Щебечущая машина - Сеймур Ричард

Таким образом, троллинг ради лулзов плавно перетекает в «гендерный троллинг», цель которого – через всеобщие издевательства, угрозы изнасилованием, слова типа «дрянь» и «шлюха», а также обещания «доксить»[32], заставить женщин молчать. Столкнувшись с истинным, преданным своей идее «гендерным троллем», большинство троллей увидят в этом возможность некоего контртроллинга. Любой, кто подходит к проблеме слишком серьезно, нарвется на неприятности. И все же спонтанная идеология троллинга строится на мускулизме, и часто невозможно отличить «настоящие» сексистские нападки от простой провокации ради лулза. По данным исследовательского центра Пью, четверть молодых женщин подвергались сексуальным домогательствам, еще четверть становились объектами преследования в интернете. Согласно анализу онлайн-преступлений на почве ненависти, проведенному Даниэль Ситрон, притеснения испытывали 53 % небелых и 45 % белых женщин. Ежедневный сексизм – это ежедневная психологическая война.

Талмуд гласит: «прилюдно позорить других» – грех «сродни убийству». Как если бы стыд был чем-то вроде смертного приговора. Джон Ронсон приводит пугающие цифры: 91 % мужчин и 84 % женщин хотя бы раз мечтали кого-то убить. Почти все эти фантазии были вызваны пережитым унижением, как будто нет ничего хуже, чем разрушить представления человека о самом себе. Большинство находят способ преодолеть свое желание. Некоторые убивают себя.

В 2006 году в возрасте тридцати одного года повесилась Тициана Кантоне, жительница Неаполя. Причиной самоубийства, которому предшествовали еще несколько неудачных попыток, стали годы публичного унижения после утечки в сеть видео сексуального характера. Ролик стал вирусным и лег в основу глумливых мемов, которые даже печатали на футболках и чехлах для телефонов. Это была порноместь, негативная форма интернет-славы. Кантоне отправила через WhatsApp своему бывшему парню и нескольким друзьям видео, на котором занималась сексом. А ее бывший решил потроллить ее, разместив ролик в сети. Невыносимый позор, который испытала девушка, заставил ее уйти с работы, сменить имя, переехать в Тоскану и пройти не один суд в борьбе за то, чтобы видео было удалено из интернета. Ее узнавали повсюду, ее высмеивали итальянские футболисты, на всю страну шутили радиоведущие, и даже политик, представитель демократической партии, отозвался о ней нелестными словами. Кантоне делала все, чтобы стереть следы своего существования, не прибегая к самоубийству. До тех пор, пока все-таки не покончила с собой.

Неизвестно, было ли размещение видео в сети попыткой троллинга, но последствия в виде поучающей неприязни, насмешек фетишистского, отстраненного характера и мемов, моментально превращенных в товар, быстро стали напоминать троллинг. Ронсон обращает внимание на то, что такое общественное порицание с летальным исходом – едва ли заслуга платформ. Новостные СМИ и раньше стыдили и выносили скандалы на публику, доводя людей до отчаяния или смерти. Из недавних историй: СМИ оклеветали так называемого «мистификатора бедности», блогера Линду Тирадо; публичному унижению подвергся австралиец Дункан Сторрар за то, что задал неудобный вопрос правительству, а журналист Ричард Литтлджон преследовал транссексуалку Люси Медоуз до тех пор, пока та не решилась на самоубийство. Жизни многих людей были испорчены с веселой аморальностью, конечно, не с таким размахом и остроумием, на которые способные лучшие тролли. Но социальная индустрия значительно расширила потенциальные ряды ранее анонимных индивидов, склонных к такому хищному образу жизни, а также ряды потенциальных хищников. Не только это, но и то, как собираются участники социальных сетей, чтобы пристыдить человека, может обеспечить традиционные медийные корпорации уже готовой для монетизации историей.

