Танец с чашами. Исход Благодати - О. Зеленжар

кляч, но в стойлах стояли ухоженные молодые животные с изящными породистыми мордами, которые охотно тянулись в ожидании лакомства. Удивительно избалованные звери! Эстев шарахнулся от белой морды, азартно зажевавшей лохмотья у него на плече.

– Эй, ты кто есть? – гаркнуло совсем рядом.

Эстев увидел огромного парня, метущего полы. Соломенного цвета волосы, льдисто-голубые глаза, и рубашка, казалось, вот-вот треснет по швам на его могучей груди. Говорил он с небольшим акцентом.

– Эстев, – промямлил парень. – Вы Рихард? Меня Зяблик послал вам на помощь.

– Да-да! – закивал здоровяк, пожевывая соломинку. – Обычно мне мелюзка помокает, а так все на мне… – добавил он, не переставая мести. – Так ты есть тот самый акент? Мда… я б тепя действительно ни в чем не запотозрил… – мужик хохотнул, отчего соломинка выпала. – Ну что, Эстев, пора тебе познакомиться с новыми опязанностями. Первое затание – вывези вот эту тачку с навозом, а потом возвращайся. Компостная яма у левой стены.

Эстев повез скрипучую тачку, опорожнил и вернулся, пока Рихард вывел нескольких коней порезвиться на огороженный загон. Здоровяк вручил ему лопату и приказал убрать опустевшие денники. Деревянная ручка натирала ладони, но монотонный труд умиротворял похлеще исповеди в часовне или чтения Закона Благодати перед сном. Вот бы вся жизнь была такой, простой и незамысловатой. Эстев остановился, чтобы вытереть пот со лба. Кого он обманывает? Больше не будет, как раньше. Эстев оперся на черенок, в глазах защипало. Он сделал несколько вдохов, чтобы не разреветься, словно ребенок. «Я жив, я цел, – внушил он себе. – Многие не могут похвастаться даже этим». Это его немного приободрило, и лопата задвигалась бойче.

– А ты сильный парень, вовсе не такой рохля, каким кажешься, – казал Рихард, оценив работу толстяка. – Селянин? Мельник?

– Пекарь, – ответил Эстев, почесав нос, – тесто месить и таскать огромные чаны – тоже большой труд.

– Пекарь – это хорошо, – хмыкнул Рихард. – В Цитатели отно плохо – кормят ужасно, а ты, может, поправил пы это… Но это как Морок распорятится.

– Кто такой Морок?

Рихард прищурился:

– А разве это не он тепя в замок послал?

– Нет.

– Нода вас разперет, ильфесцев, – махнул рукой великан. – Значит, скоро познакомишься.

Больше Рихард ничего не сказал ему, только угрюмо бормотал на незнакомом языке, а Эстева мучило любопытство. Кто такой Морок и почему ему смутно знакомо это имя?

Эстев работал до вечера, и с каждым часом к нему, словно по капле, возвращалось благоразумие. Мысли выстраивались, словно на парад. Зяблик не мог так быстро узнать о смерти Его Благодати, чтобы вывести с рынка. Значит, он уже знал. И судя по странным заискивающим взглядам окружающих, все в лагере были совершенно уверены, что Соле убил бога, только не знали, как именно. Эстев уперся лбом в теплое дерево черенка.

Эти люди готовили убийство Его Благодати, в этом он уже не сомневался. Только почему они считают убийцей его и зачем спасли, хотя выгодней было бы подставить под удар?

Наступил вечер. Лошади были вычищены, накормлены и напоены. Эстев помог Рихарду собрать все инструменты. В наступающих сумерках потянуло запахом костра и жирной подгоревшей похлебки. К печи подтянулись почти все жители Цитадели кроме караульных. Они выстроились в цепочку у котлов, рассаживались по столам, ели и переговаривались. Эстев занял место в очереди. Сзади пристроилась ватага ребятишек.

– Здоров! – громко крикнул Зяблик, хлопнув толстяка по спине. – Как первый день?

Другие дети явно робели подходить к Эстеву.

– Хорошо, – улыбнулся пекарь. – Только натер мозоли…

– С этим тебе к коновалу. Зайди к нему после проповеди.

