Золотой вепрь - Владислав Русанов

– Так уж и красавчика! – фыркнула Цветочек.

– Это кому как, – резонно возразил медренец. – Ты там насмотрелась, поди, имперских офицеров? А для моих любой парень не с нашей улицы – принц на белом коне. Одних разговоров на месяц самое меньшее.

Студент смущенно потер затылок. Кир вначале едва не возмутился, что он-то не какой-то там парень «не с нашей улицы», а тоже офицер, лейтенант гвардии, между прочим, но потом понял, что ему все равно не поверят, еще поднимут на смех, чего доброго, и промолчал.

– Ну что? – Одберг посмотрел на них неожиданно серьезно. – Булки в корзину и пошли?

– Присядем на дорожку, а, дядька? – так же без тени улыбки проговорила Цветочек.

– Можно и присесть. – Пекарь сгреб сдобу в большую корзину, поставил ее около Антоло – давай, мол, волоки, – а сам сел на лавку.

– Не знаю, что вы задумали, детвора, – сказал он, глядя в пол. – И знать даже не хочу – целее буду. Но я желаю вам удачи…

«Мы не детвора!» – хотел возмутиться Кир, но передумал. Уселся на краешек табурета. В пекарне воцарилась тишина, казавшаяся неестественной из-за царившей совсем недавно веселой суеты.

Поначалу корзина, сплетенная из ивовых прутьев, доверху заполненная еще теплыми булками, казалась Антоло легкой. Подумаешь, тяжесть! Кто полный пехотный доспех таскал со щитом ростовым, тому хлеб – пушинка.

Утро над Медреном стояло пасмурное – первое по-настоящему осеннее. С востока наползали низкие тучи, похожие на кучу грязного тряпья. От Ивицы тянуло сыростью. При одной только мысли о купании, как вчера вечером, по спине бежали мурашки.

Пекарь шагал впереди, раскланиваясь с немногочисленными прохожими. Сам он шел налегке. Еще бы! Лишь последний дурень будет надрываться, когда есть дармовая рабочая сила. Это Антоло за сегодняшнее утро уже уяснил. Цветочек не отставала от студента и не забегала вперед. Все время была рядом и тихонько растолковывала, как, по ее мнению, следует вести себя в особняке ландграфа, чтобы не навлечь подозрений. Пройдя две улицы под назойливое журчание ее голоса, Антоло едва не взвыл. Нет, ну сколько можно! И так ведь все обсудили и взвесили. А если что-то пойдет не так, определяться придется по месту – заранее всех ходов для отступления не предусмотришь.

От глухого, закипавшего в душе раздражения или от бессонной ночи с ранней побудкой, но парень почувствовал, как корзина давит на плечо. Сперва чуть-чуть, потом сильнее и сильнее.

Не к месту вспомнилась притча, рассказанная когда-то профессором Ильбраенном, румяным пухленьким старичком, преподававшим логику слушателям подготовительного факультета.[33] Про носильщика, который перед дальней дорогой не стал спорить с товарищами, кому достанется поклажа полегче, а взял неподъемную корзину с дорожными лепешками. Через три дня пути его груз уменьшился вдвое, поскольку на каждом привале несколько лепешек съедались, а лентяи, передравшиеся за легкие тюки и коробы, продолжали тащить тот груз, что и с самого начала.

Жаль, что путь к дому ландграфа близкий и проголодаться они не успеют…

Одберг подобострастно раскланялся с седоусым стражником в жаке, который сиял начищенными бляхами. Суетливо окликнул племянницу:

– Торка! Угости господина десятника булочкой!

– Ага! – Цветочек толкнула Антоло локтем, чтобы опустил корзину. – Вам с маком или с корицей?

– С корицей, – благодушно усмехнулся стражник, тем не менее окидывая студента подозрительным взглядом.

Пока девушка выискивала булку позажаристее, пекарь пояснил, разводя руками:

– Это младший внук двухродной сестры моей бабки… Из Заовражья. Бабка-то совсем плохая стала. Чудеса чудит – не в сказке сказать, ни в песне пропеть. Хуже того арунита, который… А ладно! О чем, бишь, я? Они с детства с Лейной сговорены. Жених, значит… Вот я и решил парня в город забрать. У меня ж одни девки, а дело надо кому-то передавать…

Седоусый взял протянутую девушкой булку. Понюхал, кивнул, откусил едва ли не половину. Промычал что-то неразборчивое, махнул рукой и пошел дальше по улице.

Одберг вздохнул и вытер пот со лба. Зашагал, не оглядываясь.

Цветочек ловко передразнила его, изобразив походку враскоряку и решительный отмах.

Антоло прыснул и вновь взялся за корзину.

Дальнейшая их дорога до особняка графа пролегала без приключений. Жители Медрена понравились табальцу. Улыбчивые, доброжелательные, без излишнего любопытства. Воображение рисовало их несколько по-иному. Что ж, осада только началась. Горожане не оголодали, не озлобились еще. Жаль, конечно, но все у них впереди. Пройдет десяток-другой дней, и в городе начнет ощущаться нехватка продовольствия. Вот тогда с ароматными булками по улице не походишь. И незнакомое лицо будет вызывать не улыбки, а подозрение и ненависть.

Пекарь уверенно провел их мимо кованых ворот, за которыми слонялись без дела пара латников в кирасах и полдюжины стражников с алебардами, и, свернув в проулок, толкнул небольшую калитку.

Тут тоже не обошлось без охраны, но краснолицый плечистый мужик, державший гизарму острием вниз, улыбнулся Одбергу как старому приятелю. За что получил штук пять булок. На вопросительный взгляд стражника пекарь вновь разразился запутанной фразой о бабке, дедке, внуке, внучке… Хорошо, что без кота и коровы, как в старой сказке, обошлось.

Антоло при этом изо всех сил выпучивал глаза, играя роль деревенского недотепы, впервые попавшего в такой красивый и богатый город, как Медрен. На самом деле – так себе городишко. Пожалуй, меньше его родной Да-Вильи. А уж по сравнению с Аксамалой – даже не деревня, а так, мелкий хуторок на одного хозяина.

Наконец пекарь умолк. Стражник снисходительно похлопал парня по плечу: иди, мол, деревенщина, радуйся, пока я добрый.

На заднем дворе графского особняка пахло конским навозом и палеными перьями. Заросший бородой по самые глаза слуга, одетый в кожаную куртку с многочисленными латками на рукавах, курил трубку и наблюдал, как поваренок лет четырнадцати осмаливает на костре птичью тушку. За дощатой стенкой сарая истошно орал кот. В широкой щели мелькали время от времени желто-зеленые глаза с вертикальными зрачками. Судя по размерам морды, зверюга запросто могла выходить один на один с медведем.

– Здорово, Одберг! – слуга помахал пекарю трубкой.

– И тебе поздорову. Как твои коты?

– Что им сделается? Мясо жрут – страсть, а на охоту его светлость теперь не скоро выберется. Вот и сходят с ума от безделья…

Похоже, помощник котаря мог говорить еще долго, но Одберг сунул ему в руки булку с маком – как понял Антоло, безотказно срабатывающий прием.

– Фрита Иддун сильно занята? – поинтересовался пекарь у поваренка.