Травля Жюстин Сакко из-за бестактной шутки – один из самых показательных случаев в исследовании Ронсона. Перед вылетом в Южную Африку девушка опубликовала твит, по ее словам, это была умышленная ирония: «Еду в Африку. Надеюсь, не подхвачу СПИД. Шутка, я ведь белая!» У нее было всего 170 подписчиков, поэтому такого всеобщего внимания она никак не могла ожидать. Но за время полета Twitter задымился от негодования: сообщение было воспринято как намеренная и буквальная расистская провокация, а не как комментарий относительно невежества белых людей. Победило параноидальное прочтение. Как только Сакко приземлилась, на нее посыпались злобные твиты и обеспокоенные сообщения от друзей. Весь этот переполох тут же подхватили газеты и телеканалы. Газета Руперта Мёрдока New York Post отправила вслед за девушкой своих журналистов. Ее старые твиты, в большинстве своем такие же бестактные, попали в BuzzFeed. Из-за одной неправильно сформулированной шутки – или, наоборот, сформулированной слишком хорошо, так, что она попала в цель – Сакко потеряла работу и несколько лет провела в муках – больше всего страданий ей, пожалуй, доставляла мысль о том, что ее провал осчастливил стольких людей вокруг.

Злорадство тех, кто предвкушал трагедию Сакко после приземления, узнаваемо. В нем Ронсон видит свою собственную примитивную радость от того, что «Ого, кто-то встрял». Но также он обращает внимание на неизбежную отстраненность этого карательного ликования: «Чем бы ни был вызван этот приятный кайф, накрывающий нас с головой – групповым безумием или чем-то еще – никто не хочет портить момент, столкнувшись с фактом, что у истории есть и обратная сторона». Что бы ни заставляло пользователей социальных сетей и журналистов игнорировать цену всех этих шумных показательных судов, отрицать контекст с некоторым намеренным ликованием и сознательным филистерством, отказываться от малейшего намека на щедрость, это такой же фетиш, как и «маска троллинга». С одной стороны, это напоминает лицемерие: человек может либо возмущаться, либо радостно злорадствовать, и то и другое вместе невозможно. С другой стороны, так же, как смех анонов обусловлен смехом коллективным, так и гнев отдельных пользователей Twitter обусловленный и опосредованный. Основная задача участников – подогревать негодование коллективного анонимуса. В таком случае главное отличие троллей от шеймеров – это расстановка акцентов. Первые ошибочно полагают, что свободны от моральных обязательств, тогда как вторые прямо противоположного мнения о себе.

В некотором смысле Сакко сама была мелким троллем и своим сообщением случайно спровоцировала волну массового троллинга. Гонения на нее, слияние троллинга и самосуда, оказались чрезвычайно прибыльным делом для медийных компаний. По оценкам Ронсона, один только Google смог заработать на этом 120 000 долларов. Возможно, этот сговор троллей и охотников на ведьм оказался таким недолговечным, потому что обернулся тем, что мы уже сами с собой делаем. Словно оговорка по Фрейду или оплошность – это просто троллинг самого себя, возбуждение и наслаждение гневом нашего внутреннего генерала охотников на ведьм. Или будто бы тролли оперируют существующим в нас бессознательным несогласием относительно идентичностей и идей, которые мы воспринимаем слишком серьезно, в то время как онлайновые охотники на ведьм увеличивают до невероятных размеров наше самонаказание за отрицание.

Известная интернет-мудрость гласит: «Не кормите троллей». Логичным следствием может быть просьба: «Не кормите моралистов». И те и другие – часть одной спирали.

Троллинг и негативная реакция на троллинг в большинстве случае приносят хорошие деньги. Но даже когда от троллей начинает зависеть бизнес, гиганты социальной индустрии все равно не могут найти с ними общий язык. «Мы не справляемся с абьюзерами и троллями на платформе, – посетовал в 2015 году тогдашний президент Twitter Дик Костоло, – и такая ситуация продолжается уже много лет».

Это, конечно, мягко сказано: справиться тяжело, особенно если даже не пытаться. Совет по правам и безопасности Twitter, ответственный за защиту пользователей, заявил, что компании не следует заниматься делением сообщений на хорошие и плохие. Twitter «выступает за свободу слова в партии свободы слова», – воскликнул бывший вице-президент компании Тони Ван. Разбираться с проблемой должен «рынок идей», считает глава отдела безопасности пользователей, Дель Харви. Дурные высказывания, настаивает она, лучше всего противопоставляются более любезным речам. Естественно, если Twitter не в состоянии отделить хорошее от плохого, значит, он не может знать, что «рынок идей» будет поощрять хорошие высказывания. Но какой бы ни была проблема, решением будет монетизируемый контент.