Укрощение воровки (СИ) - Ди Климм

— Старческое то, — отмахнулся в конце беседы Михаил Демьянович. — Вот с вами, Роман Алексеич, поговорю, и так спокойно на душе. Умеете вы заряжать людей уверенностью, — и посмотрел на Романа изучающим взглядом.

— Служба, видимо, научила. Бывают моменты, когда нет надежды на успех, а за тобой целый взвод. Тут нет места слабости.

— Тем более, когда дело касается океана.

— Тем более, когда дело касается океана. Несмотря на новые технологии, если шторм, то это шторм, и его никакими радиоволнами не сбить. Хотя у нас есть реактивы, которые вызывают дожди и грозы, или наоборот разгоняют тучи. На воде все по-другому. Тысячи миль вокруг, а ты на таране. За тобой моряки, а перед тобой шторм, — сказал Роман, впервые в жизни разговаривая с кем-то так открыто и свободно о своей работе.

Они еще поговорили на общие темы, и Роман убедился, какой интересный и разносторонний Асланов, ведь не зря в свое время они с отцом так сдружились.

— Эх, какой был человек наш Алексей Матвеич. Меня когда на север сослали, так я уж отказываться хотел. Тогда пришел твой отец, Роман, вот так сел напротив меня, как ты сейчас сидишь, и сказал, что если я отступлю, отвернусь и уйду, то упущу дело всей жизни. Он мне тогда так и сказал — стисни зубы и терпи, терпи, что есть мочи! Ради детей своих, ради потомков, ради родины! Нам нужны такие люди, как ты!

Спазм сжал горло. Жаль, не успел Рома вот так посидеть с пожилым отцом да поговорить по душам.

— Так что, Роман, я вашему отцу по гроб жизни обязан. А теперь и вам.

— Михаил Демьянович…

— Нет, — поднял узкую ладонь. — Я знаю, как много ресурсов отнимает вся эта канитель со слежкой и поиском…Это ладно… И вас, Роман, понимаю, как тяжело иногда приходится с Дианой.

Диана. Как по-другому он реагирует на это имя, даже если услышит где-то в стороннем разговоре. Теперь под этим именем у Романа есть точная картина определённого человека.

— Диана — большая молодец, — искренне похвалил он. — Она старается ради семьи, ради близких. А ей, поверьте, тоже нелегко.

Тем более с ним, который привык, чтобы все было, как он сказал.

— Диана у нас с детства была большим ребенком. И в прямом, и в переносном смысле. Ростом в меня, самая высокая в классе, да и во всей школе. Сколько раз прибегала со слезами…

Голос мужчины дрогнул, а Роман сжал зубы. Будучи высоким юношей, для него это было плюсом, и не мог представить чувств девочки-подростка, выделяющейся в толпе.

Дети бывают жестокие, и не по-взрослому жестокие, неприкрытые любезностями и приличиями, не обросшие панцирем и броней, они могут как жалить смертельно, так и раниться смертельно в попытке самих себя защитить.

— Задирали ее постоянно. Она виду-то не дает. Домой придет, уроки сделает и к книжке. Никогда не говорила ничего, не жаловалась. Почему-то думают, что рост дает преимущество в силе. Это совсем не так, тем более для девочки. Мы с Алей не научили дочерей защищаться, а больше учили обращаться к голосу разума. А потом наш ребёнок за это же и поплатился, — голос Михаила Демьяновича дрогнул, а глаза заблестели. А Роман представил, с каким удовольствием раскрошил бы зубы каждому, кто задирал его Диану.

Опять это «его». Откуда вообще взялось?…

— Анечка, вторая наша, она уже бойкая, себя в обиду не даст. Не знаю, в кого такая. Сашенька же наоборот, как аленький цветочек, тепличный, за которым уход нужен. А Диана…

— Роза с шипами, — вырвалось у Романа и Михаил Демьянович закивал головой.

— Как верно вы сказали, Роман Алексеич. Только у нас — Диана с шипами, — помолчал и добавил: — Все думаю, как они сами, если вдруг что со мной… Аня-то под защитой, ее Назар как стеклянную бережет. Саша еще молода, в город стремится. А Диана и Аля… Назар, конечно, их не бросит, к себе захочет забрать, но они не дадутся, знаю. Останутся в этом доме, на краю города. А зимой тяжело бывает добираться, да и опасно.