«Проповеди? Надо же», – удивился Соле.

– А какая у тебя работа, Зяблик? – спросил он у мальчика.

Тот напыжился:

– Секретная. Но тебе я, так и быть, скажу, – он заговорщически шепнул Соле. – Я глаза и уши Морока.

Хмыкнув, пекарь покивал головой. Снова этот Морок.

Получив свою порцию варева, он сел за стол вместе с мелюзгой. Те щебетали вокруг напыжившегося от гордости Зяблика. Небось, восхищались его храбростью, раз тот так свободно разговаривал с Эстевом.

Узкоглазый старик, опираясь на кривую клюку, прошелся между столами.

– Досыта ешьте, дар собственных рук вкушайте, – нараспев произнес он. – Силы для рывка копите. Клыки и зубы точите. С каждым днем сильней становитесь, праведным гневом кипите, чтобы однажды отнятое забрать. Что у нас отняли?

– Имя человеческое, – пробормотала толпа.

– Что у нас отняли?

– Облик человеческий.

Эстев удивленно обернулся, вглядываясь в лица сидящих. В прошлой жизни он бы ни за что не остался с ними под одной крышей.

Стук палки по земле, мерный, успокаивающий.

– Они о Всеобщей Благодати глаголят. Они черным рясам молятся, в мертвого бога верят. Пока они звон колоколов слушают, мы крепчаем. Пока они за грехи свои звонкой монетой платят, мы к битве готовимся. Каждый день, капля по капле, мы точим камень векового трона, на костях тех, кто хотел свободы. Время мертвых богов уходит.

За такую проповедь, сказанную на одной из площадей Ильфесы, старика бы публично казнили. Его слова попирали священную веру, и Эстев чувствовал негодование. Как смеют эти оборванцы так отзываться о Его Благодати? Это он-то мертвый бог?

– Время наше придет. Время, когда звери вернут человеческие имена и заживут как люди. Время, когда люди перестанут молиться мертвецам.

– Да будет так, – отозвалась толпа.

Эстев подождал, когда народ немного разбредется, чтобы подойти к старому лекарю. Тот сел на кособокую скамейку рядом со своей хижиной и забил длинную тонкую трубку.

– Извините, господин Аринио, – сказал толстяк, – можно ли попросить что-нибудь от мозолей?

Старик чиркнул огнивом, поджигая табак в чашечке. Потянуло чабрецом. Его молчание затянулось.

– Ээээ… простите? – спросил Эстев. – Можно мне…

– Я с первого раза все прекрасно слышал, – старик выпустил клуб дыма. – Ты слишком суетишься. Рядом сядь-ка. Куришь?

Эстев отрицательно помотал головой, но на скамейку все-таки сел. Отсюда хорошо было видно, как мальчишки собирают грязные миски и драят котлы.

– Чем больше бегаешь и суетишься, тем меньше видишь, – старику выпустил дым из ноздрей. – Тебе еще предстоит поработать над репутацией, но в этом мы тебе поможем.

– Об этом я тоже хотел поговорить, – побормотал Эстев, – ведь я никого не убивал.

Глаза старика еще сильней сощурились.

– Ты любишь жизнь?

– Конечно.

– Тогда даже не заикайся, что не убивал Его Благодать. Тебе придется самому в это поверить, иначе мы с Дуаном и Мороком превратим тебя в шагающий труп, умеющий только пускать слюни и рассказывать истории о своем преступлении.

Эстев сжался от ужаса. Пусть сказано это было будничным тоном, но не оставалось никаких сомнений: они действительно могут это сделать.

Караульные на воротах крикнули, ворота со скрипом распахнулись, впуская всадника. Серый в яблоках конь казался продолжением сумерек, а одетый в черное мужчина – продолжением коня. У левады он ловко спешился. Рихард тотчас подхватил лошадь под уздцы.

– Проверь подкову. Кажется, отвалился гвоздь, – распорядился незнакомец. – Не хочу, чтобы она охромела.

– Стееелаю, – протянул Рихард, уводя серую кобылу.

Народ вокруг оживился, приветствую всадника