Трое шведских горных мужчин (ЛП) - Голд Лили

— Да. Конечно.

Я почти уверена, что это извинение. Коул не самый лучший специалист по высказыванию мыслей вслух, но поступки говорят громче слов, не так ли? Он увидел, что я расстроена из-за своих испорченных холстов, и решил исправить проблему. Это извинение.

— Спасибо, — тихо говорю я.

Он кивает, затем мотает головой в сторону узла, который я завязала.

— Где ты этому научилась?

— О. — Я оглядываюсь на него. — Мой отец служил на флоте. Когда я была маленькой, он часто показывал мне различные узлы. Я выучила все, что написано в книге.

— Вы близки с отцом?

Мое горло сжимается.

— Были.

— Он умер?

— Нет, просто… мы больше не близки. — Я помню, когда в последний раз видела своих родителей. Это было всего около недели назад. Выражение отвращения на лице моего отца, когда я появилась плачущей на их пороге, вспыхивает у меня перед глазами.

Никто из них не звонил. Я не думаю, что они даже заметили, что я уехала из страны.

Я стряхиваю с себя грусть.

— А что насчет тебя? Какая у тебя семья?

Он пожимает плечами.

— У меня никого не было.

— Совсем никого?

— Ни братьев, ни сестер, и все, о чем заботилась моя мама, это о том, с каким парнем она трахалась в то время. Я в значительной степени воспитал себя сам.

Это многое объясняет.

— Мама Илая заботилась обо мне, когда я учился в школе, — продолжает он. — Я провел половину своего детства в его доме или Рива.

— И с тех пор вы живете вместе?

— И да, и нет. — Я жду, что он продолжит, но он возвращается к своей работе. Этот разговор явно окончен.

Я выглядываю из дверного проема, снова смотрю на мягко падающий снег.

— Я подумала о том, чтобы соединить эту штуку с домом страховочным тросом. Илай сказал, что ты ею не пользуешься, но она была бы хорошим укрытием, если вдруг ты не можешь подъехать на машине до самого дома.

— В этом нет необходимости. Я единственный, кто когда-либо идет в этом направлении.

Я прищуриваю глаза.

— И что? Может, ты и придурок, но ты заслуживаешь смерти не больше, чем другие.

— Пустая трата времени, — повторяет он.

Я вздыхаю, поднимая веревку.

— Как скажешь. Я все равно это делаю. Спасибо за холсты.

Он не отвечает, и я возвращаюсь во двор, волоча за собой веревку.

Илай выходит из дома, зевая, как раз в тот момент, когда я заканчиваю. Веревочный трос выглядит идеально. Расположившись примерно на уровне талии, он туго натянут по краям двора и тянется до самого низа подъездной дорожки к дому. Он достаточно незаметен и сливается с деревьями, только если не искать его активно.

Илай выглядит впечатленным.

— Срань господня. — Он дергает за веревку. — Это действительно умно.

— Да? — Я отряхиваю снег с перчаток. — Думаешь, это поможет?

— Я не понимаю, как это может не помочь. — Он целует меня в макушку. — Спасибо, детка.

— Всегда пожалуйста. — Я расправляю плечи. — Я плохо спала. Пойду, пожалуй, вздремну.

Он игриво шлепает меня по заднице, когда я прохожу мимо него в коридор, стряхивая снег со своего тела. После всей этой работы я едва держусь на ногах. Я иду по коридору в свою комнату для гостей, готовая рухнуть на переносную раскладушку.

Но когда я открываю дверь, кровати уже нет. Вместо этого комната обставлена как маленькая студия.

Я смотрю вокруг широко раскрытыми глазами. Пока я была во дворе, Коул, должно быть, принес сюда все мои краски. Он поставил горшки у стены, рядом со стопкой холстов и моими сложенными тряпками. Мой мольберт гордо стоит посреди комнаты, а рядом с ним стоит маленький табурет. Там есть потрепанный стол и стул, отодвинутые в угол, и он добавил еще пару ламп, чтобы я могла регулировать освещение.

Внезапно я совсем не чувствую усталости. Возбуждение разгорается у меня в животе. Я наклоняюсь, чтобы поднять холст и поставить его на мольберт, а затем начинаю копаться в своих красках.

ГЛАВА 18

ИЛАЙ

Мне чертовски скучно.

