кукла в волнах - Олег Красин

На следующий день после моего приезда, я вышел утром во двор дома к умывальнику, стоявшему рядом с флигелем. Утро встретило меня в лице хозяйки, хмуром и недовольном, которая сообщила, что Оксана вернулась. Сказано было без каких-либо подробностей, но с таким видом, будто я был виновен в её возвращении.

Пока я готовил себе завтрак, одевался на службу, девушка во дворе не появилась, поэтому я не смог узнать причину её внезапного возвращения. Однако едва моя нога ступила за ворота дома, как я натолкнулся на соседку — седую старушку, которую все звали бабка Верка.

— Как там Оксаночка поживает? — спросила она с явным любопытством.

— Я её не видел, бабушка, — ответил я, собираясь идти дальше.

— Вот не повезло девке-то, вот не повезло! — сокрушенно покачала головой бабка Веерка, — ужас какой!

— Да что случилось-то? Отчего она вернулась? — спросил я скорее из вежливости, не рассчитывая услышать подробности.

Однако бабка заметно оживилась и, наклонив голову ко мне, доверительно заговорила вполголоса:

— Милок, она загуляла от своего мужа, а тот узнал. Во, непутёвая!

— Что он ей сделал? Пытался убить?

— Да нет, куда там! Он же торгует, денежки зарабатывает. Она, шалава, сама виновата. Спуталась с каким-то парнем и тот её наградил этими, как их, тьфу забыла…Ну, которые прыгают туда-сюда.

— Вшами, что-ли?

— Во-во, какие поганцы! Так она еще и мужу их передала.

Дурость Оксаны поразила меня — сидела бы в себе спокойно, в доме полная чаша, муж ценит — нет, на подвиги потянуло, вернее на блуд. От безделья, наверное.

— Да, дела… И он ей всыпал?

— Не всыпал, а плеснул в лицо кипятком — вся кожа облезла. Вот она теперь и сидит безвылазно дома. Лицо-то всё розовое, как у ребетёнка махонького.

Я живо представил новое лицо Оксаны.

Однажды в детстве два моих приятеля решили посмотреть, что будет, если в бочку с карбидом налить немного воды, а потом бросить туда спичку. У них, действительно потом были розовые лица, такие, какие я видел у взрослых, сидящих в бане в парилке на самом верху. Поскольку дело было зимой, розовые физиономии пацанов на фоне белого снега выделялись резким контрастом. Многие прохожие, увидев их играющими на улице, советовали идти домой, чтобы не простыть после бани. А нам, играющим вместе с ними, было и любопытно, и смешно.

Переварив новость, сказанную бабкой Веркой, я попрощался с ней и провожаемый её внимательным взглядом, невольно ускорил шаг, пока не повернул на соседнюю улицу, ведущую прямиком в нашу часть.

Аэродромный парк со спецтехникой находился неподалеку от КПП и поэтому, отдав честь стоящему у ворот дежурному, я быстро достиг места расположения своего подразделения.

У калитки в автопарк, сваренной из тонких железных труб к которым снаружи на болтах прикрепили металлическую красную звезду, стоял командир роты Косых и грыз семечки. Они хорошо перебивали утренний перегар. Но когда я подошёл ближе и поздоровался, то с удивлением обнаружил, что командир накануне не пил. Повернув своё мощное тело ко мне, он обрадовано махнул рукой, больше похожей на лапу медведя:

— Привет, замполит. Как дела, Гуторин, справляется?

— Да, вроде ничего.

В это время мимо нас прошла женщина средних лет с полной грудью. Каштановые волосы были аккуратно заплетены сзади в короткую косу. Она небрежно кивнула нам и пошла дальше с весьма независимым видом.

— Это кто? — удивился я, увидев новое лицо, — жена кого-то из штабных?

— Нет, — хмыкнул Косых, — жена старшины роты охраны Никитенко. Её взяли кладовщицей на склады, — он кивнул в сторону складов квартирно-эксплуатационной службы.

Эта служба в военном городке занималась буквально всем: от вывоза мусора до канализации. На их складе хранились трубы, доски, листовое железо и прочая утварь, необходимая для ремонта. Напротив склада функционировала наша пилорама, где вечно пьяный плотник Толик делал из фанеры призмы и пирамидки для аэродрома.

Возле складов и пилорамы росли дикие абрикосы — жердёлы, которые я, проходя мимо, обычно обрывал и ел, слегка обтерев от пыли. Они росли и у нас, в аэродромном парке, но деревья здесь были большими — руками не дотянутся. Осенью, уже созревшие плоды падали на землю, словно маленькие бомбочки, разлетаясь вдребезги небольшими жёлтыми комочками. Обычно в это время жена нашего сверхсрочника Сашки Никитина Олеся приходила и собирала уцелевшие абрикосы, чтобы сварить компот.

