Лезвие. Книга 1. Последнее Рождество (СИ) - Буянова Карина

- Да я бы никогда не пошла за тебя, Малфой! — снова взорвалась она. — Повторяю: твой Драко трусливый подлец. Всегда таким был и всегда останется. Кроме собственной шкуры его в этой жизни ничего не интересует - и чистоты нежных ручек, привыкших, что всю грязную работу за него делают другие, а он только выпендривается перед однокурсниками Черной Меткой.

- Пару минут назад ты говорила, что мой сын смелый, - невозмутимо напомнил Люциус.

- Я? Я так сказала? Вздор! Это не смелость, а вопиющий эгоизм, что ради девчонки Уизли он странным образом готов пойти против Господина - прекрасно отдавая себе отчет в последствиях, которые не заставят себя долго ждать! Чему ты улыбаешься, Люциус?! Ты этому радуешься?! Да как ты смеешь! Совсем рассудок потерял на почве борьбы с облысением?!

- Давай постараемся сохранить спокойствие, — очень тихо попросил Малфой. — Сядь, пожалуйста. Прошу.

Беллатрикс послушалась, шумно выдохнув. Она опустилась в кресло и, сжав руки, вперила в Люциуса глаза, горящие недобрым огоньком.

- Итак, мы имеем следующее, - сказал он. - Девочка нужна Милорду. Она скоро станет одной из нас — это очевидно. Согласись, сейчас крайне опасно пренебрежительно к ней относиться и позволять себе любые радикальные высказывания на эту тему. Что касается моего сына, повторюсь, он пока волен спать с кем угодно, и я искренне рад, что его выбор пал на чистокровную волшебницу с выдающимися магическими способностями, а не на какую-нибудь грязнокровку.

- Твой Драко не просто спит с ней.

- Вот как? — Люциус удивленно посмотрел на женщину так, будто увидел её впервые. — А что же он тогда делает? Все, что я вижу: Драко использует Уизли в своих целях, которые совершенно прозрачны. Мой сын хочет возвысить положение нашей семьи в глазах Повелителя. Он, как ты справедливо заметила, достаточно труслив, чтобы пойти против нас, и уж тем более — против Лорда. Так что Драко работает на опережение, говоря простым языком - выслуживается. Ничего не имею против.

Беллатрикс оглушительно расхохоталась, и Люциуса передернуло. Он никогда не понимал странной любви свояченницы к громким звукам и тем более - перепадов ее настроений, которые всегда сопровождались бурными и неожиданными эмоциональными проявлениями.

- Мерлинова борода, как же ты глуп, Малфой! Это великолепно! — воскликнула она, захлопав в ладоши. — Так ты видишь ситуацию, значит? О да, ты хотел бы, чтобы было так, и, скорее всего, твой сопляк тоже! Но всё изменилось, мальчики. Твой сын носится с этой Уизли, потому что её любит. Любит, Люциус - и лишь такой, как ты, может этого не понять! Драко влюбился и готов пойти против всех - семьи, Милорда, хоть всего мира - ради этой девчонки.

Люциус молчал. Им овладевали противоречивые чувства. Он отказывался верить словам Беллатрикс. Да, он видел всё, что делал Драко, слышал его высокопарные слова, обращенные к Уизли, но ни на минуту не допускал, что они могут быть правдой. Драко попросту не может любить эту девчонку. Он пытается влюбить ее в себя - и весьма успешно, вне всяких сомнений. Поэтому он пропал из общения с ней на две недели, а потом разыграл крайне убедительную сцену в Выручай-комнате, чтобы уж наверняка добиться желаемого результата. Конечно, он зря тратит на это столько времени и душевных сил, налицо излишний пафос и страсть к самодеятельности. Скорее всего, виноват юношеский максимализм и самонадеянность, хотя он и в детстве любил изображать актера драматического театра, приводя в ужас домовых эльфов и самого Люциуса в первую очередь.

Но вдруг Беллатрикс права?.. Люциус сжал набалдашник своей драгоценной трости до боли в пальцах. Любовь. Нечто, не поддающееся никакой логике. Странное чувство, перед которым не могут устоять даже самые умные и достойные из живущих. Нечто, кажущееся бездарной глупостью тем, кто этого не испытывал. Лорд не учел этой досадной мелочи — и пал в небытие на долгие годы. Люциус никогда не испытывал того, о чем по молодости читал во многих книгах, но ему были знакомы другие чувства. Жажда власти. Вожделение. Стремление обладать. Преданность кодексу рода Малфоев. Почти религиозная ценность всего, что связано с его Домом. Вера в традиции и чистоту крови. Тяга ко всему прекрасному, особенно к произведениям искусства.