Я беспокойно брожу по хижине, поднимая вещи и кладя их обратно. Мне нечего делать. С момента последнего шторма прошло больше недели, так что последние восемь дней я провел на работе, давая частные уроки катания на лыжах. Однако сегодня у меня выходной, а все остальные слишком заняты, чтобы тусоваться. Ривен работает. Коул стоит возле сарая, разделывая какую-то дичь, которую ему принес охотник. Дэйзи рисует.

Ноги сами несут меня по коридору к ее двери. Дэйзи оставила ее открытой, поэтому я прислоняюсь к дверному косяку и наблюдаю за ней. Она рисует женщину, сидящую за туалетным столиком и закалывающую волосы. Фотография, присланная ее клиентом, прикреплена к верхней части холста, и она смотрит на нее снова и снова во время работы. Картина, очевидно, еще не закончена, но даже сделанная лишь наполовину, она восхищает меня своей реалистичностью. Можно практически почувствовать мягкую кожи женщины.

Дэйзи тянется за чистой кисточкой, слегка покручивая ее. Она танцует во время работы, покачивая бедрами под какую-то дерьмовую попсовую песню, играющую по радио. Ее волосы собраны сзади в бандану, а на щеке размазана розовая краска.

Она выглядит чертовски мило.

Дэйзи пробыла с нами уже почти две недели, и это время похоже на рай. Было много секса. Очень много. Утренний секс, полуночный секс, послеобеденный секс, быстрый секс перед работой. Но это больше, чем просто трах, мне просто нравится быть рядом с ней. Мне нравится, когда есть к кому прийти домой. Мы все время тусуемся, готовим, играем в игры, смотрим фильмы. Большую часть ночей мы часами разговариваем, позволяя времени незаметно ускользать. Я могу точно сказать, что я по уши влюблен в эту девушку. Я не знаю что я буду делать без нее. Я всерьез подумываю о том, чтобы подкупить механика, чтобы он снова сломал ее машину.

Пока я наблюдаю, ее телефон пищит. Она кладет кисточку и берет его, проверяя уведомление. Ее плечи опускаются, когда она читает полученное сообщение.

Что ж, мы не можем этого допустить.

— Все в порядке? — спрашиваю я.

Она подпрыгивает от испуга.

— Господи, Илай! Ты напугал меня до чертиков!

— Прости, Динь. Что случилось?

— Ничего. Просто сообщение. — Она кладет телефон в карман и улыбается мне. Мое сердце колотится в груди. Я не могу вынести то, как она на меня смотрит. В ее глазах столько нежности. — Тебе что-то было нужно?

— Только твое внимание.

Она смеется, пересекая комнату и попадая в мои распростертые объятия. Я целую ее, долго и глубоко. Она издает тихий звук, опуская руки с моих плеч к бицепсам. Я конечно же напрягаюсь, чтобы Дэйзи смогла полностью ощупать меня, и она одобрительно мычит. Ее пальцы пробегают по моей татуировке.

— На что была похожа тюрьма?

Я чувствую как отключаюсь. Внезапно я больше не могу улыбаться. Я едва могу дышать.

Наверное, это отражается на моем лице, потому что она выглядит потрясенной.

— Извини. Извини, я была слишком назойлива. Если для тебя это тяжелая тема, ты не должен говорить со мной об этом.

— Нет. — Я хмурюсь. — Нет, все в порядке. Я могу. — Я ненавижу, что звучу так, будто пытаюсь убедить в первую очередь себя.

Она кладет руку мне на затылок.

— Я не хочу, чтобы ты делал это, если тебе будет больно, — тихо говорит она. Мой желудок опускается, когда я смотрю в тающие карие глаза.

Я помню что она сказала, когда я впервые рассказал ей о своем тюремном заключении. Что бы ты ни сделал, это не могло быть так уж плохо, потому что ты неплохой человек. Эта девушка, которая знала меня на тот момент буквально три дня, поверила мне. Я знаю Ривена и Коула почти два десятилетия, и они мне не поверили. Мои родители мне не поверили. Гребаные присяжные, тюремный персонал, и каждый человек, которого я встречал, мне не верил.

Но она это сделала. Она видела меня насквозь. Если есть кто-то, с кем я могу поговорить об этом, так это она.

Я прочищаю горло.