Теща Франкенштейна - Наталья Александрова

– Я не обязана отвечать на ваши вопросы, – решительно сказала Марина и встала с дивана.

– Верно, – я по-прежнему была сама любезность, – однако следователю Кудеяровой будет очень интересно узнать, что ваше алиби дутое.

– Что? – Марина пошатнулась и оперлась о спинку дивана. – Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду ваши слова, что в то время, когда убили вашего бывшего мужа Петра Ивановича Кондратенко, вы якобы весь день были на работе.

– Ну да… так и есть.

– Однако, – продолжала я протокольным голосом, – мне удалось выяснить, что в тот день к вам в «Солнечный закат» приезжал известный целитель и экстрасенс Запятовский. И проводил занятие с вашим контингентом. Стариков заперли в зале, а вы отпросились по личному делу на два часа, ведь так? А Запятовский в конце занятия ввел зрителей в глубокий транс, так они еще часа полтора сидели тихо, только головой качали в разные стороны. Смирно, в общем, сидели и после этого ровным счетом ничего не помнят.

Не подумайте, что я, подобно экстрасенсу Запятовскому, могу читать чужие мысли и узнавать информацию из воздуха.

Кое-что мне наболтала Ирина Кондратенко, с которой мы расстались почти друзьями.

– Маринка – ужасная зануда, – говорила она, – вся какая-то замороженная и засушенная, как гербарий. Единственное сильное чувство, которое она себе позволяет, – это любовь к дочери. Просто сама не своя делается, если ей кажется, что ребеночка обижают. Все самое лучшее ей покупает, и все ей кажется, что девочку где-то ущемляют. Знаешь, конечно, все мы своих детей любим, но у Маринки это уж через край переходит. Фанатичка!

– А дочка как к маме относится?

– Знаешь, дети – они ведь очень хитрые, даже маленькие все чувствуют, а этой Алине тринадцать лет уже. Короче, вертит она своей мамашей как хочет. Учится плохо, и все время у нее в школе какие-то проблемы.

После таких слов я не поленилась и заехала в школу, где училась дочь Марины. Школа находилась у нас на Васильевском острове, Ирина тоже водила туда своего Сережку. По иронии судьбы две бывшие жены Петра Кондратенко жили в нашем районе, поскольку после каждого развода Петр разменивал квартиру здесь же. Может, кому-то и кажется это странным, но Васильевский остров – такое место, после которого не захочешь больше жить нигде.

Поехала я в школу просто так, без всяких мыслей, наудачу. И мне повезло.

В школе было тихо – начало лета, занятия закончились. Изредка пробегали стайки озабоченных старшеклассников – у них-то экзаменационный кошмар в полном разгаре. Я сказала охраннику, что хочу записать ребенка в первый класс, он велел подниматься на второй этаж, в кабинет завуча. Я пошла не торопясь – к завучу-то мне было не нужно.

На втором этаже оказалось грязновато – шел ремонт. Уборщица нехотя заметала мелкие куски штукатурки и остальной мусор.

– Ходят и ходят, – традиционно начала она, – вот чего ты идешь, если завуча в школе нету?

– Ребенка записать… – нарочито смиренно сказала я.

– Некогда завучу сейчас этим заниматься, мотается по магазинам, стройматериалы для ремонта покупает.

– Что это сейчас затеяли, когда экзамены идут, – удивилась я, – ведь все каникулы впереди…

– Ага! – Бабка даже бросила швабру. – Как же это до каникул ждать, когда пожар был! Невозможно в такой школе находиться, ведь выпускной на носу!

И верно, в коридоре пахло горелым.

– Вроде бы школа хорошая, как же не углядели? Ведь дети могли погибнуть!

– Дети! – Уборщица зло сверкнула глазами. – Эти дети в огне не сгорят и в воде не утонут! Не дети, а исчадия ада, вот что я тебе скажу!

– Так что, не отдавать к вам своего ребенка? – Я сделала вид, что испугалась.

– Да нет, маленьким-то у нас хорошо! – опомнилась уборщица. – У них все отдельно, туда никого не пускают. Старшие тоже вроде ничего – уже за ум берутся, к экзаменам готовятся, а вот с пятого по восьмой класс – это же полный кошмар! Я в школе много лет работаю, дети они и есть дети, шалости всегда случались, но такого… Как с цепи сорвались! Вот, кабинет завуча третьего дня подожгли!

Я быстро прикинула в уме: как раз в тот день, когда случилось убийство Кондратенко.

– Вот заведется в школе одна такая паршивая овца – и все дети за ней тянутся! – гнула свое разговорчивая уборщица. – Эта Алинка просто ведьма, а не девчонка!

