Генетик - Анатолий Маев

– Вашей сестре пора уже и анализы сдать, и обследование пройти. Вы нашли подходящего врача?

Председатель ответил утвердительно, на что последовал следующий вопрос:

– Могу я узнать имя и должность доктора?

Вараниев мгновенно доложил:

– Кемберлихин Сергей Иванович, кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник Института экспериментальной гинекологии. Имеет колоссальный опыт практической работы, ведущий специалист по подсадке оплодотворенной яйцеклетки.

– Отлично! Начинайте подготовку сестры, – приказал Ганьский, немало удивленный тем, что его друг доцент Кемберлихин имеет однофамильца.

В тот же день Вараниев поручил Шнейдерману сообщить Хвостогривовой, что пора приезжать. Жанетта Геральдовна обещала быть в понедельник. Несколько дней ей требовалось для того, чтобы подготовиться к переезду, подыскать подходящих квартирантов на освобождаемую жилплощадь, собрать партийную конференцию для избрания временно исполняющего обязанности секретаря.

В понедельник два первых лица партии явились на вокзал встречать костромской поезд. Но обнаружили, что тот опаздывает на три с половиной часа.

– Предлагаю погулять в окрестностях, – предложил Шнейдерман. На что председатель категорически возразил:

– Три часа гулять – это слишком. Лучше позвонить Острогову-Гондурасскому и, как всегда, в Александровском саду встретиться. Мне надо с ним кое о чем посоветоваться.

– Почему обязательно в Александровском? Есть еще Нескучный, Эрмитаж, Ботанический, в конце концов, – удивился Боб Иванович.

– Ты, Бибик, не забывай, сколько Бенедикту Сергеевичу лет. Он из Александровского хорошо дорогу домой знает, дойдет без приключений. А если в другом месте договориться, его сопровождать придется, иначе заблудится, – объяснил Вараниев.

– То есть получается, что мозговым центром партии, его идеологическо-теоретическим отделом руководит человек, не способный ориентироваться в Москве? – недоумевал Боб Иванович.

– Не сваливай все в одну кучу, – посуровел председатель. – Как специалист он – профессионал: марксизмом до мозга костей пропитан.

– Хорошо, что не до предстательной железы, а то возле подъезда надо было бы встречаться, – съязвил собеседник.

Злой сарказм товарища Вараниеву не понравился. Он недовольно посмотрел на второго человека в партии, цокнул языком и остановился. Сперва даже хотел резко ответить Шнейдерману в том духе, что у некоторых вышеупомянутая железа выполняет функции мозга, но в последний момент передумал. И продолжил как ни в чем не бывало:

– И знания из него никакой маразм не вышибет. Помнить же дорогу – это совсем из другой оперы. Если ты доживешь до его лет, я посмотрю на твою память.

– Ты, Виктор, как-то необъективно рассуждаешь, – обиженно заметил Шнейдерман. – Ты ведь старше меня, но только на мой счет сомневаешься, доживу ли.

– Не придирайся к словам, – отмел обиды Вараниев.

С Бенедиктом Сергеевичем встретились в Александровском саду. Старик протянул руку Виктору Валентиновичу, после чего посмотрел на его спутника. Затем неожиданно кулаками потер глаза и виски и, переменившись в лице, спросил:

– Кто этот человек?

Ответить Вараниев не успел. Проявив не по годам завидную резвость, теоретик марксизма с криком «Воскрес, сволочь!» кинулся на Шнейдермана. Не успев сообразить, что происходит, второй человек в партии остался стоять и пропустил кошачий царапающий удар от виска до нижней челюсти. Сразу же по ходу движения длинных стариковских ногтей Острогова-Гондурасского выступили и засияли четыре яркие багряные полосы. Зажатый в объятиях Вараниева, главный теоретик партии выкрикивал что-то нечленораздельное. Виктор Валентинович громко и быстро говорил на ухо Бенедикту Сергеевичу, что перед ним их общий товарищ по партии, заведующий отделом интернациональных связей Боб Иванович Шнейдерман. Старик постепенно успокоился, потом даже расслабился, отчего имело место проявление слабости его желудочно-кишечного тракта, но, к счастью, лишь в звуковом выражении.

Через несколько минут все трое уселись на лавку. Потерпевший с отрешенным видом удерживал носовой платок у поврежденной щеки, а Острогов-Гондурасский настойчиво приносил свои извинения:

– Простите старика, но вы так на Бернштейна похожи… Вы бы поняли мои чувства, если б знали, какие негодяи эти ревизионисты. А Бернштейн первое ничтожество из них. И как Эглис мог ему доверить редактирование своих трудов? Струве, между прочем, ничуть не лучше! – неожиданно добавил теоретик марксизма.