— Вы еще так молоды …

— Да все старческое. Вас это совершенно не должно касаться. Приношу свои извинения, Роман. Просто мысли вслух. У вас-то как операция завершится, своя жизнь начнется. Сейчас это просто фарс, игра на публику. Как и вся наша жизнь.

Таков был Асланов — задумчиво-суетливый, перескакивающий с темы на тему, но при этом столько золотых крупиц можно было собрать по его словам, что хватило бы на целую книгу мудростей.

И прав Михаил Демьянович. Фарс все это. Игра закончится, и вернется Роман на службу, в свою жизнь, свободную и точно-расписанную, и, судя по развитию отношений с Дианой, она не захочет его больше видеть. Да и должен ли он сам рисковать и переступать тонкую грань, которую переступать нельзя?

«Сразу будет понятно, что у вас ко мне ничего нет!», сказала Диана как-то, и теперь ясно, что его зацепило в этой фразе. Она выделила именно его к ней отношение, а про себя промолчала. Потому что есть чувства. Эти изменения, которые Диана, возможно, скрывает даже сама от себя, уже заметны. Роман прекрасно в них разбирался, но закрывал глаза и не хотел замечать.

Можно приятно провести время с Дианой и разорвать связь, как только все зайдет слишком далеко, как он делает обычно. Чувства могут быть скоротечны, Рома не раз в этом убеждался. Не захочет ли он свободы через месяц, полгода, год? И сможет ли потом не возненавидеть себя за ее слезы? Вряд ли Диана согласится на те условия, в которых он привык жить и в которые загонял все связи с женщинами. Слишком Диана чувствительна для голого секса, слишком чистоплотна для простого расчета.

К тому же, проведя среди Аслановых столько времени, сидя за одним столом с Михаилом Демьяновичем, слушая его мысли и говоря с ним о том, о чем Рома не говорил ни с кем другим, даже с родным братом, он не имеет права ранить Диану. А он ранит. И так уже сколько раз ранил…

Роман вскинул голову и посмотрел в сторону калитки, и через пару секунду увидел Диану, с сумкой и пакетом в руках. Она замерла у крыльца. Карие глаза озарились мягким светом, когда они встретились взглядами.

Роман безразлично кивнул и отвернулся, надевая равнодушную маску.

Ему не надо было оборачиваться, чтобы видеть, как хмурятся брови Дианы, как поджимаются губы, а взгляд снова наполняется скрытой обидой и враждебностью.

— Хорошо, перестала по дому что-то чинить да латать, — сказал Михаил Демьянович. — Я не то что молоток, даже иголку в руки взять не могу, и раньше Диана занималась сложными работами. А на прошлой неделе пришла и говорит — нашла бригаду, и по цене сошлись.

Рома улыбнулся. Как бы Диана не строила из себя непробиваемую и сильную, ей нужны мужская сила, подсказки и поддержка.

Будет, тот кто поддержит. И как бы сильно он не стискивал зубы, это все фарс. Игра все.

Приехали коллеги Михаила Демьяновича — Антон Иванович, мужчина лет шестидесяти, и его молодой помощник Алексей.

Мужчины зашли в дома, а Диана пошла к летней беседке, чтобы убрать посуду и бумаги за мужчинами.

Когда она только завидела машину Романа, сердце ее застучало быстрее, и ноги понесли домой в ускоренном шаге. Показалось ли ей, или действительно после ужина у Вероники Степановны неделю назад, между ними что-то проскочило? Тоненький, зыбкий лучик симпатии…или как называть то ощущение жара и волнения в груди каждый раз, стоит подумать о Романе? А думала она о нем чуть ли не ежеминутно…

Диана открыла калитку и тут же нашла взглядом высокую фигуру Романа в синей футболке и черных джинсах. Обычно в строгом костюме и при галстуке, теперь он выглядел по-домашнему и близко, и Диана не удержала улыбки, когда столкнулась с ним взглядом.

А потом…

Ледяная буря завьюжила в сердце. Заковала трепыхающиеся артерии, перекрывая доступ крови к капиллярам от холода и безразличия, что она увидела в серых глазах Романа. Словно глянула в промозгло-арктическую долину, затянутую серыми жалящими снегами, и ни капли света не может растопить ту стужу.

Как можно оказаться такой глупой, такой невежественной, такой…идиоткой?! Чтобы поверить, что такой мужчина, как Роман обратит на нее внимание, заметит что-то, чего она сама в себе не видела! Где он и где она! Можно ли быть еще глупее, чем она есть сейчас?!