Машина-Орфей - Рэй Олдридж

– А почему вы выбрали Суук из всех доступных мест, чтобы построить на нем библиотеку?

– А-а! А где же еще? Ты должен понять, что у нас было только одно правило: мы должны отдавать наши знания всем, кто просил их. Никакой пангалактический мир не стал бы терпеть наше присутствие.

Видимо, на лице Руиза отразилось его непонимание, потому что Сомнир рассмеялся, может, немного горько, и продолжал:

– Например: ты хочешь построить адскую бомбу? Мы тебе скажем, как это делается. Ты хочешь знать, где можно приобрести взрывчатку? Цены на нее? Как устроить благополучную отправку этих материалов? Ты понимаешь, почему мы не стали бы всеми любимы на любой пангалактической планете? Но Шардам все равно, кто живет на Сууке, до тех пор, пока эти существа подчиняются их правилам.

– Вот как, – сказал Руиз. – Тогда почему вы не хотите сказать Родериго того, что они хотят знать?

Древний юноша посмотрел на Руиза долгим недружелюбным взглядом. С минуту он ничего не отвечал, потом сказал:

– Это было в те времена, когда Компендий был жив. С тех пор мы научились определенному защитному прагматизму. Правда, истина – эти понятия не спасли нас. Теперь мы призраки, мстительные призраки. Ты должен это помнить, если хочешь нашей помощи.

– Хорошо, – ответил Руиз.

Они продолжали лететь молча, и Руиз подумал, уж не обидел ли он насмерть этого древнего юнца. Ему, в общем-то, было все равно.

Они постепенно облетели остров по кругу, и Руизу показалось, что в свое время остров должен был служить жилищем сотням тысяч людей, хотя сейчас все дворцы, сады и дворики были совершенно пусты, в них не было видно ни одного человека. Единственная жизнь и движение шли от саримов, которые играли повсюду в покинутом городе.

Один раз стайка этих существ пролетела чуть ниже флайера, и Сомнир вздохнул:

– Прелестные существа, правда?

Солнечный свет сиял в их крыльях, отбрасывая, словно призма, радужные нежные отблески.

– Да, конечно, – сказал Руиз. – А вы здесь одни, если не считать этих существ?

– Нет. У меня есть несколько товарищей – хотя их становится все меньше и меньше. Одно время нас здесь было много, большая часть профессуры и довольно много прислуги, – юноша покачал головой, а лицо его стало холодным и темным, – но законы времени и энергии сильнее всего остального, сильнее даже тех вариантов истины, которые мы здесь так старательно накопили.

– А-а-а, – сказал Руиз Ав, хотя он не понял, о чем говорит юноша. – Эта прислуга… это ваши рабы?

Сомнир обернулся к нему и уставился долгим пронзительным взглядом, со смешанным чувством насмешки и раздражения. Взгляд был неприятным и странным.

– Рабы? На Дорве не было никаких рабов. Прислуга была расой, которая была специально выведена для того, чтобы заботиться о Компендии, – они это делали с большей радостью и гораздо старательнее, чем стали бы делать другие… но никто не дошел до такой степени глупости, чтобы называть их прислугой. У тебя нездоровое помешательство на вопросе рабства. Тебе везде мерещатся рабы, – он улыбнулся. – Посмотри на меня: разве я похож на раба?

– Иногда трудно сказать, – ответил Руиз, – но ты, пожалуй, не похож.

– А мои родители, однако, были из прислуги. Я был сам членом прислуги, пока не стал профессором.

– О-о-о, – ответил Руиз.

На дальней стороне острова были огромные морские пещеры, словно клыкастые пасти, которые пытались укусить океан. Длинные волнорезы расходились от пастей пещер.

– Тут причаливали корабли, которые приплывали со всех концов Суука, – сказал Сомнир. – Это были лучшие времена на Сууке. До того, как пиратские властители приобрели на Сууке такой вес. Лезвия Нампа были просто кучкой оборонных безумцев, которые могли пожирать только друг друга – настолько они были незначительны и слабы. Замок Дельт был только зловещей мечтой факторов Сид-Корпа, это были несколько рот солдат, которые маршировали по берегу и играли в войну.

Сомнир глубоко вздохнул, и его сложная прическа закачалась.

– Это дурацкая трата времени и энергии, – сказал он. – Какое тебе дело до нашей ушедшей славы и былого?

Мир задрожал, стал размытым, и Руиз почувствовал моментальное головокружение.

Он и Сомнир стояли в одном из двориков города. Пылающие плети красной бугенвиллеи падали со стен самой солнечной стороны, а тихий пруд, полный вишневых водяных лилий, отражал древние камни тенистой стороны.

