Море играет со смертью - Астафьева Влада

Девочка, к удивлению Марата, успокаивалась. Она не радовалась, нет, но она уже не выглядела так, будто вот-вот расплачется. Когда Марат закончил, заговорила Полина, не позволившая паузе затянуться:

– Все эти медицинские термины, по большому счету, означают нехитрые, хоть и неприятные вещи. Твоя мама обязательно выживет, жизни уже ничто не угрожает. Но ее ожидает долгая и трудная реабилитация. Все то, что сейчас перечислил Марат, поправимо. Придется потерпеть, помочь ей, но это лечится. Когда твоей маме станет чуть лучше, ее перевезут в Россию, и вы с отцом вернетесь вместе с ней. Дальше лечение пойдет в наших больницах, и ты сможешь ее навещать. Приготовься к тому, что маме понадобится помощь, что из-за боли она иногда будет вести себя неприятно – это не навсегда…

Полина долго говорила с ней, а Марат уже не вмешивался, просто слушал. Неловкость сковывала его еще некоторое время: привычная вера в то, что детям такое не рассказывают, мешала успокоиться. Но он наблюдал за Марго и видел, что ей становится лучше. Это было важнее всего.

Когда за девочкой наконец пришел насмерть перепуганный, слабо представляющий, что нужно делать, отец, Полина поговорила и с ним. Когда все закончилось, Марат уже отчаянно опаздывал на съемки, телефон в кармане не смолкал, но Майоров просто отключил звук. Ему не хотелось сейчас убегать, он собирался проводить Полину до соседнего корпуса, в котором ей сегодня предстояло работать.

– Почему вообще так произошло? – спросил он. – Ты говоришь, что не работаешь с детьми, но только ты и помогла ей…

– Потому что я помогала ей как взрослой. С подростками это скользящая грань, ее легко упустить. Беда Марго еще и в том, что она выглядит младше своих шестнадцати…

– Сколько ей?!

– Вот именно, – слабо улыбнулась Полина. – Не ты один купился. Хотя отмечу, что мои коллеги на такую отговорку не имеют права. Так вот, объяснение «все будет хорошо» применимо только в утешении совсем маленьких деток, да и то если шанс на это «хорошо» есть хоть какой-то. В случае подростков абстрактные утешения лишь усиливают тревогу. Со взрослыми то же самое. «Все будет хорошо» – фраза нейтральная. Но когда тебе ее повторяют в критической ситуации, кажется, что правда настолько ужасна, что она тебя раздавит. Неизвестность пугает, подключается воображение – и вот результат. Мать Марго не просто попала в больницу, она не выходила на связь много дней. Как после этого поверить во «все будет хорошо»?

– Ее отец мог бы разузнать все, что узнал я, – заметил Марат.

– Он, скорее всего, знал, у родственников есть право запроса. Чего он не знал, так это способа сообщить своей дочери правду. И он, наблюдая за психологами, подключился к всеобщему флешмобу «Все будет хорошо». Марго держалась, сколько могла, но ее срыв все равно был закономерным.

– Правда получилась не очень утешительная…

– Но это уже не нейтральные фразы, а факты. С фактами можно работать, – пояснила Полина. – Бороться со страхом через действие. С людьми нужно говорить, вот как я считаю, а не оглядываться на возраст и какие-то там правила.

– Зря ты с детьми не работаешь. В роли заботливой матушки ты смотрелась вполне гармонично!

Это была шутка. Задумывалось как шутка – и прозвучало как шутка, уж что-что, а интонации Марат подбирать умел. Вот только Полина смеяться не спешила. Она напряглась, помрачнела и торопливо бросила ему:

– Мне нужно идти, я и так задержалась. Увидимся… когда-нибудь потом.

Сказала это – и ушла, скрылась в отеле, оставив Марата в полнейшем замешательстве.

Территорию опасных работ превратили в какой-то проходной двор, и это безумно раздражало.

Борис понимал, что все на самом деле не так плохо, что настроение у него изначально было паршивое, как и всегда в эти дни, и уже на настроение наложилось остальное. Но легче от этого не становилось. Мало ему было работы, так еще и дополнительные сложности появились…

Сначала заявился Майоров и стал требовать закрытую информацию. Его послали подальше, а он не уходил. Звезда же! Звезды, видите ли, не ходят, куда их посылают. Борис подумывал вышвырнуть его вон, но решил не обострять. Майоров ссылался на просьбу Полины, и его слова вполне могли оказаться правдой. Борис заметил, что в последнее время эти двое начали больше времени проводить вместе. Это его не касалось – и все равно бесило.