Новую кладовщицу звали Аллой. Я с ней столкнулся позже, когда пошел проверить работу Толика и по привычке начал рвать жердёлы, складывая их в свою фуражку. Внезапно, за моей спиной раздался недовольный женский голос:

— Молодой человек, кто вам разрешил рвать с деревьев? Ну-ка заканчивайте!

Обернувшись, я столкнулся лицом к лицу с ужасно рассердившейся кладовщицей, словно её или её детей лишали чего-то очень дорогого. Она приближалась, чтобы оттеснить меня за территорию склада с весьма решительным видом и, было такое впечатление, что будь она мужчиной, то толкнула бы со всей силы грудью, просто бы смела со своего пути, как танк пробивает непрочную стенку. Однако затем я понял, что ей хватит и рук, которыми она принялась напористо подталкивать меня к выходу.

Мне внезапно вспомнилась похожая сцена из шолоховского «Тихого Дона». Чтобы остановить настойчивую даму, я уперся руками в её груди. Женщина тут же отскочила. Глаза её пылали гневом, каштановые волосы, заплетенные в косу, растрепались на ветру и мне, не смотря на всю эту неприятную ситуацию, она показалась привлекательной.

— Во-первых, я вам не молодой человек, а товарищ старший лейтенант, — начал я объясняться…

— Да по мне хоть сам господь бог! — перебила Алла, но уже без прежнего напора, — это имущество батальона обеспечения и здесь посторонним находится запрещено.

— Во-вторых, я замполит аэродромной роты, — продолжил говорить я, не обращая внимания на её слова, — у нас здесь стоит пилорама, так что, имею полное право, так сказать, присутствовать.

— Ну, и имейте себе на здоровье, а жердёлы не троньте! — не сдавалась Никитенко.

— А что они ваша собственность что ли?

— Не ваше дело! — грубо ответила кладовщица.

Что было с ней делать? Ругаться, спорить? Ну, уж нет, даже если она возомнила себя бог весть кем. Пусть подавится своими абрикосами! Однако о недопустимой грубости, которую совершила вольнонаемная по отношению к старшему по званию, следовало сообщить её начальству в лице прапорщика Пузырёва. Воспитательная беседа с ней не помешает. Впрочем, мне было абсолютно наплевать на Аллу и её недовольство.

Глава 2

Построение нашего батальона по утрам, так же как и на лагерном аэродроме, называлось «Разводом». На разводе командир ставит задачи на целый день и подразделения отправляются их выполнять. Оставшимся в строю офицерам обычно доводятся какие-либо указания сверху, объявляется наряд для заступления на дежурство.

Сегодня в число этих «счастливчиков» попал и я. Как оказалось, начальнику продовольственной части или попросту начпроду, надо было срочно ехать на окружные склады в Ростов за тушенкой. Поскольку замполитов считали основными бездельниками в армии, то естественно, первыми кандидатами на замену в наряд были они.

— Лихачев, — зачитал мою фамилию заместитель начштаба батальона, отвечающий за составление графика дежурств, — заступаешь сегодня дежурным по батальону.

— Есть! — ответил я.

После развода, чтобы убить время до заступления на дежурство, я отправился в ленинскую комнату. Солдаты как всегда использовали подшивки газет вместо туалетной бумаги, и пришлось дать нагоняй дневальным. Все это заняло немного времени.

Посмотрев на часы, я решил, что еще оставалось время заглянуть в солдатский клуб, к своему приятелю Юрке Кузовлеву — закончившему моё училище, только несколькими годами ранее.

Он попал на должность замполита роты охраны в Степногорск, там на чем-то погорел и был сослан к нам, в Азовск, в солдатский клуб. Лида, оставшаяся в лагерном аэродроме до полного закрытия лагеря, напрямую подчинялась ему. Нарастивший за несколько лет утомительной клубной работы солидное брюшко, Юра играл в бильярд, который в солдатском клубе стоял на втором этаже, в комнате возле библиотеки. Играл он сам с собою, поскольку днём в клубе обычно никого не было.

— Привет, Юрец! — воскликнул я, увидев, как мой приятель прицелился кием для удара.

Удар получился хороший, два шара закатились в лузы. Только после этого, отложив кий в сторону, Кузовлев подошел ко мне.

— Привет, привет, пропащая душа! Совсем засиделся там, в степи. Давно надо было отпроситься у Крутова и дунуть сюда.

— Да уж, у него отпросишься! Хотя, если бы я оттуда уехал, то тебя отправили бы вместо меня. Только и всего.