Роковые обстоятельства - Суворов Олег Валентинович

— Да за что же, маменька? — чуть не плача, спросила младшая дочь.

Но Ангелина Николаевна, не отвечая, лишь махнула рукой, с зажатым в ней платком.

— Проводи ее, — негромко приказала Катрин, оборачиваясь к мужу, — и побудь с ней, пока мы не закончим.

Аристарх Данилович послушно кивнул и, предложив теще руку, бережно вывел ее из кабинета. Надин проводила мать жалобным взором, словно теряя последнюю надежду, после чего снова посмотрела на строгие лица отца и сестры.

«Прямо как те испанские инквизиторы!» — неожиданно вспомнилось ей.

— Да-с, так, пожалуй, будет лучше, — словно разговаривая сам с собой, кивнул Павел Константинович, оставшись наедине с дочерями. — Видишь ли в чем дело, Надин… Волею судеб, один могущественный негодяй сделался злым демоном нашей семьи и теперь преследует нас, не ведая пощады…

Уловив на себе укоризненный взор Катрин, Симонов осекся, сообразив, что невольно подыгрывая театральным увлечениям младшей дочери, взял слишком мелодраматичный тон, более пригодный для трагедийный пьесы, чем для семейного разговора.

— Иными словами, — заговорил он уже более спокойно, — этот человек обзавелся фальшивыми векселями, якобы выданными мной в разное время разным лицам, и теперь шантажирует, угрожая разорением и бесчестием.

В этом месте Павел Константинович остановился, чтобы взглянуть на старшую дочь. Прочитав в ее глазах молчаливое одобрение совместно придуманной ими истории, он продолжал:

— Этот страшный человек действительно может пустить нас по миру, и тогда даже трудно представить себе нашу дальнейшую судьбу… Переживет ли это твоя мать — ты сама видела, в каком она сейчас состоянии… И какая судьба ждет вас с Юлием…

— Да что же это такое? — теряя голову от града этих мучительных вопросов, вскричала Надин. — И за что нам все это? Почему он нас преследует, папенька?

Симонов переглянулся с Катрин, словно задавая ей молчаливый вопрос или ожидая дальнейшего одобрения, и она чуть покачала головой: «Пока рано».

— Не за что, а почему, девочка моя, — как можно мягче постарался ответить Павел Константинович. — Дело в том, что этот похотливый негодяй нагло домогался твоей старшей сестры, но она его с негодованием отвергла, и тогда он поклялся отомстить… Это очень злой и очень опасный человек, Надин, а потому спасти нас может только одно — мы не должны ему перечить. Катрин уже ходила к нему и пыталась уговорить оставить нас в покое… Она даже готова была принести себя в жертву, но он выставил ее и жестоко над ней посмеялся… Теперь вся надежда только на тебя!

— Вы хотите, чтобы я тоже пошла к нему и попросила не губить наше семейство? — наивно поинтересовалась младшая дочь.

И вновь, в который уже раз, Павел Константинович переглянулся со старшей дочерью, но теперь уловил в ее глазах знак согласия.

— Ему этого уже мало, девочка моя, — грустно улыбнулся он, подходя к Надин и поглаживая ее по плечу, — этот человек… этот опасный человек…

— Да кто же он такой, папенька?

— Это банкир Дворжецкий, Надин, — впервые подала голос доселе молчавшая сестра.

— О Боже! Недаром он сразу показался мне отвратительным и ужасным, как Калибан!

— Это все так, но…

— Он обещает погубить нашего отца, Надин! — перебив Павла Константиновича, истерично выкрикнула Екатерина. — Спаси его, спаси нас всех!

— Да что же я такого могу сделать?

— Он требует, чтобы мы принесли тебя в жертву его похоти! — сильно волнуясь и потому снова сбиваясь на мелодраматичный тон, вторил старшей дочери Симонов.

— И что же? И вы хотите, чтобы я… — задрожав и сильно побледнев, Надежда поднялась со своего места, отчаянно глядя на отца и сестру, в надежде узреть хоть малейшее облегчение. Однако Павел Константинович упорно отводил взгляд, а глаза Катрин были блестящими и холодными, словно глаза кобры.

