Оружие без предохранителя - Михаил Нестеров

Поливанову завтра заступать на смену. Он точно знал, что явится на работу, не выспавшись как следует, с темными кругами под глазами, работу начнет с азов, чтобы снова не допустить ошибку. Ведь в той ситуации с байкером сыграл, по большому счету, человеческий фактор – уверенность, с которой диверсант прошел паспортный и пограничный посты, и говорила о его профпригодности. Плюс очень надежный контейнер для перевозки, способный обмануть рентгеновскую установку («Интересно, – подумал Поливанов, – эта «технология обмана» made in Italy? Или Russia?»). Менее надежный контейнер заставил бы нарушителя границы понервничать.

Игорь начал путаться и закрыл эту тему. Неожиданно быстро, хотя и поздно (шел первый час ночи) уснул и проспал до утра сном человека с чистой совестью.

Скобликов на горном велосипеде выпадал из общей гармонии улицы, но на него обратил внимание только постовой в то время, когда Виктор вынужденно заехал на тротуар и продолжил движение по пешеходной дорожке. Свисток гаишника, и Скобликов съехал с высокого бордюра обратно на проезжую часть.

Он ехал в Бабушкинский район. Его манила «холодная» улица, девятиэтажный дом, малометражка Михея, в которой недоставало нескольких вещей...

Дверь подъезда оказалась открытой. Кто-то из жильцов переезжал. Грузовая машина была забита мебелью и через несколько минут отъедет. Скобликов спешился. Взвалив на плечо велосипед, на одном дыхании преодолел лестничные марши и остановился перед знакомой уже квартирой. Снова воспользовавшись отмычкой, вошел внутрь, по привычке закрывая дверь левой, «неудобной» рукой, как будто шарил в ее поисках, находясь здесь впервые. Он прислушался, потянул носом воздух, сканируя атмосферу помещения, а взгляд уперся в одну точку. Значило ли это, что зрение отключилось, освобождая память для других внешних чувств?..

Виктор опустил тяжелый ранец, который порядком оттянул ему плечо, на пол. Не разуваясь, прошел в единственную комнату, метраж которой составлял ровно одиннадцать метров. Остановившись в середине, осмотрелся. Его взгляд застопорился на подоконнике, который показался ему прилавком к миру, раскинувшемуся за окном. Руки словно принадлежали не ему, когда он сдвигал цветы в сторону, освобождая центр этого бесценного прилавка. Побарабанив по нему пальцами, он глянул через запыленное стекло на улицу и вернулся к нему через несколько мгновений уже с ранцем.

Располосовав его одним движением и поморщившись от неприятного шелеста «молнии», открыл клапан и вынул из сумки тугой сверток. Положив его на пластиковую поверхность подоконника, бережно, как подкидыша, развернул. И будто впервые увидел то, к чему его глаза давно привыкли, а пальцы досконально изучили. Он снова изучал «бизон» глазами, заодно любуясь его современными формами. Наконец наполовину прикрыл его. С чем был связан его вздох – Скобликов не мог понять.

Он присел на корточки перед ранцем, последовательно вытащил несколько предметов. Один пустой шнек бросил на диван, еще один пустой, а также полный положил в ящики комода и не стал задвигать их, создавая атмосферу, которая указывала бы на торопливость. Наконец – очередной гвоздь программы.

В ванной комнате из корзины с грязным бельем Виктор выбрал майку, хранившую запах пота Михея и все еще влажную, а также несвежую рубашку, носки. Эту одежду он разложил на софе. Разложил. Так не пойдет. Он сделал вид, что снимает рубашку и бросает ее на стул, на спинку стула. Майка летит в угол софы, за ней – носки. Вот так, как сейчас, все выглядело естественно, как будто он действительно вернулся уставший после тяжелой работы, посидел, приводя в порядок мысли и чувства, на софе, потом разделся. Разложи он одежду по-другому, это тоже выглядело бы естественно – для любого другого, но не для него. Для Виктора этот момент был важен. Он мог по-киношному, полушутя признаться себе: «Вот в этом весь я» и не погрешил бы против истины «приходящего чистюли».

В сумке остались деньги, которые Виктору вручил Сонни Новелла. Неполная пачка стодолларовых купюр. Он положил ее рядом с «бизоном» и, дурашливо изобразив фотографа, клацнул воображаемым затвором. Снимок получился на загляденье. И этот, и последующий. Все они составляли короткий ролик под названием (пусть даже идиотским): «Возвращение убийцы домой». Пусть он даже вернулся как с пляжа, побросав мокрую одежду, ласты и что-то там еще. Беспечный он или нет, об этом будут судить другие, те, кто очень скоро перешагнет порог этой комнаты...

