Несокрушимый Арчи - Пелам Вудхаус

— Мы завтракаем у Николсонов! — объяснила Люсиль своему брату. — Я буду рада, если ты присоединишься к нам.

— Завтрак! — Билл покачал головой с пренебрежительной снисходительностью. — Завтраки теперь для меня ничто. У меня есть о чем думать, кроме еды. — Он принял настолько одухотворенный вид, насколько было доступно его закаленному лицу. — Я еще не написал ЕЙ сегодня.

— Но черт возьми, старый чудила, если она через неделю будет здесь, какой смысл ей писать? Письмо же разминется с ней в океане.

— Я не отправляю мои письма в Англию, — сказал Билл. — Я храню их, чтобы она прочла, когда приедет.

— Ну уж! — сказал Арчи.

Подобную преданность он постигнуть не мог.

Глава 18

Кус Колбаски

«Неотразимая Личность» обошлась Арчи в два доллара наличными и ощущение сверлящей неловкости, когда он спросил книжку у продавщицы. Купить трактат с таким названием значило автоматически признаться, что ваша личность пока еще вполне отразима, а потому Арчи старательно объяснил девушке за прилавком, что «Н.Л.» нужна ему для друга. Девушку, впрочем, гораздо больше интересовал английский прононс Арчи, чем его объяснения, и Арчи, когда удалялся, неприятно поеживался, успев услышать, как она вполголоса принялась воспроизводить особенности его произношения для просвещения своих коллег и сослуживцев. Но что такое неприятное поеживание, если терпеть его во имя дружбы?

Покинув магазин, он пошел по Бродвею, где затем столкнулся с Реджи ван Тайлом, который сомнамбулически дрейфовал в направлении Тридцать девятой улицы.

— Приветик, Реджи, старик! — сказал Арчи.

— Приветик, — сказал Реджи, лаконичная натура.

— Я как раз купил книжку для Билла Брустера, — продолжал Арчи. — Оказывается, старина Билл… В чем дело?

Он оборвал свой рассказ. Черты его собеседника исказились, словно от судороги. Рука на локте Арчи конвульсивно сжалась. Напрашивался вывод, что Реджи испытал внезапный шок.

— Пустяки, — сказал Реджи. — Все в порядке. Просто я слишком внезапно увидел, как одет этот тип. И это меня несколько потрясло. Но теперь все прошло, — мужественно добавил он.

Арчи проследил взгляд своего друга и понял все. По утрам Реджи ван Тайл никогда не бывал в наилучшей форме, к тому же он обладал крайне чувствительным восприятием особенностей одежды. Не раз и не два он отказывался от членства в тех или иных клубах потому лишь, что другие их члены преступали все границы, сочетая со смокингами ненакрахмаленные рубашки. А коренастый коротышка, который стоял прямо перед ними в позе ублаготворенной неподвижности, бесспорно, денди не был. Даже самый близкий друг не назвал бы его элегантным. Взятый в целом и влет, он вполне мог послужить натурщиком для картинки в модном журнале под подписью «Чего Не Должны Носить Мужчины, Следящие За Модой».

В манере одеваться, как и во всем другом, лучше выбрать определенный стиль и строго его придерживаться. Этот же человек совершенно очевидно предпочитал зигзаг прямой линии. Его шею укутывал зеленый шарф, на нем был фрак, а нижние его конечности были задрапированы брюками из твида, скроенными для мужчины заметно выше ростом. С севера его ограничивала соломенная шляпа, а с юга — пара коричневых ботинок.

Арчи добросовестно изучил спину субъекта.

— Немножко множко! — согласился он сочувственно. — Но ведь Бродвей — это не Пятая авеню. То есть, я хочу сказать, привкус богемы и все такое прочее. Бродвей кишит чертовски мозговитыми личностями, которые чхать хотят на то, как они одеты. Наверное, эта птичка — ведущая особь того или иного вида.

— Тем не менее ни у кого нет права носить фрак с твидовыми брюками.

— Абсолютно никакого. Я усек, о чем ты.

И тут ниспровергатель всех понятий об элегантности обернулся. Анфас он выглядел еще более сокрушающе. Видимо, он не носил рубашек, хотя это упущение несколько маскировали твидовые брюки, уютно достигавшие подмышек. Он не был красавцем мужчиной. Даже в пору расцвета. А к этому времени он умудрился приобрести шрам, протянувшийся от уголка рта поперек щеки. Даже в состоянии полного спокойствия его лицо выглядело странновато. Но когда — как в данную секунду — он улыбался, «странновато» как определение утрачивало всякую выразительность и совершенно не подходило на роль эпитета. Тем не менее лицо это не было неприятным. Наоборот, вполне даже симпатичным. Что-то в нем весело взывало к вашим лучшим чувствам.

