Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста - Полосухин Порфирий Порфирьевич

Мой публичный полет был назначен на 11 августа в Истоне. Я поднялся в воздух около двух часов дня с двумя «пассажирами» - с собакой и кошкой…

Баллон подошел к густой пелене черных грозных облаков, и моему подъему салютовали громовые удары с яркими молниями, что придавало началу полета несколько устрашающий, но все же импозантный характер. Мне казалось, что небесная артиллерия хочет отпраздновать новое научное достижение.

Это побудило меня теперь же показать, что сопротивление воздуха при разрыве баллона обеспечивает надежный и безопасный спуск. Достигнув высоты около 600 м, я сбросил на парашюте собаку. Она благополучно опустилась на окраине города.

С высоты 1200 метров был сброшен второй парашют. Спуск этого парашюта должен был служить пробой парашютирующего спуска моего аэростата. Этот парашют я поставил в худшие условия, чем свой аэростат: он был пустым скомканным баллоном. Парашют, выброшенный за борт, падал камнем до тех пор, пока его оболочка не расправилась. Затем он стал падать медленнее. Но его падение сопровождалось рывками и раскачиванием, чего с обычными парашютами не бывает. Из этого, я понял, что если мое испытание и кончится удачно, то все же не обещает большого удовольствия.

На высоте около 4000 метров оболочка аэростата настолько раздулась газом, что положение стало угрожающим. Через аппендикс, диаметром всего в 1 дюйм, газ выходил с оглушительным свистом. Должен заметить, что при исключительной тишине, царящей на высоте нескольких километров над землей, даже самый тихий звук вызывает беспокойство. Мне стало ясно, что если внутреннее давление газа не сравняется с атмосферным, то баллон лопнет.

Аэростат все еще имел сплавную силу. Вожжа, завязанная несколько коротко, натянулась и грозила разорвать оболочку по пришиву разрывных шнуров.

В этот критический момент я взволновался. На милю ниже меня сверкали молнии. Грозовые облака двигались с юго-запада к северо-востоку. Я вынул часы и отметил в бортовом журнале время 2 часа 20 минут. Положив часы в карман, я подумал: не лучше ли отложить опыт до другого раза, но в это самое мгновение мой баллон лопнул сам собой.

Я был убежден в благополучном спуске, но все же, должен признаться, пережил несколько жутких мгновений: газ с шумом устремился в разрывы верхней части оболочки, и стремительное падение сопровождалось свистом воздуха, рассекаемого подвеской аэростата. Вскоре я почувствовал легкий толчок. Взглянув вверх, я увидел, что нижняя половина баллона, как я и надеялся, подвернулась под верхнюю. Ветер относил парашютирующий аэростат на юго-запад. Приблизившись к земле, я выбросил за борт весь балласт. Корзина ударилась о землю, и я вылетел футов на десять вперед.

Оболочка упала рядом. Она оказалась настолько сжатой, что было трудно отделить подвернутую нижнюю часть от верхней. Я стоял у разбитой корзины и поздравлял себя со счастливым исходом опасного эксперимента. Мой лоб был покрыт испариной: земная атмосфера подействовала на меня несколько подавляюще…

Посадка произошла в 16 километрах от города Истон. Через несколько минут после того, как я почувствовал под ногами твердую землю, я решил повторить свой опыт.

Для второго своего опыта я сделал в аэростате еще одно приспособление. На клапане внутри оболочки крепился блок, через который был перекинут трос, пришитый одним концом к нижней части оболочки. Другой конец свободно свисал через аппендикс в корзину. Таким образом, я мог подтягивать нижнюю часть оболочки к верхней.

Однако это приспособление не понадобилось. После разрыва баллона оболочка поджалась к одной стороне. Сперва я опасался, что скорость падения будет чрезмерной, но вскоре успокоился: аэростат парашютировал, спускаясь по спирали. Я приземлился в 2 милях от Шуилкилл, и сотни людей, спешивших за аэростатом из города, видели мою посадку. Толчок при ударе о землю был не сильнее, чем прыжок с высоты примерно 3 метров».

