Ульмигания - Вадим Храппа

После того как дозор отъехал достаточно далеко, прусс посмотрел на ляха. Тот понял, что за этим последует, и опустил взгляд к воде. Она была темновато-прозрачной. Было видно, как на дне возле сапог шевелятся косматые водоросли. Потом внезапно стало темно. Боли лях не почувствовал.

Дилинг подхватил его и вытащил на берег. Прислушался. В лесу было тихо. Он вернулся за лошадьми. Свою привязал тут же, на берегу, а ту, на которой приехал лях, отвел подальше за деревья и, просунув уздечку под лежавшее бревно, подтянул морду лошади к земле. Затем перерезал ей горло. Лошадь дернулась, пытаясь освободиться, но силы быстро оставили ее, передние ноги подкосились, и она упала сначала на колени, а потом завалилась боком. Дилинг обтер нож о шкуру и подставил ладони под бившую из шеи горячую струю. Он пил и пил, пока не почувствовал, что желудок полон кровью. Тогда вытер о лошадь руки и снял с нее сбрую.

Глава 26

К Леху Белому его привели после полудня.

— Ну, — спросил князь. — Что такого важного ты хотел сообщить мне, язычник?

— Твой брат, князь мазовецкий Конрад, вошел в сговор со Святополком и Верховным Жрецом пруссов с тем, чтобы выманить тебя из Кракова и погубить в этих лесах, а земли твои предать мечу и огню.

— Ты что такое говоришь, поганый? С этим ты шел ко мне, думая, что я поверю? И как посмел ты при мне нести хулу на единокровного моего брата?

— Верь мне, князь, ведь я и есть тот человек, которого послали, чтобы убить тебя.

— Кто послал?

— Крива. А за твою голову Конрад обещал навечно отказаться от претензий на Палве и отдать на разграбление часть твоих владений. Пруссы выступят, как только получат известие о твоей смерти.

Лех задумался. Его и самого уже начинало тревожить затянувшееся ожидание. От Конрада, как это ни странно, не поступало никаких известий. А ведь до Плоцка было рукой подать. Лех послал к нему гонцов с запросом — отчего, мол, тянет с выступлением? Но те почему-то не вернулись в срок. Конрад с детства отличался завистливым и склочным нравом, с возрастом его характер не выправился и особой любви друг к другу братья не питали, но чтобы тот замыслил братоубийство? Такого Леху и в голову не могло прийти. Все же сыновья они одного отца и одной матери, крестились в одной церкви…

— Я тебе не верю, — сказал Лех. — А послал тебя ваш колдун скорее для того, чтобы посеять раздор между мной и братом.

— Я знал, что ты так скажешь, — ответил Дилинг. — А как ты объяснишь, что мне известно место вашей с Конрадом встречи? Ведь ты только вчера сюда пришел, не так ли?

— Ну, этим ты, язычник, никого не удивишь. Все знают, что у вас звериный нюх.

— В этот раз он не понадобился. У меня был проводник из ляхов, от Конрада.

— Был? И где же он теперь?

— Рядом. Прикажи своим людям сходить к большой липе, что стоит на откосе над рекой.

— Проверьте, — распорядился Лех. — А тебе я советую рассказать все, как есть на самом деле, а не сказку, придуманную колдуном. Да поскорее, пока за тебя не взялись мои мастера по дознанию. Они у меня знатоки своего дела.

— Я тебе, князь, все по совести рассказал. Другого ответа не будет.

Когда принесли ляха с вывернутой назад головой, князь рассмеялся:

— Что это? Тот, кто сможет подтвердить твои слова? Из него уже вздоха не выжмешь. Однако ты не так уж и хитер, а, гот?[55] Не удалось тебе убедить меня мертвецом. Попробуй теперь уговорить моих мастеров.

— Если б я не свернул ему шею, — сказал Дилинг, — возможно, он это проделал бы уже с тобой.

— Уберите его, — отмахнулся Лех. — И этого тоже…

— Такова твоя благодарность, князь? Погоди, спохватишься, да поздно будет!

Прусса увели, а Леху вспомнился его загадочный сон. «Что, если гот говорит правду?» — подумал он. Если вдуматься, то от Конрада можно любой пакости ждать. И гонцы куда-то подевались. Все одно к одному складывается так, что впору поверить язычнику.

Пришел один из палачей.

— Чем прикажешь испытать прусса, князь? Огнем или дыбой?

— Вы его очень-то не увечьте, — сказал Лех. — Он еще пригодится. Прижгите так, для порядка, может, чего нового скажет. А не скажет, оставьте. Изуродовать мы его всегда успеем.

— Ничего вы от него не добьетесь, — сказал Говорек, воевода, наиболее приближенный к Леху. — Я этот народ знаю. Для них мучения или смерть от руки врага то же, что для нас милость Божья. Врет он, нет ли — нам все равно не узнать.

— Посмотрим. Иди, иди! — замахал Лех руками на ката.[56]

Потерявшего сознание Дилинга отволокли в один из шатров и поставили охрану. Очнулся он уже ночью.

Живот горел так, будто раскаленный прут, которым ему прижигали кожу, вошел внутрь и там остался, обугливая внутренности. Но кости были целы, а выпитая днем кровь давала уверенность, что Дилинг сумеет быстро восстановиться. Очень хотелось пить, да и ожоги нужно было присыпать золой, но Дилинг счел, что лучше будет, если его оставят в покое до утра, и не стал объявляться. Он пошарил руками вокруг, нашел свою куртку и в ее складках сухие скорлупки моке — «сон-травы». Сунул в рот сначала половину запаса, но потом подумал, что при такой боли эта доза может не сработать, и высыпал все остальное. Пожевал, прислушиваясь к звукам снаружи шатра, и вскоре уснул.

Утром его разбудили. Лицо Леха, и без того бледное, посерело. Приближенные к нему рыцари были озабочены. Все посмотрели на Дилинга, когда его ввели. «Началось…» — подумал Дилинг.

— Я узнал, что Конрад убил моих послов, — сказал князь. — Теперь я думаю, что в твоих словах была истина.

— А как быть с этим? — спросил Дилинг, задирая нижнюю рубаху. Живот его был испещрен вспухшими багровыми рубцами. Они еще не успели затянуться корочкой и сочились сукровицей.

Лех поморщился:

— Ты должен быть благодарен мне. Тебе оставили жизнь и не искалечили. Могло ведь быть и по-другому.

— Я запомню твое великодушие, князь, — сказал Дилинг.

Лех пытливо посмотрел на него, но по бесстрастному лицу прусса нельзя было что-либо прочесть. Он ворчливо сказал:

— Не пойму, ты дерзок от безрассудной смелости или это очередная готская хитрость? Запомни, прусс, если ты затеял со мной игру, мои мастера вынут твою паршивую душонку, если она у тебя есть, по кусочку.

Дилинг промолчал.

— Итак, чего ты хочешь? — спросил Лех.

— Я спас тебе жизнь, это дорого стоит, — начал Дилинг.

— Чего же ты требуешь? — перебил его Лех.

— Службы. Я мог стать вождем, но Крива добился, чтобы мой род изгнал меня. Я странствовал восемь лет, а когда вернулся домой, Крива отнял у меня жену и убил друга. Я не хочу возвращаться в Пруссию, потому и пришел к тебе. Я славный воин, и ты очень скоро убедишься в этом, если возьмешь к себе на службу.