Арчи вздрогнул. Он уставился на это лицо. И вспомнил.

— Кошки полосатые! — вскричал он. — Это же Кус Колбаски!

Реджинальд ван Тайл испустил тихий стон. Он не привык к подобному. Как молодого человека, не терпящего сцен, поведение Арчи его ужаснуло. Ибо Арчи высвободил локоть, прыгнул вперед и начал горячо трясти руку незнакомца:

— Ну-ну-ну-ну! Мой милый старый друг! Вы же меня помните, а? Нет? Да?

Человек со шрамом, видимо, недоумевал. Он пошаркал коричневыми ботинками, прихлопнул тулью соломенной шляпы и вопросительно посмотрел на Арчи.

— Я что-то вас не узнаю, — сказал он.

Арчи похлопал спинку фрака. И ласково взял реформатора моды под руку:

— Мы встретились под Сен-Мийелем во время войны. Вы угостили меня куском колбаски. Одно из самых великодушных деяний в истории. Никто, кроме великого духом, не уделил бы в тот момент даже ломтик колбаски постороннему человеку. Я этого не забыл, черт подери! Он спас мне жизнь. Абсолютно! Восемь часов во рту маковой росинки не было. Вам что-нибудь предстоит? Я хочу сказать, вы не ангажированы с кем-нибудь перекусить или еще какая-нибудь чушь того же пошиба. Да? Отлично! В таком случае предлагаю, чтобы мы двинулись и где-нибудь подзакусили. — Он ласково пожал локоть человека со шрамом. — Только подумать, что мы вот так встретились! Я часто прикидывал, что с вами сталось. Но черт подери! Совсем забыл. Такой непростительный недосмотр с моей стороны. Знакомьтесь! Мой друг, мистер Реджи ван Тайл.

Реджи судорожно сглотнул. Чем дольше он созерцал одежду этого человека, тем нестерпимее становился процесс созерцания. Его глаза, содрогаясь, переходили с коричневых ботинок на твидовые брюки, на зеленый шарф, а с шарфа на соломенную шляпу.

— Сожалею, — промямлил он. — Совсем забыл. Важная встреча. Уже опаздываю. Э… как-нибудь в другой раз.

Он испарился — человек, сокрушенный судьбой. Арчи посмотрел ему вслед без всякого сожаления. Реджи был милый типчик, но решительно de trop[6] в подобной встрече старинных друзей.

— Голосую пойти в «Космополис», — сказал Арчи, направляя своего вновь обретенного друга сквозь толпу пешеходов. — Жратва и пойло там недурны, а мне достаточно расписаться на счете, отличное подспорье в наши дни.

Кус Колбаски весело усмехнулся:

— Я не могу пойти в «Космополис» в таком виде.

Арчи смутился.

— Ну, не знаю, знаете ли, — сказал он. — Однако раз уж вы затронули эту тему, то, бесспорно, вы утречком поднапутали с вашим гардеробом, а? То есть я хочу сказать, что вы в рассеянии взяли по образчику из порядочного числа своих костюмов.

— Костюмов? То есть как костюмов? Никаких костюмов у меня нет. Кто я, по-вашему? Винсент Астор? Все, что у меня есть, на мне.

Арчи был потрясен. Эта трагедия глубоко его растрогала. У него самого никогда в жизни своих денег не было, но каким-то образом он умудрялся всегда иметь изобилие всякой одежды. Каким именно образом, он сказать не мог бы. Ему смутно чудилось, что портные — добрые ребята, у которых всегда под рукой есть запас брюк или еще чего-то, дабы одарять достойных. Имелся, конечно, и минус: одарив вас, они принимались отправлять вам письмо за письмом по этому поводу. Однако вы быстро навострялись узнавать их почерки, и вскоре было совсем не трудно извлекать их послания из утренней почты и сразу же бросать в корзину для бумаг. И он впервые столкнулся с человеком, который не купался в изобилии одежды.

— Мой милый старый малыш, — сказал он энергично, — это надо исправить! Безусловно! Исправить без промедления! Думается, мои вещи вам не подойдут… Да-да. Знаете что! Мы что-нибудь выцыганим у моего тестя. У старика Брустера, знаете ли, того, кто заправляет «Космополисом». Его вещи облекут вас, как перчатка руку, потому что он тоже пузатенький коротышка. То есть, хочу я сказать, он ведь один из, как говорится, крепких, коренастых, симпатичных типчиков среднего роста. Кстати, а где вы остановились?

— Да нигде в настоящий момент. Приспособлю какую-нибудь самодостаточную скамью в Центральном парке.

— Вы на мели?

— И еще какой!

Арчи принял его признание близко к сердцу.

— Вам следует найти работу.

— Следует, конечно. Но почему-то ничего не получается.

— А что вы делали до войны?

— Позабыл.

— Позабыли?