Потом ближе к полудню явился Орхан Саглам. Хотя ему лучше было бы сидеть в номере в обнимку с кондиционером – выглядел он откровенно плохо. Директор отеля сильно потел, бессмысленно пытался стереть пот уже мокрым насквозь платком и постоянно прикрывал лицо рукой как козырьком. Он тяжело дышал, глаза покраснели – похоже, от недосыпа, да и нервный тик никуда не исчез.

Турок с трудом забрался вверх по обломкам, по той дорожке, которую обустроили спасатели. Оказавшись на краю ямы, в которой шли работы, он чуть не рухнул вниз, и Борису пришлось его поддержать.

– Вы зачем здесь? – хмуро поинтересовалась спасатель.

– Я хотел бы посмотреть…

– Это не лучшее шоу. Шли бы вы к себе.

– Я бы хотел посмотреть, – упрямо повторил Орхан, снова проводя по лбу дрожащей рукой. – Пожалуйста.

Он не обязан был просить. Он мог бы приказать, устроить скандал, привлечь охрану… Но он этого не делал, и Борис решил, что на тропу войны лучше не торопиться.

– Что именно вы хотите увидеть?

– Их… Я хочу увидеть погибших туристов. Вы сегодня достанете какое-нибудь тело, да?

– Мы работаем над этим.

– Можно я посмотрю?

– Что уж там… смотрите, только не мешайте.

Борис отвел директора в сторону, туда, где Орхан не путался под ногами и не рисковал в любой момент свалиться им на голову. Несложно было догадаться, что появление турка нравится не всем спасателям… да никому не нравится! Просто некоторым было все равно, для них директор не имел значения. А некоторых он раздражал, и молчали они лишь потому, что слишком уважали Бориса.

Чуть позже об Орхане позабыли все. Им наконец удалось сдвинуть перекрытие, разломившееся прямо в воздухе на три крупные плиты. Под ним обнаружились тела двух женщин – опознаваемые в основном благодаря одежде. Слишком уж сильно их придавило, сжало вместе, исказило так, что уже и лиц не найти.

– Давайте носилки побольше! – решил Борис. – Будем вместе доставать, пускай медики разъединяют!

Он такое уже видел – и видел многое похуже. Он научил себя отстраняться от этого, думать о телах как об особо ценном и хрупком грузе. Но не как о живых, нет… А Орхан так не умел. Он ни на секунду не забывал о том, что вот это – его гостьи, женщины, которые приехали в его отель за отдыхом и удовольствием, но уж точно не за тем покоем, который получили.

Это зрелище не прошло директору даром. Когда Борис снова вспомнил о нем и пошел проверить, как он, Орхана колотило настолько сильно, что сам он спуститься вниз уже не мог, пришлось снова ему помогать. Директор прошептал что-то на турецком, потом вспомнил, где находится, и сказал:

– Благодарю. Вы герои. Мне нужно идти…

– Не приходите сюда больше, – попросил Борис и добавил: – Это не ваша вина. Подозреваю, что вас все равно будут винить, так всегда бывает. Но стихия – такая штука… Нельзя подготовиться ко всему.

– Да, да… Вы правы. Спасибо.

Борис подумывал довести немолодого мужчину до лазарета, однако от этого Орхан решительно отказался. Директор так и ушел, шатаясь, как пьяный. Борис проследил за ним взглядом, убедился, что его перехватили охранники, а потом вернулся к работе.

Больше они тел не нашли, отвлекаться было не на что, разбор завалов проходил спокойней. Это, как ни странно, не слишком радовало. На такой жаре с поиском погибших лучше было не затягивать. Да и потом, монотонная работа освобождала путь для ненужных мыслей, которые сами собой неслись к Полине и Майорову.

Что вообще держит этих двоих вместе? Фанаткой Полина никогда не была, не только его, вообще ничьей – у нее и времени-то не хватало на телевизор! Или она поддалась обаянию этого клоуна уже здесь? Человек с обложки журнала, вечно ухоженный, в отличие от покрытых пылью, уставших спасателей… Тоже не ее стиль. Но люди ведь меняются – и она могла измениться.