Гром среди вторника - Соня Субботина

чтобы понять, что та, заполучив ссылку на страницу очередного симпатичного актера, тут же ему напишет и забудет обо всем на свете. И точно не спохватится, если Вера вернется в общагу позже, чем должна. Возможно, Настя даже уже успела заполучить свой очередной актерский трофей в лице Леши-Лаэрта и напроситься в качестве загадочной «плюс один» на вечеринку по случаю премьеры «Гамлета». Настина одержимость актерами была Вере совсем непонятна. Ей казалось, что за четыре года в актерском можно было понять, что тот, кто играет на сцене, спокойно сможет играть и дома. Лгать, изменять или, еще хуже, непонятно зачем симулировать любовь. Краешком мозга Вера понимала, что не все ее товарищи по сцене такие, как она сама, потому что им не нужно играть, чтобы выжить.

В приемнике снова воцарилась блаженная тишина. Медсестры и дежурные врачи даже посмели предположить, что тот несчастный парень с раздробленным бедром принял на себя всю боль этой ночи и новых тяжелых больных не предвидится до самого утра. Врачи удалились в ординаторскую, предвкушая пару часов отдыха и, возможно, сна. Сестры в регистратуре шуршали медицинской документацией. Та, что постарше, возмущалась, зачем им дублировать каждую бумажку в электронном виде. Это же так ненадежно, кто знает, вдруг завтра отключат свет или сервера полетят. Та, что помладше, ровесница Веры, возмущалась, зачем вообще нужны эти бумаги, когда есть базы данных и интернет. А вдруг завтра в архиве пожар, и где они будут что искать? Переход от аналоговых документов к цифровым шел вовсю и лишь добавлял работы людям, которые и так работали на пределе своих сил и возможностей и под тяжестью системы здравоохранения еще пытались сохранить остатки человечности, хоть это и получалось далеко не всегда.

– Вероник, может, поспишь? На тебе лица нет. – Присела на корточки Женя рядом со своей коллегой.

– А? – Вера поняла, что слишком погрязла в своих мыслях и не заметила, что сидит сейчас не на самом чистом кафельном полу, вытянув ноги на половину коридора. Конечно, она сейчас никому не мешала, но вряд ли поступала достаточно профессионально. – Нормально все, я лучше пройдусь.

– Как знаешь, только держи телефон рядом, я, если что, тебе напишу.

– Да… конечно… – рассеянно ответила Вера, поднимаясь и отряхивая свои штаны. Хорошо, что хоть додумалась белую хирургичку не покупать. Красиво, но слишком непрактично. В метре от места, где сидела, заметила лужу какой-то биологической жидкости. Устраивать посиделки на полу прямо в коридоре приемника всегда было рискованной затеей. Но Вера каждый раз забывала об этом, когда валилась с ног в моменты эмоционального и физического истощения, не в силах доползти до сестринской. – И можешь позвать уборщицу? – По взгляду Жени она поняла, что и сегодня они вместо нее.

– Да ты иди, я сама сейчас приберусь.

Вера достала из кармана пропуск и пересекла границу между приемником и остальной частью больницы. Вне рабочего места дышалось легче. А может, просто в холле с лифтами воздух был менее спертым. Вера потянулась нажать кнопку лифта, но вспомнила, как ее всегда раздражали сестры из других отделений, которые могли спокойно дойти на своих двоих с этажа на этаж, а вместо этого занимали лифты и не собирались их покидать, даже если перед открытыми дверьми стоят их коллеги с тяжелыми больными на каталках, и свернула в сторону лестниц. Походила по пролетам, заглянула на пару этажей, постояла перед окнами, посмотрела на спящий город и сама не заметила, как оказалась перед табличкой.

