Оружие без предохранителя - Михаил Нестеров

К чему он это вспомнил? Какое решение?

Его подставляют. Как «диверсанта из «Инкубатора». Кто? Конкуренты создателей проекта. С какой целью? Очень, очень преждевременный вопрос...

Обстановка, вещи Михея и все то, что оставил убийца, указывали на скоротечность этого акта, и декорация скоро рухнет. Здесь был умысел, и не рассмотреть его мог только непроходимый тупица. Михею давали фору – так он это расценил поначалу, – а вообще это называлось шансом, и он не мог не уцепиться за него. Он реально представил, как трезво звучат его показания официальным лицам, но еще трезвее, еще реальнее показалась ему картина, в которой официальным лицам его показания не нужны. Им нужен он, физическое лицо. Его подставили с определенной целью. Кто и зачем, и предстояло узнать.

Он снова, по привычке, которую ему привили в «Инкубаторе», прогнал в голове дальнейшие действия. Вот он выходит из подъезда, успевает сделать полтора десятка шагов и слышит за спиной скрежет тормозов по меньшей мере трех машин и топот ног десятка человек. Не оборачивайся, приказывает он себе. Выкрики за спиной помогают ему: «Стоять! Не двигаться!» Он не успел. Он не мог успеть. Он столкнулся с непогрешимой режиссурой.

Михей долго смотрел на сотовый телефон, проникая до самой сим-карты, до номера, который наверняка находился под контролем спецслужб. Если он позвонит по нему или ответит на любой звонок, его местоположение вычислят с точностью до метра. Но он не спешил избавляться от сим-карты, равно как и от трубки. Она была ключом к переговорам с теми, кто начал на него охоту. Они знают о нем больше, чем он сам о себе. Он не рассчитывал на звонок тех, кто подставил его (хотя не исключал этой возможности) по той причине, что на девяносто девять процентов был уверен: так конкретно и оперативно могли подставить только сами спецслужбы. Сами они совершили преступление или, учитывая его богатый опыт и поняв, что настоящего убийцу, отметившегося «резонансным» преступлением, ловить муторно и зачастую бесполезно, взяли на вооружение излюбленную тактику. Через неделю после убийства – рано, через год – поздно. А вот «по горячим следам», спустя часы, как раз! На то они и горячие следы. Это оперативность, профессионализм и прочее в том же духе.

В его рассуждениях таилось противоречие, которое он отказывался даже комментировать. Он ждал звонка от «охотников», но они же, был уверен Михей, и стояли за этой провокацией, а на разговор с последними он не рассчитывал. Такое случается, когда начинаешь вламываться в суть простых вещей и не можешь понять главного. Это как дважды два – четыре. А в его случае – еще и два плюс два. Те же цифры, но с другим знаком, а результат тот же. Они заранее знали результат, просчитали его, а на знаки плевали. Простое должно оставаться простым.

Михей подходил им на роль убийцы как никто другой. За его плечами два года обучения по программе спецназа и две успешные спецоперации за рубежом; два раза он возвращался домой. Как говорят летчики, число взлетов равнялось числу посадок.

Его противник не был на стороне ГРУ. С большой вероятностью не был и врагом военной разведки. Может быть, конкурент? Удобный конкурент или удобный противник – не все ли равно? Его имя никогда не всплывет с приставкой «секретный агент ГРУ». В «Аквариуме» научились защищаться от подобного рода проблем. Первое, что ты слышишь перед тем, как ознакомиться с заданием: «Провалишь дело – мы о тебе забудем». Он знал случаи (точнее, ему говорили об этом), когда с агентом встречался его куратор и в лучшем случае качал головой: «Мы предупреждали тебя». Это была жестокая, но честная игра. По сути дела у секретного агента три противника. Третий – он сам.

Михей ломал спички и бросал их под ноги, совсем как шпион в фильме «Акваланги на дне». Он находился в возбужденном состоянии. Не мог не нервничать. Он не был роботом и даже биороботом. Он нервничал манерно, подчеркивая раздражение, заводя себя еще больше. Но лишь для того, чтобы обезболить этот момент и остыть. А в ходе этого процесса поискать выход или хотя бы намек на выход из тупика.

Михей выщелкнул большим пальцем крышку телефона и ткнул в клавишу быстрого набора. Мгновение, а он за этот ничтожный отрезок времени представил невероятное: его исходящий перебивает входящий звонок, дорогой ему голос подрагивает (он замечает это, хотя Дикарка успевает назвать только его имя): «Михей...»

«Да, я знаю. Тебе подложили оружие, шмотки твои разбросали по комнате».

«Откуда ты знаешь?»

«Уходи! Срочно уходи из дома!»

Эти слова он говорит спокойно, потом повторяет их с нажимом, укрощая кончиком пальца нервный тик.

«Уходи! Встречаемся на запасном аэродроме».

Только он и она знали, где находится это место.

Ему незачем было представлять квартиру Дикарки – достаточно оглянуться у себя дома. У нее точно такая же малометражка, но двумя кварталами дальше.

– Михей, это ты? Что случилось?