На современных аэростатах, как я уже говорил, имеется «уздечковая» - снасть, оттягивающая низ оболочки к гондоле. Такое оттягивание, необходимое в нормальном полете, в случае разрыва оболочки препятствует образованию купола. Поэтому у нас существует правило немедленно перерезать уздечковую, если почему-либо аэростат потеряет газ и начнет падать. Одному из наших пилотов пришлось прибегнуть к этому, когда у аэростата в воздухе неожиданно вскрылось разрывное. Как только уздечковая была разрезана, воздух вдавил освобожденную нижнюю полусферу внутрь шара, образовался купол, благополучно опустивший четырех человек на землю.

Инженеры нашего отряда Владимир Манцевич и Александр Масенкис провели серию опытов, подтвердивших, что аэростаты могут парашютировать, когда уздечковая перерезана или развязана. В воздух взлетали два соединенных веревками аэростата. Один из них со свободной уздечковой поднимал вместо экипажа груз. На некоторой высоте этот аэростат отцепляли, одновременно вскрывая его разрывное устройство. Потеряв газ, он быстро падал, но вскоре начинал парашютировать.

Но такие опыты нельзя было бы столь же успешно произвести со стратостатом, объем которого в десятки раз больше, чем у обычных воздушных шаров. Стратостат должен превращаться в парашют очень плавно. Иначе оболочка порвется. Именно это и произошло со стратостатом «Осоавиахим», когда давление воздуха разорвало уздечковую и свободная от газа материя устремилась вверх.

Ясно, что стратостат нужно приспособить к постепенному, плавному превращению в парашют. Как это сделать, и придумал Тихон Макарович.

Для предварительной проверки был изготовлен аэростат с парашютирующей оболочкой. Его успешно испытали аэронавты Серафим Модестов и Виктор Лысов. После некоторых усовершенствований оболочки окончательные испытания поручили Фомину и инженеру Волкову. Дважды поднимались они для этого в воздух.

Михаил Волков, заканчивая дирижаблестроительный институт, увлекся стратостатом-парашютом и решил взять разработку его конструкции темой своего дипломного проекта. Он мечтал о том, чтобы принять участие в первом полете стратостата. Нужно сказать, что у Михаила имелись для этого все основания. Он не только способный инженер, но смелый, спокойный и исключительно хладнокровный человек.

…Высотомер показывал 3100 метров, когда Фомин потянул веревку управления клапаном. Аэростат пошел вниз, но Саша не позволял клапану закрываться. Кубометр за кубометром выходил водород из оболочки. Спуск вначале резко ускорился, но затем оболочка стала парашютировать, и в течение всего снижения до земли не было никакой необходимости сбрасывать балласт.

Испытания летающей модели стратостата-парашюта привлекли большое внимание советской общественности. О них писала иностранная пресса. Вскоре было закончено проектирование стратостата и началась его постройка. Требовалось преодолеть немало препятствий. Огромная оболочка объемом около 20000 кубических метров имела особый раскрой и некоторые специальные, нигде до этого не применявшиеся детали. Много нового было внесено и в конструкцию герметической гондолы, в ее разнообразное оборудование. Каждая часть стратостата, каждый установленный на нем прибор должны были пройти тщательные испытания.

В постройке принимал участие ряд заводов и исследовательских учреждений. И везде возникали трудности, появлялись новые вопросы. Фомин и Волков энергично добивались их своевременного разрешения. Горячую поддержку и помощь им оказывали ЦК ВЛКСМ и газета «Комсомольская правда».

Настал день, когда в баллонном цехе нашего воздухоплавательного отряда аккуратно уложили парашютирующую оболочку и поставили блестевший свежей голубой краской шар диаметром в 2 метра - герметическую гондолу с надписью «СССР ВР60 Комсомол».

Командиром стратостата назначили Фомина, его помощником Крикуна и научным сотрудником Волкова, а меня - запасным членом экипажа.

Приближался полет, в котором был сконцентрирован весь накопленный нами опыт, вся наша любовь к воздухоплаванию. В памяти один за другим возникают эпизоды тех дней.