На ловца и зверь бежит! Я продолжала расспросы осторожно, чтобы не спугнуть словоохотливую бабку. И выяснила, что от Алины Кондратенко плачут все учителя. Девчонка злая, всех ненавидит, учится плохо, отвечает всегда грубо. Даже ей, уборщице, нахамила как-то, когда та сделала ей замечание насчет сменной обуви. И нарочно потом стала пачкать ботинки и пуд грязи на них в школу приносить. Директор у них большой человек, депутат, то в Москве, то на конференциях каких-нибудь пребывает, завуч Инна Романовна за всех отдувается.

Ну, как раз накануне отчитала она Алину при всех: ты, говорит, пустое место, ни к чему не способна, хочешь, чтобы на тебя внимание обратили, вот и выпендриваешься. И еще добавила, что, мол, ни рожи ни кожи, а туда же… Та, видно, зло затаила, утащила в кабинете химии какой-то порошок, посыпала им поздно вечером журнал классный, еще какие-то документы. Завуч наутро пришла к себе, открыла шкаф, а у того порошка реакция со светом. Как все вспыхнет! Завуч едва отскочить успела, а кабинет весь в огне – бумаг-то много. Главное – химичка-то сама детям на уроке про это рассказала – тоже, ума палата!

– А дальше что было? – спросила я.

Уборщице понравился мой интерес, и она продолжала:

– Что дальше? Пожарные, конечно, приехали, все быстро потушили, только кабинет выгорел. Ну, нашли Алинку, она отнекивается, так кто-то из ребят не выдержал и признался, что слышал, как она грозилась завуча поджечь. Да, кроме нее, больше и некому. Мамаша ее примчалась, ругались они с завучем в кабинете директора, такой крик стоял. Инна Романовна милицией грозит: по вашей, говорит, дочурке давно колония плачет! А мамаша ей и отвечает, что она дочку ее при свидетелях оскорбила, с грязью ее смешала, и она, мамаша, спокойно в суд подаст, и в РОНО напишет, и в Министерство образования, так что завуча лишат права работы в школе и еще разные санкции применят. В общем, решили они спустить дело на тормозах, только завуч мамашу обязала ремонт кабинета оплатить. И как можно скорее, чтобы к приезду директора все было как новенькое. Вот, работы мне теперь прибавилось.

Я сказала уборщице, что зайду завтра, и припустила к выходу.

А сегодня, увидев в холле этой частной богадельни старую афишу с именем экстрасенса Запятовского, я без труда сопоставила даты и сообразила, что Марина Кондратенко тоже представила следователю фальшивое алиби.

Я, конечно, рисковала, однако Марина, услышав про лекцию, побледнела и без сил опустилась на диван.

– Откуда… откуда вы знаете? – пролепетала она.

– Тайное всегда становится явным, – наставительно проговорила я, – я знаю даже, куда вы помчались сломя голову, бросив доверенный вам контингент. Кстати, директору вашей фирмы это может очень не понравиться – у него серьезное заведение, старики тут все особенные, деньги за их содержание родственники платят большие и хотят получить за эти деньги квалифицированный уход.

На Марину Андреевну жалко было смотреть. Руки ее тряслись, губы прыгали, лицо заливала смертельная бледность. Вроде бы ничего она мне плохого не сделала, но я вспомнила, как они хором с Ириной топили Любу, и взяла себя в руки. Марина не боец: если она меня так испугалась, то что с ней станется, когда ее вызовет следователь Кудеярова?

– У вас есть дети? – тихо спросила Марина.

– Нету, – честно ответила я.

– Тогда вы меня не поймете, – вздохнула она.

Я пожала плечами – не у нее одной дети, все как-то справляются.

– Ну ладно, – решительно сказала я, – отчего же вы утаили от следователя правду? Может быть, вы, кроме беседы со школьным завучем, успели еще заехать в автомастерскую вашего бывшего мужа и приложить его пепельницей?

– Да зачем мне это нужно? – слабо возразила она.

– Как – «зачем»? Полу́чите наследство, вам ведь вечно деньги нужны, чтобы оплачивать проделки вашей ненаглядной доченьки…

– Я там не была! – взвизгнула она. – Я в школе задержалась!

– И завуч Инна Романовна может это подтвердить? – невинно спросила я.

Лицо Марины перекосилось, и я поняла, что завуч на нее зла и воспользуется случаем, чтобы нагадить ей по полной программе.

– Дорого детки достаются, – притворно вздохнула я.

– Вы не понимаете! – страстно заговорила Марина. – Это все оттого, что она некрасива! Девочка чувствует свою ущербность и старается привлечь к себе внимание любыми способами! И характер к тому же отцовский – грубый, резкий, и способностей к учебе никаких. Все плохое взяла и от него, и от меня… Петр был ужасным человеком, он ненавидел собственную дочь, все время попрекал меня деньгами, я едва выдержала шесть лет и ушла от него со скандалом!