Машина-Орфей - Рэй Олдридж

– Нет, – сказал он, и его воля покинула его.

Желтый Лист стояла возле арки центральной ниши, и она сделала повелительный жест, указывая на ниши. Руиз покачал головой, не в состоянии говорить. Он почувствовал, что его лицо исказилось каким-то чувством, которое его предает.

Низа подошла и встала перед Руизом, глядя ему в лицо.

– Что случилось? – спросила она тихо.

– Я переменился, – пробормотал он столько же себе самому, сколько ей в ответ. – Слишком рано, или слишком поздно, но я переменился.

Она коснулась его плеча, потом повернулась и пошла в нишу.

Тогда Руиз был вынужден за ней последовать.

На первый взгляд ниша казалась логовом какого-то чудовища, сказочного дракона или людоеда. Кости усеяли пол, разбитые и обглоданные. В центре ниши ложе из камня-пуховика поднималось высоко и гордо.

Ложе это в настоящий миг было занято трупом в омерзительной стадии разложения. На нем была родериганская броня из какого-то серебристого сплава. Тело лежало в расслабленном положении, голова откинута назад, руки раскинуты. По открытому лицу ползали черви, и глаз уже не было.

Желтый Лист бесцеремонно скатила труп с ложа, и он упал с грохотом. Камень-пуховик был испачкан и покрыт продуктами разложения, и сама мысль о том, чтобы туда лечь, наполнила Руиза ужасом, и мурашки поползли по телу.

– Куда вот это деть? – спросил он, подняв энергетическую ячейку.

Желтый Лист показала на ряды круглых ячеек на левой стене, которые все были заполнены разрядившимися батареями.

Руиз выдернул одну. Она вышла из ряда с облаком пыли и кислым запахом ржавчины. По знаку Желтого листа он всунул новую ячейку на место прежней и повернул ее так, чтобы контакты соединились.

На миг свет замигал, потом слабый гул наполнил нишу.

Желтый Лист показала на ложе решительным жестом.

Руиз повернулся к Низе, которая стояла у стены, обхватив себя руками. Ему так хотелось подойти к ней, обхватить ее, попросить, чтобы она тоже его обняла. Он не смел этого сделать. Даже если бы не наблюдала за ними гетман, которая пристально следила за проявлением хоть какой-нибудь слабости, которую можно было бы использовать… он был слишком грязен, и никогда не отмоется настолько, чтобы взять в объятия Низу. Но он весело улыбнулся.

– Смотри за гетманом внимательно. Помни все, что она будет делать, чтобы потом рассказать мне, когда я проснусь.

Она кивнула.

– Значит, ты все же собираешься вернуться?

– Почему бы и нет? – сказал он и лег, не обращая внимания на вонь, которая его окутала, на склизкую поверхность ложа.

Он подумал: это то, что я заслуживаю – получить разлагающийся поцелуй Смерти. Я так верно ей служил.

Ниша стала ярче, гудение громче.

Свет зажегся ослепительным блеском, и он оказался в другом месте.

Руиз открыл глаза, он закрыл их от слишком яркого света виртуального депозита. Казалось, он лежал на той же самой кровати из камня-пуховика… но запах падали исчез, исчезли кости. На него лился мягкий свет, окрашенный тысячью тончайших световых нюансов, словно над ним где-то высоко были цветные витражи. Он прищурил глаза, но высокий потолок скрывался в ярком свете.

Он поднялся и сел, и увидел, что здесь он был один.

Ниша была увешана тяжелыми гобеленами, вышитыми красно-золотыми узорами, это были угловатые абстрактные схемы. Изразцы на полу были переплетающимся узором синего и желтого, в них кое-где вплетались бронзовые медальоны с изображением взрыва звезды. Чистое белое покрывало лежало на ложе.

Никакие звуки не доносились из-за занавесей, и он подумал, уж не ждет ли его что-нибудь страшное в огромном зале.

Он свесил ноги вниз, но ему не хотелось как можно скорее приступать к своему делу. По мрачному отношению родериганцев Руиз ожидал, что виртуальный депозит окажется местом неприятным и страшным.

Пока что он казался самым мирным и красивым местом, в котором ему довелось побывать на Сууке.

Перемена была столь глубокой и разительной, что ему казалось трудным поверить, что его тело все еще лежало на вонючем камне… и что его сознание теперь находилось в синтетической, не настоящей реальности. Он посмотрел на себя и увидел, что на нем были белые хлопчатобумажные брюки и рубашка с открытым воротом и короткими рукавами. На ногах были полотняные сандалии. Его ногти были коротко и аккуратно подстрижены, лицо гладко выбрито. Все раны, ушибы и боли, которые он приобрел во время своего пребывания на Сууке, пропали.

– Аккуратные люди, – пробормотал он. Он глубоко вздохнул и встал.