Той любви, о которой сейчас говорила свояченница, Люциус Малфой не понимал. Тем не менее, он умел учиться на ошибках других и потому старался не пренебрегать значимостью этого чувства. Но в контексте Драко он об этом даже не задумывался. Как такое могло случиться с его сыном? Не иначе, в тетушку с материнской стороны пошел, подумалось Люциусу, и он бросил на Беллатрикс откровенно неприязненный взгляд.

- Ты знаешь, что я права, — довольно проговорила она. — Тебе это чувство неведомо, а ему — да.

- Дурная наследственность, — усмехнулся Люциус, не без удовольствия наблюдая то, как свояченица вспыхнула. — Так вот, почему ты одобряешь поведение Драко несмотря на все, что наговорила о нем здесь? Сочувствуешь ему, как товарищу по несчастью?

Беллатрикс пока молчала, но было видно, что это ненадолго: она едва сдерживала ярость. Малфой в очередной раз усмехнулся про себя. Беллатрикс Лестрендж страшна в гневе. А гарнитур орехового дерева его семья берегла века с 16-го… Очередная реплика вертелась у него на языке, и она должна была прозвучать, но - гарнитур!.. И ведь простым Reparo не отделаешься… Впрочем, Беллатрикс что-нибудь сломает и без его следующей реплики, так что рисковать, пожалуй, нечем. Он с сожалением обвел взглядом любимую мебель. А, черт с ней, была не была! Малфой придал лицу озадаченный вид и несколько мгновений разглядывал женщину так, словно хочет отыскать в ее лице ответ на свой вопрос. Потом его как будто осенило, и Малфой - с картинным жестом рукой и правой бровью, поднятой вверх - изрек:

- Ну конечно, как же я сразу не понял! Ты одобряешь действия Драко, потому что ревнуешь Повелителя к этой Джиневре Уизли!

Подлокотник кресла, в котором сидела Беллатрикс, с громким треском разлетелся в щепки.

- Заговариваешься, Малфой! — прошипела она.

Но Люциус только набирал обороты и не собирался останавливаться на полпути.

- Нисколько, дорогая. Это просто некоторое рассуждение на тему верности Темному Лорду. Драко бросает ему вызов, а ты сделаешь всё, чтобы помочь моему сыну, лишь бы Джиневра Уизли не попала в постель к Повелителю, — констатировал Люциус. — Понимаю, понимаю твои опасения. Конечно, Господина давно уже никто не интересует в плотском смысле, но кто знает, вдруг молодая кровь пробудит его?.. Молодые девушки это могут, тебе ли не знать, Белла? Когда-то, будучи как раз в возрасте этой Уизли, ты произвела на Милорда неизгладимое впечатление...

Второй подлокотник кресла постигла участь первого.

- Так что вместо того, чтобы помешать моему сыну сотворить непоправимую ошибку из-за этой вашей любви, вместо того, чтобы спасти честь нашей семьи, ты нас погубишь, потому что поможешь Драко, а не воспрепятствуешь, - резюмировал Люциус. - Должен ли я сообщить об этом Господину, как думаешь? Если я, конечно, верный и преданный ему Упивающийся Смертью, а не - как ты там сказала? - трус и подлец, который хочет усидеть на стульчиках...

- Делай всё, что хочешь! — крикнула Беллатрикс, вскакивая с кресла, которое от резкого толчка влетело в шкафчик из венецианского стекла времен эпохи Возрождения. Люциус с болью закрыл глаза, чувствуя, как сжимается сердце при звуке бьющегося и разпадающегося на мелкие осколки сокровища. — Я тоже найду, что сказать Милорду! Он знает, что я-то как раз ему верна, верна, как никто другой! Я никогда его не предам!

- Разумеется, он знает, и хотел бы я посмотреть на того, кто не в курсе твоей собачьей преданности, — едва слышно пробормотал Малфой, не отрывая взгляда оттого, как Беллатрикс крушит тот самый гарнитур, за который он так волновался. — И всё же, Белла, думаю, что мы с тобой сможем договориться, ведь здесь наши цели совпадают. Мы оба хотим жить и не потерять то, что дорого для нас. Продолжим разговор тогда, когда ты перестанешь крушить мое имущество, успокоишься и осмыслишь то, что я тебе сказал.