У него на душе отлегло, когда он услышал голос Тамиры. Она спрашивала, что случилось с ним, значит, с ней все в порядке. Михей не успел удивиться этой странноватой логике. Но обязан был спросить:

– С тобой-то все в норме?

Собственно, он отвечал на ее обеспокоенность. «С тобой-то...» Значит, у него проблема.

Пауза. Вопрос Тамиры:

– Я могу помочь?

– Да. Наверное. Но ничего не предпринимай. Просто посмотри, кто будет меня брать. Через десять минут я выйду из дома.

– Да ты действительно в дерьме, брат...

Сволочь, выругался Михей. Два года тому назад, когда они расстались окончательно и бесповоротно, она впервые назвала его братом, как бы подводя черту под отношениями между ними, поставив их на новый уровень.

– Как тебя угораздило, Михей?

Он не мог видеть, что делает сейчас Тамира. Но по ее слегка сдавленному голосу понял вдруг, что она, прижимая трубку плечом, надевает обувь, может быть, или джинсы. Она торопится.

Тамира, действительно придерживая трубку плечом, подошла к платяному шкафу, который занимал значительную часть комнаты, достала с полки коробку из-под туфель. Отбросив крышку, задержала взгляд на пистолете. Это была так называемая «полицейская версия пистолета Ярыгина «викинг» с обязательными свойствами немедленного открытия огня, то есть без выключения предохранителя вручную, и с полезной функцией «безопасного спуска курка с боевого на предохранительный взвод» (реализовалась она при отжиме работающего рычага в верхнее положение, после чего рычаг автоматически ставился в положение «огонь»). У него была пластиковая рамка, и он был легче предыдущей версии.

Михей скоро пожалел о своем звонке Дикарке. Скоро, когда закрыл крышку телефона, обрывая разговор. Тамира ничем не поможет. Ну выполнит его просьбу и отметит, кто взял его, одного или двух – детально срисует. Запомнит. Что из этого?.. Просто в нем сработал механизм братства, что ли. Он давал Тамире возможность попрощаться с ним, и она поступила бы так же, был уверен он. И все же, кроме этого, в нем еще теплилась какая-то надежда.

Он поздно пожалел о том, что детально не отработал отход из дома – чердаком или подвалом, а может быть, даже через соседскую квартиру, только в общих чертах. Он бы призадумался об этом, если бы чувствовал связь со своими хозяевами или работодателями, что не суть важно. Но у него были свои ассоциации по этому вопросу. Он словно отсидел срок и, выйдя на свободу, завязал с прошлым. У него другая жизнь, новые мироощущения и радости. Он только-только познавал этот мир, который открылся ему сразу за воротами «Инкубатора».

Скоблика уже нет. Его убили свои, «инкубаторские». Он остался в памяти не живым, а мертвым, распластанным на асфальте. Прощание с ним было коротким. Михей приподнял и пожал мертвую руку товарища, благодаря его за все. За дружбу, поддержку, за то, что тот всегда был рядом. Пожал ему руку так, будто надеялся на скорую встречу. Пройдет какое-то время, а точнее, пройдет много времени, но Михей произнесет слова, которые душили его: «Это тебе за Скоблика, сука!» И снова один «инкубаторский» убьет другого. Не с расстояния и из пистолета, а в контакте, жесткими ударами в шею, в запрокинувшийся подбородок. А мысленно – разорвет его зубами.

Наймушин начал забывать о Матвееве. Он поверил в то, что их пути разошлись раз и навсегда, больше они не встретятся. Но сам он не мог забыть доброго отношения полковника ФСБ к курсантам «Инкубатора».

«Этап в первые два месяца, который мы называли первым коррективным, изменил курсантов до неузнаваемости. Это были уже не те мальчишки, которые смотрят в рот и выполняют любые приказы. Уже на этом коротком этапе мы научили их четко отделять возможное от невозможного».

Аналитический центр Юрия Норманна «Нормандия-Центр» в первое время был на устах еще и по факту «двойной тавтологии». Во всяком случае, и читалось, и произносилось это не без затруднения. Затруднения испарились вместе с просочившимися в прессу материалами о том, кто стоит за созданием и функционированием «Нормандии», какие цели преследует этот центр. Сотрудники центра – выходцы из Федеральной службы безопасности. Не меньше трети сотрудников – действующие контрразведчики. Что говорило о двойном его назначении и статусе (напрашивался термин – «информационный департамент»). По большому счету, так оно и было. «Нормандия» была образована в противовес таким центрам, как громко заявивший о себе ЛАВАНДА-Центр. Последний создавался на средства правозащитных организаций, функционирующих в России и спонсируемых напрямую из штаб-квартиры НАТО, и проводил репрезентативные для взрослого населения России опросы. Заказы исследований приходили от главного спонсора и были на одно лицо. В общество вбрасывались имена и должности генералов с Лубянки, огромные суммы, шла дискредитация контрразведки в глазах все того же общества, и, надо сказать, некоторые уколы не раз больно ранили руководство контрразведки. Бороться со злом можно только при помощи доброты, поэтому и организовали «Нормандию-Центр» с целью проводить собственные репрезентативные опросы.