Галки - Кен Фоллетт

— Когда я первый раз о ней подумал, то сразу же ее исключил. Она совершенно не подходит. Но я не понимал, в каком отчаянном положении мы находимся.

— Почему она не подходит?

— Ей около сорока. УСО редко использует таких старых людей, особенно при высадке с парашютом. — Он зажег спичку.

В этом случае возраст не помеха, подумала Флик.

— А она согласится? — оживленно спросила она.

— Думаю, шансы неплохие, особенно если я ее попрошу.

— Вы друзья?

Он кивнул.

— А как же она стала специалистом по взрывчатым веществам?

Перси как будто смутился.

— Она медвежатница, — все еще держа в руке зажженную спичку, сказал он. — Я познакомился с ней много лет назад, когда вел политическую работу на Ист-Энде. — Спичка догорела, и он зажег новую.

— Перси, я не имела представления о том, каким бурным было ваше прошлое. А где она сейчас?

Перси посмотрел на часы.

— Сейчас шесть часов. В это время она должна быть в частном баре в «Грязной утке».

— В пивной?

— Да.

— Тогда зажигайте эту чертову трубку и поедем туда сейчас. Откуда вы знаете, что она медвежатница? — спросила Флик, когда они ехали в машине.

Перси пожал плечами:

— Это все знают.

— Все? Даже полиция?

— Да. В Ист-Энде полицейские и преступники растут вместе, ходят в одни и те же школы, живут на одних и тех же улицах. Все они знают друг друга.

— Но если они знают преступников, то почему же не отправляют их в тюрьму? Видимо, они не могут ничего доказать.

— Дела обстоят вот как, — сказал Перси. — Когда им нужно признание, они арестуют кого-то, кто занимается такими делами. Если это взлом, то арестуют взломщика. Не важно, совершил ли он это конкретное преступление, так как они всегда могут состряпать дело: надавить на свидетелей, подделать показания, подбросить улики. Конечно, иногда они допускают ошибки и сажают ни в чем не повинных людей, а также часто используют систему для того, чтобы сводить счеты, но ведь в жизни нет ничего совершенного, не так ли?

— То есть вы хотите сказать, что вся тягомотина с судами и присяжными — это просто фарс?

— Чрезвычайно успешный, долгоиграющий фарс, предоставляющий высокооплачиваемую работу совершенно бесполезным людям, играющим роль детективов, адвокатов и судей.

— А ваша подруга-медвежатница сидела в тюрьме?

— Нет. Можно избежать уголовного преследования, выплачивая внушительные взятки, а также обязательно поддерживая дружеские отношения с детективами. Скажем, вы живете на одной улице со старой милой мамой инспектора уголовной полиции Кэллахана. Раз в неделю вы к ней заходите, спрашиваете, не нужно ли ей что-то купить, рассматриваете фотографии внуков… После этого инспектору Кэллахану будет трудно отправить вас в тюрьму.

Флик вспомнила историю, которую несколько часов назад рассказала Руби. Для некоторых людей жизнь в Лондоне ненамного хуже, чем при гестапо. Неужели реальность может так сильно отличаться от того, что она себе представляла?

— Не пойму, серьезно ли вы говорите, — сказала она Перси. — Не знаю, чему и верить.

— О, я говорю вполне серьезно, — с улыбкой сказал он. — Но я не ожидаю, что вы мне поверите.

Они были в районе Степни, недалеко от доков. Ущерб от бомбардировок здесь был самым сильным из всего, что до сих пор видела Флик. Разрушены были целые улицы. Свернув в узкий тупик, Перси припарковался возле паба.

«Грязная утка» была шутливым прозвищем — на самом деле паб назывался «Белый лебедь». Частный бар на самом деле был не частным, а назывался так для того, чтобы его можно было отличить от общего бара, где пол был посыпан опилками, а пиво стоило на пенс дешевле. Флик поймала себя на том, что думает, как объяснить Полу все эти неувязки. Это его позабавит.

Джеральдина Найт сидела на табурете в конце бара и выглядела так, словно была хозяйкой этого заведения. У нее были ярко-рыжие волосы и толстый слой искусно нанесенной косметики. Полная фигура казалась чересчур подтянутой, что мог сделать только корсет. На лежащей в пепельнице горящей сигарете красовался отпечаток яркой помады. Трудно представить себе человека, менее похожего на секретного агента, уныло подумала Флик.

— Честное слово, это же Перси Твейт! — сказала женщина. Слова она произносила как кокни, посещающий уроки красноречия. — Что ты делаешь в этих трущобах, чертов старый коммунист? — Она явно обрадовалась встрече.