— Ты должна ему отдаться, Надин! — неожиданно воскликнул Симонов и тут же метнулся вперед, чтобы поддержать падающее тело младшей дочери. — Что с ней?

— Обморок, — вскочив с места и, помогая отцу перенести сестру на диван, сердито отвечала Катрин, — кажется, дорогой папенька, мы с вами переиграли…

— Но, как ты думаешь, нам все-таки удастся ее уговорить?

— Удастся… если только до этого мы ее окончательно не угробим!

Глава 17

ПОЛУНОЧНЫЙ СКАНДАЛ

Вечером того же дня в доме Симоновых разыгралась еще одна драматическая сцена, правда, на этот раз, с меньшим количеством участников.

Гувернантка Маргарита зашла в комнату своего воспитанника, чтобы, как обычно, пожелать ему «bonsoir»[10]. Лежа в постели в ночной рубашке, Юлий читал книгу. По всей видимости, юноша пребывал в не самом лучшем состоянии, поскольку не ответил на кокетливое приветствие француженки и даже сделал вид, что целиком поглощен чтением. Однако гувернантка уже привыкла к его резким перепадам настроения, относя это к издержкам переходного возраста, а потому нисколько не обиделась. Впрочем, обладая живым характером, свойственным ее нации, она и сама легко поддавалась частой смене настроения.

— Кажется, mon petit[11] изволит быть не в духе, — игриво проворковала Маргарита, подсаживаясь к нему и широко раскидывая по постели благоухавшие духами юбки. — Это мы быстро поправлять, — и с порочной улыбкой на своих чувственных губах она запустила руку под одеяло. — Сейчас наш petit станет очень бодрий… (Произношение буквы «ы», отсутствующей во французском языке, ей упорно не давалось!)

Стоило теплой женской руке пробежаться по обнаженным юношеским бедрам, как Юлий нехотя отложил книгу и брезгливо отодвинулся подальше.

— Оставь, я сегодня не хочу.

— Что случилось? Ну-ка, давай проверять, правду ли ти говорил…

— Будь добра, убери руку.

Он произнес это столь твердо, что француженка выпрямилась и обиженно поджала губы.

— Что это ви, молодой господин, сегодня со мной так неласков?

Юлий не ответил. Закинув руки за голову, он вытянулся на спине и отсутствующим взглядом уставился в потолок. На его лице появилось выражение скуки, однако, в отличие от своего воспитанника, темпераментная француженка не умела и не любила скучать.

— Allor![12] — непринужденно воскликнула она и поднялась с постели. — А хочешь я показать маленький домашний кабаре?

На этот раз гимназист соблаговолил равнодушно пожать плечами, однако женщина не унималась. Отойдя подальше, она встала напротив постели, вполоборота к Юлию, поставила ногу на стул и начала медленно приподнимать юбки. На гувернантке были модные черные чулки со стрелками, поднимавшиеся чуть выше красивых округлых колен и заканчивавшиеся подвязками. Бедра и живот были полностью обнажены, поскольку никакого нижнего белья под юбками не оказалось.

Увидев это, Юлий пренебрежительно скривил губы, лениво процедил:

— Перестань… — и снова перевел взгляд в потолок.

— Хорошо, я ухожу, — печально вздохнула француженка, — но перед тем, как уходить, могу я один раз поцеловать mon petit?

— Целуй, — покорился гимназист и закрыл глаза. Он услышал, как гувернантка подошла к нему, по нахлынувшему на него теплу и аромату почувствовал, как она наклонилась, а затем ощутил на своем лбу прикосновение ее горячих влажных губ. Маргарита задержала поцелуй дольше обычного, а затем вдруг принялась пылко целовать его закрытые глаза, щеки, губы, дыша при этом все глубже и чаще…

— Прекрати! — с трудом прохрипел полузадушенный ее бурными ласками Юлий, дергая подбородком, чтобы избежать этих жадных и наглых женских губ. — Да отстань же ты от меня, проклятая старуха! — вырвавшись из ее объятий, закричал он минуту спустя и, яростно извиваясь всем телом, оттолкнул Маргариту.

— Как ты меня называль? — изумилась она, глядя на него потемневшими от обиды глазами.