Мальчик с Антильских островов - Жозеф Зобель

Вечером, после ужина, мачеха стелила постели, и они ложились спать. У них была только одна комната. Потом мачеха задувала лампу, и Поло сразу засыпал. Поло спал крепко, но просыпался очень рано. При первом крике петуха. Так как ему некуда было спешить, он оставался в постели, но прислушивался к тому, что происходит вокруг. По мере того как свет проникал в окно, он начинал различать предметы в комнате. Один раз, открыв глаза, Поло увидел, что мачехи нет на постели! Где же она? И вдруг он услышал: «Уу-уу!» Но он не испугался. Что-то летало над крышей хижины. Потом шум прекратился, и в то же мгновение Поло почувствовал, как будто большая птица опустилась на крышу.

На этот раз сердце у него забилось.

Тут же он услышал, как открылась дверь и кто-то вошел в комнату.

— Его мачеха! — воскликнул Рафаэль.

— Но она была без кожи, — продолжал Вирей.

— Господи!

— Ободранная, как кролик, она вошла потихоньку. Поло не двигался. Мачеха зашла за дверь и сняла что-то с крючка — свою кожу! Она надела ее, как надевают штаны или куртку, немного встряхнулась и стала такой, как всегда.

Днем Поло от нее здорово досталось. Ведь она была злая женщина, как я вам уже говорил.

После этого Поло уже не заснул вечером, когда мачеха погасила лампу. Вскоре он услышал, как она встала и снова зажгла лампу. Она размахивала руками и бормотала какие-то слова, заклинания наверное, и кожа спала с нее, как белье. Она подобрала ее, повесила за дверь и — «уу-уу!» взлетела над домом.

— Значит, она была летающая палка.

— Поло и раньше не любил эту женщину, а когда узнал, что она оборотень, стал ее ненавидеть.

Однажды она так выпорола его веткой лианы, что ободрала до крови всю спину! И вечером, ложась спать, она сказала Поло:

«Дай-ка я положу примочку на больное место».

В руках у нее был тазик с жидкостью, которой она стала промывать рану мальчика. Господи! Это был раствор соли. Представьте, как ему щипало, он прямо выл от боли.

Когда она легла, ему пришла в голову одна мысль.

Он подождал, пока мачеха сняла кожу для своих воздушных путешествий, и, как только она улетела, встал, нашел тазик с остатком рассола, взял кожу, обмакнул ее в рассол, потом вывернул наизнанку и повесил на место.

На заре — «уу-уу!» возвращается, как обычно, мачеха, идет за дверь, берет свою кожу, но «ой-ой!» кричит она, пытаясь натянуть ее на себя…

Ой, ой, ой, ой, ой!.. — повторяет Вирей.

Его гримасы и завывания производят на нас необыкновенное впечатление, муки мачехи и сочувствие к Поло заставляют нас разражаться попеременно торжествующим смехом и воплями ужаса. Тут учительница устремляется к нам.

Кто-то из нас отодвигается и кричит, закрываясь рукой: «Это не я, мадам!» Удары бамбуковой палки нарушают очарование сказки. И все мы, не исключая Вирея, начинаем всхлипывать от боли. Но мы жаждем дослушать до конца эту чудесную историю.

Вирей немного спустя шепчет нам, прикрывая рот рукой:

— Мачеха не могла надеть кожу. Когда пришел день, она испустила дух, потому что солнечный свет убивает оборотней. Поло получил в наследство ее хижину и имущество. Он купил себе самую лучшую лошадь и женился на прекрасной девушке.

Удивительный выдумщик Вирей! Чудесный товарищ! С ним так интересно! И сколько бы ни повторяла учительница, что он учится хуже всех, мы все равно продолжаем им восхищаться.

Школа смешанная, но во время перемены мы не можем играть с девочками, так как они остаются под навесом, под присмотром учительницы, а в классе мальчики и девочки сидят на разных скамейках. Поэтому мы забавляемся тем, что издали дразним девчонок и ругаем обидными словами.

НЕУДАЧНИК ЖОЖО

Еще более тесная дружба связывает меня с Жо́ржем Ро́ком. Это круглолицый коричневый парень с жесткими прямыми волосами, с большими, всегда грустными, черными глазами, с пухлыми губами. Жорж Рок не старше меня. Потолще, пожалуй, но вряд ли сильнее. Одет он всегда чисто: ему меняют одежду по понедельникам и пятницам. Как Вирей, он ходит в ботинках, которые, как и Вирей, снимает во время перемен, чтобы удобнее было бегать.

Мы познакомились с ним не в школе. Он жил недалеко от Фюзилева двора, и каждый раз, как я проходил по его улице днем или вечером, я видел его на веранде.

Потом мы стали разговаривать. Не знаю, кто заговорил первый — он или я. Не сближаясь с ним особенно в школе, я стал заходить к нему на веранду, чтобы поболтать в полдень и вечером.

Дом родителей Жоржа Рока гораздо красивее соседних домов. Он покрашен в светлый цвет. На окнах жалюзи. Ни отца, ни матери Жоржа Рока я никогда не видел.

Мать, по-видимому, всегда в доме, а мосье Жюсти́н Рок приезжает вечером в автомобиле; услышав издали гудок или шум мотора, Жорж прерывает нашу беседу криком:

— Это папа! Беги!

Мои разговоры с Жоржем несут в себе опасность для нас обоих. Во всяком случае, мой друг, настойчиво приглашая меня приходить, нарушает запрет родителей.

Между тем я очень привязался к Жоржу Року. Я любил его не за удовольствие играть с ним, не за какое-нибудь отличительное свойство, даже не за его дружелюбие, а главным образом за то, что он всегда был печален и его рассказы трогали меня.

Я никогда до этого не испытывал грусти в присутствии своих товарищей. Жорж Рок был первый несчастливый мальчик, какого я встретил.

В моем семилетием сердце он занял особое место, темный и унылый уголок.

Каждый