ОРИТ № 1

Вера посмотрела на часы. Илья провел тут чуть больше часа. Она не хотела сюда приходить, слишком больно, но, видимо, к ногам напрямую подключилось сердце, решившее, что ему виднее. Вдохнув поглубже, дернула ручку. Время от времени, как и сегодня, им с Женей случалось привозить сюда пациентов прямиком из приемника, так что местные медсестры их уже успели хорошо запомнить. Но раньше Вере не приходилось задерживаться здесь надолго. Да и действовала она на автомате, отключив мозг и сердце. В такие минуты ощущала себя бесчувственным роботом: закатила, переложила, укатила. Даже и не дышала толком, чтобы знакомые запахи лекарств не разбудили мирно спящие воспоминания, укутанные строчками из Шекспира и алгоритмами действий, как теплыми пуховыми одеялами. К тому же последнее время она приходила в ремку исключительно как частичка персонала. Сейчас же как посетитель (пусть и одетый в хирургичку и кроксы). Даже рыба, выброшенная на берег, чувствовала себя комфортнее, чем Вера в этом отделении. Может, и правильно, что родственников не особо-то и жалуют здесь? Нечего им наблюдать за этим тихим ужасом, прерываемым жалобным писком аппаратуры, стонами приходящих в сознание и хрипами тех, кто в него так никогда и не придет.

Вера стояла посреди длинного коридора без окон, по обе стороны от которого были двери в палаты, и не могла сдвинуться с места.

«Как в слепой кишке», – подумала она и сделала, забывшись, глубокий вдох.

Из конца апреля она перенеслась в начало декабря пятилетней давности.

Ей хотелось лично придушить медсестру, которая пустила эмоционально неустойчивого подростка в реанимацию, но она была безмерно благодарна той женщине за возможность увидеться с мамой в последний раз. Вера хотела бы запомнить ее счастливой и красивой, но образ поломанной женщины в трубках прочно засел в ее памяти.

В тот день, когда она стояла в отделении реанимации больницы своего родного города, все было точно так же. Те же запахи лекарств, те же звуки, та же гнетущая атмосфера. Палаты так же были заполнены наполовину. Но пустые места на соседних койках с лихвой компенсировались тем, кто лежал перед Верой. Самый дорогой и близкий человек и для Веры, и для ее отца. Мама, которая по злой иронии судьбы торопилась на работу в свою терапию, но доехала до больницы не на такси, а на реанимобиле, да и немного ошиблась этажом. Совсем немного не смогла дойти до четвертого, осталась на первом, откуда так и не вышла.

Снег только выпал, и еще не все водители успели перейти на зимнюю резину. Удивительно, как каждый год водители их маленького города умудрялись напрочь забывать о существовании зимы. Последствия такой забывчивости могли вылиться в обычные пробки, а могли и в трагедии. В этот раз не повезло семье Полынных. Таксиста занесло на льду. Он не успел сбавить скорость, голая резина утратила сцепление с дорогой, и легковушка влетела под грузовик, не успевший затормозить. О снегопадах синоптики предупреждали заранее, но разве кто им верит? По городу прошла череда аварий. И каждую из них можно было бы предотвратить, если бы автолюбители хоть раз прислушались к прогнозу погоды и решили поменять резину на пару недель пораньше. Таксист, который вез маму Веры, скончался на месте. Пожалуй, это была слишком суровая расплата за его глупую ошибку. Но смог ли бы он жить с мыслью, что из-за его безответственности погибла невинная женщина?

В сознание она так и не пришла. Когда Вера с папой была в реанимации, врачи ждали чуда, на которое имели полное право, но его так и не произошло. Через час после того, как они вернулись домой, Вера узнала, что, предположительно, у мамы оторвался достаточно крупный тромб и отлетел в легкие. Возможно, это медсестры не захотели возиться с компрессионным бельем и просто кое-как наложили повязки для предотвращения тромбозов. А может реаниматологи не успели вовремя подоспеть. Но все началось со внезапно выпавшего снега. Но внезапно ли? С тех пор Вера ненавидела три вещи: снег, зиму и безответственных водителей. И как же ей было больно оттого, что Илья, к которому она сейчас пришла, относился к последним! Но она все же решила дать ему шанс.

Именно в тот день она решила уйти после девятого класса и поступить в медицинский колледж, чтобы стать медсестрой, как мама, хотя сама грезила театром и сценой если не с пеленок, то с детского сада, где на утренниках ей всегда давали роли, в которых было больше всего текста, обычно в стихах, зная, что у маленькой Вероники точно не будет проблем с таким объемом слов. К тому же она как раз успевала поменять выбранные предметы ОГЭ. На смену любимой литературе, к которой усиленно готовилась с лета, и ненавистной истории, к которой не готовилась совсем, наивно рассчитывая на удачу, пришли химия с биологией, к которым не испытывала ничего, ею двигало лишь желание быть как мама.

Но о сцене она так и не