боясь быть узнанным по голосу, промычал что-то нечленораздельное про зубную боль.

— Почему он так разговаривает? — продолжала расспрашивать девочка.

— Он говорит, что на него бандит напал, нос попортил.

— А как можно попортить нос? — фыркнула Леночка. — И разве бандиты бывают? Коля говорит, что бандиты — это выдуманные люди. Хотя нет — это он про волшебников говорил… А какой это бандит? Страшный, наверно, кулачищи вот такие? — И она широко развела свои руки.

— Нет у нас бандитов, — ответила бабушка, — сколько лет тут живу, а ни разу не слыхала. Драчуны есть — это верно.

— А я знаю, кто его побил, — воскликнула вдруг Леночка. — Наверно, тот странный мальчик, который меня тоже ударил в живот, а Леву веником побить хотел. Но Лева же и задал ему, ох и задал!.. Яблоком его — и в лицо, и в спину!.. Потому что он весь мотоцикл у Левы испортил.

Но тут она осеклась, пораженная новой догадкой. Она пристально глянула в единственный открытый глаз мальчика, подбежала к бабушке и шепнула ей на ухо:

— А может быть, это он и есть — тот странный мальчик?

И больше она уж не отходила от бабушки, все время держалась то за ее руку, то за юбку.

— Нет, это не он, — громко возразила бабушка, — разве станет хороший мальчик портить мотоцикл своего товарища?

Леночка не согласилась с доводами бабушки.

— И все же плохие мальчишки ведь бывают? Ну, те, что дразнятся на улице, в школе нас за косы дергают?

— Бывают, наверно, но редко… А теперь пошли-ка обедать, — сказала Анфиса Петровна, уводя Леночку в комнату.

Воспользовавшись этим, Гена сорвал с себя передник и бросился вон из кухни.

Поле боя осталось за Левой. Но рядом, прислонившись к столбу, подпиравшему потолочные балки, скорбно склонил голову-фару его верный друг. Вид у машины самый плачевный. Рычажки на руле погнуты и свернуты в сторону, покрышка на переднем колесе дрябло обвисла, крыло смято, бак вокруг горловины засыпан песком, откуда-то из-под него капает и капает бензин, и Леве кажется, что это кровь его детища растекается лужей.

Лева опустился на пол рядом с мотоциклом и, положив голову на бензиновый бачок, горько заплакал.

В таком положении и нашла его Анфиса Петровна. Помогла ему подняться, шершавой ладонью утерла слезы на его щеках, глянула на машину, сказала:

— Видно, большой пакостник этот мальчик. Фамилия его какая? Кто отец? Пожаловаться надо.

— Не надо жаловаться, — произнес Лева, с усилием сдерживаясь, чтобы снова не заплакать. — Сами исправим.

В тот же день Николай и Лева принялись за ремонт «Крокодила». Инна Васильевна, узнав о случившемся, не только разрешила им работать засветло, а уроки делать вечером, но даже посоветовала пригласить на помощь квалифицированного шофера.

— Я ему уплачу, сколько будет нужно.

Это предложение ребята решительно отклонили — им хотелось все сделать самим.

— Дурень этот Генка, — сказал Николай, когда они очистили бак от песка и снова установили его на место, — вообразил, что навсегда лишил нас мотоцикла… А для нас только лишняя наука, — добавил он с горькой усмешкой.

— Так что давай еще какой-нибудь пакости набросаем в бак? — в тон ему пошутил Лева.

— Не смейся!.. Я теперь могу с закрытыми глазами разобрать и собрать любую втулку, сделать ревизию карбюратора, подтянуть цепь…

— И я, пожалуй, смог бы, — согласился Лева. — Во многом Генкина подлость нам на пользу пошла. Так, может быть, — снова перешел он на шутливый тон, — стоит ему благодарность написать.

— Или отправить по почте ящик антоновок — вот испугался бы бедняга!

Изо дня в день ребята увлеченно работали над восстановлением «Крокодила». К концу недели было готово почти все, что они могли сделать своими силами. Попробовали запустить мотор — он действовал ничуть не хуже, хотя и не лучше, чем до предательского нападения на машину, то есть по-прежнему заводился с трудом.

— Вези ее к Федору Ивановичу, — махнул Николай рукой, выбившись из сил при очередной попытке запустить мотор. — Надоела эта канитель!.. А я займусь пока запасным колесом. Надо обязательно иметь запаску.

22. Восхождение на вершину

У полуразобранной веялки, одетый в синий рабочий комбинезон, стоит Федор Иванович. Он что-то рассказывает обступившим его подросткам в форме учащихся ремесленного училища. Некоторые не все понимают, мастер терпеливо повторяет объяснение, потом велит одному из слушателей крутить маховик, а тем временем остальные наблюдают за движениями рычагов и решет в машине.

Позади всех стоит Лева. Он здесь уже минут двадцать. Заслушался и совсем забыл о цели своего прихода. Тут же, под навесом, дожидается «Крокодил».

Федор Иванович сначала заметил мотоцикл, потом стал искать глазами Леву. Обнаружив его в числе своих слушателей, приветливо кивнул головой. Потом дал ученикам самостоятельные задания и, выждав, пока они разошлись по местам, протянул Леве руку:

— Ну, здоров, мотоциклист!.. С чем явился?

«Мотоциклист» польстило Леве. Он не успел ответить, как мастер предупредил:

— Если снова по поводу мотора, то снимай его.

— Зачем снимать, — запротестовал Лева. — Если бы вы знали, сколько мы намучились, пока нацепили все тросы!

— Не мучились, а учились, — улыбнулся Федор Иванович.

Лева впервые видел Федора Ивановича улыбающимся. И он вдруг почувствовал радость, точно стал свидетелем торжественного события.

— Снимай, говорю, некогда!

И Федор Иванович склонился над мотоциклом. Прошло не больше трех минут — и концы всех тросов управления свободно свисали. Лева на эту работу потратил бы час, а то и два.

— Теперь снимай цепь и выхлопную трубу.

Отдав это приказание, Федор Иванович вернулся к своим ученикам. Он переходил от одного к другому, проверяя, так ли они делают то, что было задано, поправляя и показывая, как надо делать.