Властелин замка - Виктория Холт

— Они действительно великолепны, — ответила я.

— Несомненно, благодаря... м-м... технике художника?

Меня не задели ни его насмешки, ни затаенная злоба его дочери. Для меня существовало только одно — эти прекрасные картины, и то, что они были окутаны туманом забвения лишь делало брошенный мне вызов еще заманчивее.

Даже в этот момент он догадался, о чем я думала, потому что поклонился и сказал:

— Я ухожу, мадемуазель Лоусон. Я вижу, как вам не терпится остаться наедине... с картинами. — Он подал знак Женевьеве, и они ушли; я стояла в галерее и с наслаждением рассматривала доверенные мне сокровища.

В моей жизни редко бывали столь волнующие моменты.

Теперь, когда было решено, что я остаюсь в замке для завершения работы, я решила воспользоваться предложением графа насчет прогулок верхом — это помогло бы мне изучить окрестности. Я уже обошла городок; пила кофе в кондитерской, болтая с радушной, чрезвычайно любопытной хозяйкой, которая была рада угостить любого из замка. Она с почтительным, но в то же время, весьма многозначительным видом, говорила о господине графе, со смесью уважения и пренебрежения о месье Филиппе и, конечно, с сожалением о мадемуазель Женевьеве. Ах, мадемуазель приехала, чтобы восстановить картины! Да, да, это очень интересно, очень, и она надеется, что мадемуазель зайдет еще, и в следующий раз попробует домашних пирожных: их просто обожают в Гейяре.

Я бродила по базару и видела, что привлекаю любопытные взгляды; посетила старинную ратушу и церковь.

Поэтому возможность исследовать более отдаленные места была мне по душе, и особенно приятным было то, что в конюшне меня ждали.

Для меня подобрали лошадь по кличке Голубка, и мы друг другу сразу понравились.

Однажды утром Женевьева попросила составить ей компанию для прогулки, чем приятно меня удивила. Она опять была в подавленном настроении, и пока мы ехали, я поинтересовалась, что заставило ее совершить такую глупость, заперев меня в темнице.

— Так вы же сказали, что не боитесь, поэтому я подумала, что для вас ничего страшного в этом нет.

— Это был весьма глупый поступок. А если бы Нуну не нашла меня?

— Я бы освободила вас через какое-то время.

— Через какое-то время! Вы знаете, что некоторые люди могут умереть от страха?

— Умереть! — воскликнула она с испугом. — Никто еще не умирал от того, что его заперли.

— Некоторые чувствительные люди могут умереть в такой ситуации.

— Но уж с вами этого не случится.

Она пристально смотрела на меня.

— Вы не сказали ничего моему отцу. Я думала, что скажете... Вы ведь так дружны с ним.

Она немного обогнала меня, а когда мы вернулись, уже в конюшне, как бы мимоходом, сказала:

— Мне не разрешают ездить одной. Всегда приходится брать с собой кого-то из грумов. Сегодня утром некому было поехать, прогулку бы отменили, если бы вы не согласились.

— Рада была услужить вам, — холодно ответила я.

Я встретила Филиппа в саду. Мне показалось, что он знал, где я, и пришел намеренно, чтобы поговорить со мной.

— Поздравляю, — сказа он. — Я видел картину. Разница значительная. Ее просто не узнать.

Я сияла от удовольствия. Как он отличается от графа, подумала я. Он искренне рад.

— Я очень рада, что вы так думаете.

— Разве может быть иначе? Это чудо. Я счастлив... не только оттого, что картина хороша, но и оттого, что вы доказали, что можете это сделать.

— Как мило с вашей стороны!

— Боюсь, я был не слишком любезен, когда вы приехали. Я был застигнут врасплох и не знал, что мне делать.

— Вы далеко не были нелюбезны, и я вполне понимаю ваше удивление.

— Видите ли, это дело моего кузена, и естественно, я хотел сделать так, как он желает.

— Естественно. Приятно, что вас это так интересует.

Он наморщил лоб:

— Я ощущаю некоторую ответственность... — начал он. — Я надеюсь, что вы не будете жалеть о своем приезде.

— Конечно, нет. Работа очень интересная.

— О да... да... работа.

И он поспешно заговорил о садах, и непременно захотел показать мне скульптурные украшения, выполненные Лебреном вскоре после того, как он завершил фрески в Зеркальном зале Версаля.

— К счастью, они уцелели во время Революции, — объяснял он; и я чувствовала его благоговение перед всем, что касалось замка. За это он мне нравился, а также за то, как вежливо он извинился за возможные обиды, случайно нанесенные мне во время нашей с ним первой беседы, и за явное удовольствие от моих успехов.

Мои дни текли весьма однообразно. Рано утром я приходила в галерею, и работала там до обеда. После обеда я обычно выходила на прогулку, возвращалась до сумерек, которые в это время года начинались в четыре часа. Потом я занималась тем, что составляла различные растворы и читала заметки о своих прошлых опытах. Ужинала я обычно одна в своей комнате, но несколько раз мадемуазель Дюбуа приглашала меня на ужин к себе. Отказываться я не могла, хотя и хотелось; я слушала рассказы о ее жизни: она была дочерью адвоката, в которой не воспитывали привычки работать; компаньон отца подвел его, отец умер от разрыва сердца, и она, оставшись без гроша в кармане, была вынуждена стать гувернанткой. Эта история, рассказанная не без жалости к себе, казалась невероятно унылой, и я решила не утомлять ее рассказами о себе.

После ужина я обычно читала книги, которые находила в библиотеке; Филипп сказал мне, что граф будет рад, если я воспользуюсь всем, что мне там нужно.

Ноябрь проходил, а я почти не принимала участия в жизни замка — дни просто текли своим чередом, так же, как я слышала музыку в своей комнате и не замечала ее, только время от времени узнавая знакомые мелодии.

Однажды, когда я на Голубке выехала из замка, я встретила Жан-Пьера верхом на лошади. Он приветствовал меня с обычной веселостью и спросил, не собираюсь ли я зайти к ним. Я сказала, что всегда рада их видеть.

— Поедемте сначала на виноградник Сен-Вальен, а потом вместе вернемся.

Я никогда не ездила в сторону Сен-Вальена и без колебаний согласилась. Мне нравилось находиться в обществе Жан-Пьера, поэтому дом Бастидов и привлекал меня. Его жизнерадостность и веселый нрав всегда радовали мне душу.

Мы говорили о предстоящем Рождестве.

— Не желаете ли провести его с нами, мадемуазель? — спросил он.

— Вы приглашаете просто из вежливости?

— Вы знаете, что я никогда ничего не делаю просто из вежливости. Это сердечное приглашение от имени всей моей семьи, надеюсь, вы окажете нам честь своим присутствием.

Я сказала, что буду счастлива принять их любезное приглашение.