Высокая угловатая женщина вышла из высоких дверей.

– Это Лиил, – сказал Сомнир. – Она постарается все сделать так, чтобы ты чувствовал себя хорошо.

Руиз посмотрел на Лиил и вспомнил о кресле из дерева и серебряной проволоки, которого он касался в зале для профессоров. Она была очень красива скупой, неброской красотой, волосы ее казались прозрачным облаком, глаза были цвета мягкой зелени, что растет на полянах, рот был бледным кораллом. На ней было безыскусно простое платье-рубашка, которое доходило ей до бедер и оставляло открытыми руки.

– Я не болен, – ответил Руиз.

– Не говори глупостей, – отозвался Сомнир. – Твое сердце изъедено проказой раскаяния и сожаления. Твой разум уснул. Душа твоя так темна, что мы не можем ее найти. Тебе скоро придется выполнять сложные дела. В твоем теперешнем состоянии ты, как мне кажется, не сможешь действовать со своей обычной непоколебимостью.

– У меня нет времени, – сказал с отчаянием Руиз.

– Время весьма относительно и гибко в виртуальной реальности. Как ты думаешь, сколько ты здесь был? Час? Два? Тридцать секунд! В нише твоя врагиня обыскивает труп своего сотоварища в поисках его ножа. Женщина, которую ты любишь, еще не сложила про себя свою первую печальную мысль. Поэтому ты спокойно можешь сделать передышку. Отдохни. Соберись с мыслями. Соберись со всеми своими силами.

Сомнир похлопал его по плечу.

– Пойдем, – сказала Лиил мягким тихим голосом и взяла его за руку тонкой прохладной ладонью. – Выбора у тебя на самом деле нет.

Она подарила ему такую теплую и непринужденную улыбку, что Руиз был очарован против своей воли.

Когда она подвела его к двери, он вошел без возражений.

10

Проходя в дверь дома Лиил, Руиз услышал музыку, слабый нежный шепот струн и тихий звон колокольчиков. Казалось, она раздается из фонтана, который играл в середине комнаты. В белых оштукатуренных стенах не было окон, но через фонари в высоком потолке падал чистый и ясный свет.

Фонтан ленивыми струйками взлетал из красного, выложенного изразцами углубления в полу, и прошла минута, прете чем Руиз понял, что вода в фонтане движется гораздо более медленно, чем было бы естественно на планете с массой Суука.

Наверное, он нахмурился или сделал еще какой-то жест неприятия, потому что Лиил потрясла его за плечо и посмотрела на него с притворной суровостью.

– Нет, Руиз, это не еще одна вольность, которую Сомнир позволяет себе с реальностью. Я такого в своем доме не позволяю. Я живу так, как жила в реальном мире, как только возможно приближая к реальности свои воспоминания и представления. Под фонтаном гравитационный фильтр. Мне казалось, это будет красиво. А ты как думаешь?

Она подтянула его поближе к себе, чтобы они оказались в прохладном воздухе, который колебался вокруг чаши фонтана.

– Действительно, красиво, – сказал он.

Фонтан вблизи казался сделанным из медленно переливающегося стекла, и ему показалось, что, дотронься он до него, окажется, что рука его наткнется на непреодолимое препятствие, что ленты воды и струйки на ощупь твердые к гладкие. Он протянул руку и убедился, что это всего лишь вода, хотя рука его показалась ему такой легкой, когда прошла через переливчатую дымку.

В тот момент, когда его рука нарушила гладкое течение фонтана, музыка зазвучала нестройно, но вскоре восстановилась, стоило ему убрать руку.

– Мне в музыке чудится всякое, самые разные предзнаменования и предсказания, – сказала Лиил. – Мне всегда казалось примечательным, что вселенная связана вместе воедино узами тяготения, что, если задрожит самая отдаленная звезда, мой фонтан затрепещет в ответ. Я поставила в него гравитационный фильтр не столько потому, что хотела, чтобы он стал красивее, сколько потому, что хотела отделить его от зловещей старой тягости Суука, чтобы усилить послания со звезд. Глупо, верно?

– Мне это совсем не кажется глупым, – сказал Руиз.

Он отвел глаза в сторону. Внимание Лиил было целиком поглощено фонтаном, а лицо ее сияло свежим, живым восхищением. Это же призрак, напомнил он себе.

Но она казалось такой же живой, как и все остальные люди, которых он за последнее время встречал. Он пожалел с внезапной бешеной силой, что чувствует себя по сравнению с ней лишь наполовину живым. В его восприятии произошел странный сдвиг. Она стала для него непреодолимо желанной.