Конечно, Михаил Наймушин видел не один репортаж этого нашумевшего дела, не раз одобрил план преступника. Отметил еще одну деталь: он на месте безымянного киллера поступил бы точно так же, как говорится, один в один. Даже поймал себя на ревнивой мысли: кто-то скопировал его повадки, образ мышления. Под повадками он подразумевал и собственное влечение к огнестрельному оружию, склонность к точности – не как степени истинного соответствия чему-нибудь, но тщательности, исполнительности. Он был тем человеком, который привык во всем соблюдать порядок. Может быть, отсюда у него вошло в привычку порой не замечать пыли тут или там, сраной бумажки, но лишь затем, чтобы опять вернуться в привычное состояние и ликвидировать следы неряшливости. Однако ему в голову не приходило анализировать нечастые, но для него необходимые перемены. Для него они были естественными, как порывы ветра.

Он пытался решить еще одну задачу: зачем структуры, расследующие это дело, через прессу выдали столько подробностей преступления? Ведь они, на его взгляд, помогли преступнику. И последний в этих подробностях, смакуемых журналистами в прямом эфире и в записи, видел оставленные им немногочисленные следы, а по сути – ловушки. Для него «справка» о своих недочетах была бесценна, и он обозначил их на своем пути своеобразными вешками. И в дальнейшем ему, чтобы не сделать опрометчивый шаг, нужно просто подольше посидеть перед телевизором. А скорее всего дело заключалось в том нашумевшем ролике, встряхнувшем интернет-пользователей. Публикация подтолкнула следствие к другим публичным откровениям.

Михей открыл дверь квартиры и, едва перешагнув через порог, почувствовал укол в сердце. Что-то было не так, как всегда. Он не видел, что именно, но об этом его предупредило шестое чувство.

Он упорно не замечал очевидного. А может быть, бежал от явного и бесспорного факта, как от чумы. Через приоткрытую дверь ванной комнаты просматривались части колеса и массивной рамы велосипеда. Это было хуже, в сто раз хуже автомобиля под окном, автомобиля ночного, дневного гостя. Гость знал о его прошлой и тайной жизни не меньше, чем сам Михей. Но сам же помнил только эпизоды. И в этом они с ним были равны.

Когда он шагнул в комнату, первая же мысль застучала в его голове автоматной очередью: «Я не успею все убрать. Я не успею все убрать. Не успею...» Откуда это знание о страшном дефиците времени? Шестое чувство работало, как швейцарские часы. Сработало и на этот раз, показав себя с непогрешимой стороны.

На широком подоконнике (этой гордости, этом результате «глобального» ремонта его малометражки), который еще сегодня был уставлен цветами, лежал пистолет-пулемет «бизон». Чуть прикрытый полотенцем, он был полуобнажен, как гей, увековеченный в ниспадающем на бедра халате. Рядом – пачка долларов. «Бизон» принесли сюда в ранце. Он лежал на полу, зацепившись одной лямкой за выступающий край радиаторной батареи. Михей реально представил себя на месте своего незваного гостя...

Он был готов увидеть не только «бизон», но также другую амуницию, включая налокотники и наколенники, все то, что маскировало их в Равенне под маунтинбайкеров. В его комнате запахло легендой, в свое время родившейся в голове полковника Матвеева. Где вы, Александр Михайлович? Он бы не удивился голосу полковника, его ответу. Он даже готов был увидеть и услышать его. Как был готов принять его выходку в качестве прелюдии к новому заданию. Пусть бы он таким образом напомнил ему о бессрочной принадлежности к кровавой составляющей разведсообщества.

Но здесь не чувствовалось руки Матвеева. Здесь пахло расчетливостью.

Самое простое объяснение и есть самое верное.

К чему он это вспомнил? Какое решение?

Его подставляют. Как «диверсанта из «Инкубатора». Кто? Конкуренты создателей проекта. С какой целью? Очень, очень преждевременный вопрос...

Обстановка, вещи Михея и все то, что оставил убийца, указывали на скоротечность этого акта, и декорация скоро рухнет. Здесь был умысел, и не рассмотреть его мог только непроходимый тупица. Михею давали фору – так он это расценил поначалу, – а вообще это называлось шансом, и он не мог не уцепиться за него. Он реально представил, как трезво звучат его показания официальным лицам, но еще трезвее, еще реальнее показалась ему картина, в которой официальным лицам его показания не нужны. Им нужен он, физическое лицо. Его подставили с определенной целью. Кто и зачем, и предстояло узнать.