Русское масонство - А. М. Васютинский

Но трудно быть христианином, ибо учение мира противно учению Христа. Люди забыли Христа. Они заменили его Христом из золота, камней и драгоценных металлов. Надо вернуться к Христу… и тогда, через любовь, истинный христианин обретет Царствие Божие внутри самого себя.

Надо отметить еще одну черту в учении Арндта – его отрицательное отношение к современному духовенству и в некоторых случаях к обрядности современной ему церкви. Для людей, затронутых вольтерьянством и искавших вместо религии обряда религии души, это имело громадное значение. В дальнейшем мы увидим, с какой страстностью отдается Новиков проведению в жизнь этих идеалов.

Новиков в Москве

Мы не будем останавливаться на той стороне жизни русского масонства, которая стала продолжением толкований таинственных и аллегорических идеалов Сен-Мартена. Конечно, мартинизм развивался в русском масонстве, у него было много последователей, он принимал те или другие, часто утрированные формы. Но не к ним пошел Новиков, и об этом свидетельствует его практическая деятельность. Новиков принимал систему Сен-Мартена, но из нее он выбирал то, что находилось в связи с главным положением «неизвестного философа», – путь добра. Та масса книг по вопросам христианства, та помощь бедным, своим братьям-людям, которую широко развивал Новиков, свидетельствуют о том «пути», по которому он пошел в своей дальнейшей деятельности. Стремления Новикова ясно выразились после переезда его из Петербурга в Москву. Связь Новикова с Москвой благодаря князю Трубецкому начала налаживаться с тех пор, как Новиков вступил в масонский орден. Новиков нередко бывал в Москве «на короткое время», а в один из своих приездов в 1778 году, когда князь Трубецкой «со своею ложею вступил в Москве в соединение с князем Гагариным» на началах шведской системы, Новикова «уговорили принять Шведский седьмой градус». И, несмотря на то что это сказано Новиковым на допросе у Шешковского, мы не считаем возможным сомневаться в искренности его слов; не потому только, что шведская система плохо усваивалась Новиковым, и не потому, что Рейхель советовал Новикову сторониться этой системы. Нам кажется, что главная причина лежала в том, что Новиков был занят совсем другими делами.

Новиков задумывал то громадное дело, которое в дальнейшем создало ему славу первого русского издателя просветительских книг. 21 апреля 1779 года Новиков писал Я. Н. Булгакову: «Я на сих днях еду в Москву и буду там жить». А 1 мая того же года он уже подписал контракт на взятую им в аренду на 10 лет типографию Московского университета.

И в дальнейшем мы увидим, как Новиков осуществляет на деле свою «работу». Он понял, что просвещение возможно лишь через книгу. Он понял, что неудача сатирических его журналов зависела от произвола власти, что те, кого он хотел сатирой обратить к новой жизни, с любопытством читают его листки, а исправления нравов не замечается. Новые организации – масонские ложи, на которые он возлагал свои надежды, – сами не знают, чего они хотят, или, лучше сказать, не знают, как им достигнуть того, к чему они стремятся. И вот Новиков принимается за тяжелую, медленную, но верную работу: просвещение русского народа через книгу.

С этого времени, не только по словам Новикова, сказанным на допросе[164], но и по соображениям чисто практического характера ослабляются тесные связи Новикова с масонством. Уехав из Петербурга, Новиков прекратил свое участие в прежней ложе, а в Москве ему было не до того, он был занят приемкой типографского «материала», проверкой счетов и прочим. Когда же мы поближе познакомимся с деятельностью Новикова как издателя, мы увидим и цель его – служить просвещению.

Какие книги издает Новиков?

Это учебники и ученые сочинения. Кроме того, значительное место занимают книги религиозно-нравственного содержания. Здесь мы находим: «Деяния от стороны Симона, епископа Рязанского и Щацкого, при случае открытия Рязанского наместничества», «Памятник повседневный каждого православного христианина», «Послание Фотия Патриарха Константинопольского», «Предопределение человека», «Душеспасительные размышления», «О познании Бога», «Третье прибавление к словарю церковному Протоиерея Петра Алексеева», «Слово об истинной славе» и прочее[165]. Это уже не прежние издания Новикова – как «Трутень» и «Живописец» – и не «Вивлиофика». Это новая полоса в деятельности Новикова, и мы знаем, как в дальнейшем она развивалась все шире и шире. Несомненно, однако, что издательская деятельность Новикова неизбежно должна была быть тесно связана с привлечением авторов и переводчиков. Новикову необходимо было иметь общение с людьми, которые помогали бы ему в работах. Вот почему Новиков стал расширять круг своих знакомств. Близость с Херасковым, а позднее с князем Трубецким давала возможность Новикову подойти к тому кружку, который группировался вокруг куратора университета Хераскова. Но и Херасков, и Трубецкой, и другие были масоны.

Из истории масонства в России мы знаем, что в то время кто только не был масоном. Точнее, масонство было идентично тогда с понятием интеллигенции в настоящее время. И нельзя видеть в этом что-либо исключительное. Масоны признавались открыто. Если же и была «тайна собраний», то она вызывалась потребностью со стороны самих масонов. Правительство масонов не преследовало. Видные деятели эпохи, князья и графы были масоны. Больше того, наследник престола Павел Петрович имел отношение к масонству. Исследователи масонства – Пыпин, Лонгинов и Ешевский – считают заслуживающими внимания сведения о принятии великого князя Павла Петровича еще в 1776 году в масонский орден. Мы не будем приводить имена знатных и влиятельных лиц, которые принадлежали к масонству, но все это указывает лишь на то, что масонство признавалось как явление естественное и уж во всяком случае не заключающее в себе чего-либо исключительного. Вот почему сближение Новикова с литературными кругами Москвы неизбежно должно было снова поставить его в тесную связь с масонами. Правда, скоро в дальнейшей жизни Новикова произошло событие, которое заставило его принять ближе к сердцу интересы масонства. Событие это было знакомство и сближение с Иваном Егоровичем Шварцем.

И. Г. Шварц

Иоганн Георг, или Иван Егорович (Григорьевич, Георгиевич) Шварц, как его называли в России, был искренний масон. Мало того, основы его масонских идеалов коренились там, на родине масонства, на Западе. В 1776 году князь И. С. Гагарин, путешествуя за границей, познакомился со Шварцем, немцем, родом из Трансильвании (р. 1751), и пригласил его в качестве гувернера к детям Александра Михайловича Рахманова[166]. Приехав в Могилев, где жили Рахмановы, Шварц выучился русскому языку. Во время своих поездок в Москву он познакомился через В. И. Майкова с князем Трубецким. Трубецкой принял Шварца в ряды русских масонов. Живя в Могилеве, Шварц основал там ложу и завязал сношения с Курляндией, где присоединился к старым масонам системы Строгого Наблюдения. Недолго пробыл Шварц в Могилеве. Уже в 1779 году после смерти Рахманова он переехал в Москву. Несомненно, связи Шварца