Когда он прошел через занавеси, он увидел, что красота ниши была только слабым отражением того великолепия, которое он увидел снаружи.

Высоко над ним огромное окно в форме розетки заполняло потолок, это был узор огромной сложности, по нему словно текли реки переливчатого цвета. Через великолепие и царственность этого окна свет лился на пространство зала, заполненное концентрическими рядами кресел, похожих на троны. Все они смотрели на высокую небольшую центральную кафедру, которая была вырезана из причудливо изогнутого ствола какого-то белого дерева.

Он прошел вперед, чтобы посмотреть поближе на одно из этих великолепных кресел, гибкую изящную конструкцию чеканного черного железа, инкрустированную прозрачными панелями агата рыжеватого цвета, украшенную кабошонами лунного камня. Маленькая круглая подушечка была из фиолетового, как чернила, бархата. Он чувствовал, что почти может себе представить человека, который раньше владел этим креслом, человека несгибаемой воли, сложного характера, с сильным и гибким умом. Он наверняка сидел в этом кресле спокойно и прямо.

Руизу казалось, что это самое интересное кресло, которое он когда-либо видел, пока не посмотрел на соседнее кресло. Высокая спинка была тонкой скорлупкой из ламинированного дерева блестящего серовато-лавандового цвета, которая была украшена сложными узорами из серебряной крученой проволоки. Тонкие элегантные ножки, казалось, были вылиты из прозрачного стекла, а тяжелые опоры были вырезаны в виде человеческих кулаков, упирающихся в пол. Руиз тронул кресло, пальцы его скользнули по теплой шелковистой структуре дерева и холодной полировке серебра. Он закрыл глаза, и прелестная картинка встала перед ним: прекрасная женщина в шелках и драгоценностях, ленивая и величественная.

Руиз прошел к центральной кафедре, восхищаясь тем, как она словно вздымалась к свету окна-розетки в потолке. Каждое из сотни кресел было поразительным произведением искусства, каждое, казалось, покрыто аурой человека, когда-то занимавшего его, оно объявляло о характере своего владельца совершенно недвусмысленно.

К тому времени, когда он спустился к центру зала, его мысли были полны тысячью призраков. Он еще раз залюбовался кафедрой.

– Мы звали ее Древом Познания, – голос был высокий по тембру, но приятный, – хотя, как мне кажется, это был какой-то вид ясеня, приспособленный к существованию на Сууке.

Руиз повернулся и увидел человеческое существо, стоящее в темном проеме в дальней стене зала. На первый взгляд оно показалось ему молоденьким юношей с желтоватой кожей и темными янтарными глазами. На нем был комбинезон белого цвета, а его сильно курчавые волосы были выстрижены какими-то причудливыми кустиками и перьями, словно на голове его поработал парковый садовник. В левой руке он держал правую лапу маленького собакоподобного существа, которое, как ни странно, нелепо стояло на задних лапах.

Мальчик казался Руизу самым безобидным существом, которое он встретил на Сууке, поэтому Руиз ответил ему очень вежливо:

– Древо Познания?

– Да, – сказал мальчик, идя навстречу Руизу и ведя за собой животное, словно ребенка. – Это название мы взяли из мифа Старой Земли, где говорилось о том, как родилось любопытство. В том мифе один варварский бог разгневался на своих людей за то, что они попробовали плод с этого дерева. Он плохо с ними поступил: выгнал их любопытные задницы пинком из рая и дал им за это страдание и смерть, – он тихо рассмеялся. – Мы видели это как интересную ироническую фигуру. Мы никогда не думали, что нечто подобное может произойти и с нами.

Мальчик протянул ему нежную ладонь для пожатия, и Руиз пожал ее, не задумываясь.

– Кстати, – сказал мальчик, решительно пожав руку Руиза и отпустив ее, – я Сомнир, я буду принимать тебя здесь. Мы рады приветствовать тебя в том, что осталось от Великого Компендия.

– Я Руиз Ав, – сказал Руиз, его позабавила светская учтивость Сомнира. При близком рассмотрении Сомнир казался старше, хотя кожа его была без морщин и двигался он с легкой грацией юности.

– Да, я знаю, – Сомнир выступил вперед, похлопав по дереву кафедры любовно и нежно. – О, здесь мы замечательно проводили время, в этом сомневаться не приходится. Профессора отдыхали в креслах, а прислуга разносила нам подносы, полные вина и сладостей. Мы все пили как следует, а потом по очереди взбирались на Древо Познания, – и каждый рассказывал анекдот, повесть или пели песни. Весьма скоро все профессора начинали падать с кресел и валялись по полу, радостно совокупляясь, а потом слуги приносили покрывала… И еще музыка, танцы и игры. Хорошие были времена… – Его черные глаза на миг затуманились мечтательным воспоминанием, словно они были так переполнены картинами прошлого, что не могли видеть настоящего.