Услышав мнение Острогова-Гондурасского о Струве, Боб Иванович вскочил и отбежал на несколько метров в сторону.

Председатель тихим голосом обратился к идеологу:

– Бенедикт Сергеевич, надеюсь, вы понимаете, что Струве среди нас нет? Боюсь, сегодня беседы не получится… Ступайте домой, Бенедикт Сергеевич.

Враг ревизионизма поднялся, повернулся лицом ко входу на станцию «Александровский сад». Затем вытянул вперед трость, зажмурил левый глаз, словно целясь, чтобы взять правильное направление и не сбиться с маршрута. В этот момент идеолог партии напоминал охотника, готовящегося к выстрелу.

– Дорогу домой помните? – напоследок поинтересовался Вараниев.

– Мы в Александровском? – спросил Острогов-Гондурасский и, получив утвердительный ответ, глядя в глаза Виктору Валентиновичу, с достоинством произнес:

– Я, конечно, могу Шнейдермана перепутать с Бернштейном, но от Александровского сада до Козицкого переулка доберусь всегда!

Когда старик тронулся в путь, Вараниев попытался было заговорить с соратником, но тот по-прежнему молчал. И смотрел в одну точку отсутствующим взглядом. То был взгляд человека, глубоко погрузившегося в раздумья. Результатом погружения стала гневная тирада, произнесенная Шнейдерманом как раз в тот момент, когда председатель уже отчаялся его разговорить:

– Мда… С идеологией у нас все в порядке. Глянь на мою морду – сомнения сразу отпадут. У руля партийной мысли корифей! Мы многие месяцы воспринимали сумасшествие старика ушами, сегодня же я испытал на своей шкуре. И ты снова будешь убеждать меня в незаменимости этого овоща? Не получится! Сегодня, сейчас, Виктор, ты раз и навсегда сделаешь свой выбор: или старый параноик в партии, или я. На сей раз никаких компромиссов! С маразматиками я больше общаться не буду. Трезво посмотри со стороны – во что превратилась партия, какой у нас контингент? Мы делаем вид, что все хорошо, больших проблем у партии нет и мы идем намеченным курсом, а на деле… Барыга Рып, контролирующий бизнес на кедровом орешке по всей стране, – первый секретарь обкома; странный человек Еврухерий, мечтающий обучить свиней определять приезжих по запаху и выставлять их из Москвы, – завотделом прогнозов и специальных заданий, явный клиент Ганнушкина – заведующий идеологическо-теоретическим отделом; известная проститутка – секретарь обкома…

– Костромского? – уточнил председатель.

Боб Иванович не ответил. Вараниев, зная Шнейдермана, ожидал, что тот пойдет в атаку, но ошибся.

Полтора часа соратники молча бродили по коротким, непрямым улочкам старой Москвы, где еще витал дух прошлых веков, хотя ослабленный и потерявший многие из своих неповторимых особенностей. Затем отправились на вокзал. И пришли вовремя.

Жанетта Геральдовна имела при себе семь чемоданов, с трудом уместившихся на тележке носильщика. По каким-то своим соображениям она даже не поинтересовалась, что произошло с лицом Боба Ивановича. Заплатив носильщику дополнительно, товарищи по партии попросили его доставить вещи на Садовое кольцо. Там долго ловили машину, пока наконец компанию не подобрал небольшой автобус. Поехали к Шнейдерману. Согласно договоренности, дама должна была остановиться у него, Вараниев подыщет ей комнату и оформит прописку, после чего новоиспеченная москвичка начнет выполнять свою почетную миссию.

Доставив Хвостогривову на временное жилье, председатель тепло попрощался с ней, пообещав позвонить утром следующего дня. Прощание с пострадавшим было не столь теплым – Вараниев сказал лишь «Ну, бывай», хотя рукопожатие имело место.

Через трое суток с момента приезда гостья столицы уже держала документы, подтверждающие право собственности гражданки Хвостогривовой Жанетты Геральдовны на комнату в квартире за номером три в третьем доме по улице Промежьевской заставы в Центральном районе.

Шнейдерман поражался возможностям Вараниева. Он был уверен, что финансовая поддержка со стороны господина Гнездо – далеко не все, чем располагал первый человек в партии. Наверняка председатель имел еще и серьезные связи в различных структурах. Боб Иванович не мог понять, почему при таких возможностях Виктор Валентинович не приобретет себе достойный автомобиль, не имеет дачи, не выезжает отдыхать на известные курорты и живет в неудобной двухкомнатной квартире при пятиметровой кухне. О многом другом подобном думал Шнейдерман в те три дня, что совсем неплохо провел с Жанеттой Геральдовной вдвоем.