— Привет, Джелли! Познакомься с моей подругой Флик, — сказал Перси.

— Рада с вами познакомиться, — сказала она, пожимая руку Флик.

— Джелли?[23] — уточнила Флик.

— Никто не знает, откуда взялось это прозвище.

— О, я поняла! — сказала Флик. — Имеется в виду гремучий студень.[24]

Джелли проигнорировала ее слова.

— У меня есть джин с итальянским вермутом, Перси.

Флик заговорила с ней по-французски:

— Вы живете в этой части Лондона?

— С десяти лет, — ответила она, говоря по-французски с североамериканским акцентом. — Я родилась в Квебеке.

Это не здорово, подумала Флик. Немцы могут не заметить ее акцент, а вот французы заметят наверняка. Правда, Джелли можно выдать за французскую гражданку, родившуюся в Канаде. Это вполне правдоподобная история, но довольно необычная и потому может привлечь внимание. Черт!

— Но вы считаете себя британкой?

— Англичанкой, а не британкой! — с наигранным возмущением сказала Джелли и снова перешла на английский язык. — Я принадлежу к англиканской церкви, голосую за консерваторов и не люблю иностранцев, безбожников и республиканцев. Конечно, о присутствующих я не говорю, — добавила она, посмотрев на Перси.

— Тебе надо жить в Йоркшире, на ферме, в таком месте, где иностранцев не видели со времен нашествия викингов. Не представляю, как ты можешь жить в Лондоне, в окружении русских большевиков, немецких евреев, ирландских католиков и неконформистов-валлийцев, понастроивших свои церкви по всему городу, словно кроты, уродующие зеленые лужайки.

— Лондон уже не тот, каким был раньше, Перс.

— Раньше — это когда ты была иностранкой?

Очевидно, это был старый спор.

— Рада слышать, что вы такая патриотка, Джелли, — нетерпеливо прервала его Флик.

— А почему вас интересуют подобные вещи, смею я спросить?

— Потому что вы можете кое-что сделать для своей страны.

— Я рассказал Флик о твоей… квалификации, Джелли, — добавил Перси.

Она посмотрела на свои ярко-красные ногти.

— Осторожнее, Перс, осторожнее! Как сказано в Библии, без осторожности нет и доблести.

— Я полагаю, вы знаете о некоторых впечатляющих достижениях в этой области, — сказала Флик. — Я имею в виду пластиковую взрывчатку.

— Я стараюсь не отставать от жизни, — с напускной скромностью сказала Джелли. Выражение ее лица изменилось, она пристально смотрела на Флик. — Это как-то связано с войной, не так ли?

— Да.

— Записывайте меня, для Англии я сделаю все, что угодно.

— Несколько дней вас здесь не будет.

— Без проблем.

— Вы можете не вернуться.

— Какое это имеет значение?

— Это может оказаться очень опасным, — тихо сказала Флик.

Джелли это как будто встревожило.

— Ох! — Она сглотнула. — Ну, это ничего не меняет, — без особой уверенности сказала она.

— Вы уверены?

Джелли стала задумчивой, словно что-то прикидывала.

— Вы хотите, чтобы я что-то взорвала.

Флик молча кивнула.

— Но ведь это не за границей?

— Может, и за границей.

Даже сквозь толстый слой косметики было видно, как она побелела.

— О Боже! Вы хотите, чтобы я отправилась во Францию?

Флик ничего не ответила.

— В тыл врага! Говорю как на духу — я слишком стара для таких вещей. Мне… — Она запнулась. — Мне уже тридцать семь лет.

Тебе лет на пять больше, подумала Флик, но вместо этого сказала:

— Ну так мы почти что одного возраста — мне около тридцати. Разве мы слишком стары для небольших приключений?

— Говорите за себя, моя дорогая.

У Флик упало сердце. Джелли не согласится.

Вся эта схема ошибочна, решила она. Нет никакой возможности найти женщин, способных выполнить эту работу и идеально говорящих по-французски. Этот план с самого начала был обречен. Отвернувшись от Джелли, она почувствовала, что вот-вот заплачет.

— Джелли, мы просим тебя сделать работу, которая имеет решающее значение для хода всей войны.

— Разыгрывай кого-нибудь другого, Перс, здесь этот номер не пройдет, — сказала она, но шутка была натянутой, и вид у женщины был вполне серьезным.

Он покачал головой:

— Я не преувеличиваю. От этого зависит, выиграем мы или проиграем.